В последние годы рыцари на чужих землях тоже занялись добычей людей. Сбывают их перекупщикам, а те, смешно сказать, — рыцарским же врагам, против кого сражались более ста лет за Гроб Господень. Сначала подержат недолго в полоне; не успеешь обменять своего человека — ищи его потом по всему свету, на нём, уж где-то в далёкой земле, стоит клеймо: он за хозяйскими конями ухаживает, верблюдов стережёт или ласками по ночам хозяина ублажает, потому как на рынках юные девицы без изъяна в теле тоже ценятся.
Однако для того и князь, чтоб не допускать разбоя на своих землях. Уведут людей с земли — кто на неё сядет? А земля опустеет, не понадобится и князь.
До места, где разбойничали рыцари, добрались к закату. Путь указывал сын старосты той деревни, которую полностью взяли в полон.
От бывшей деревни уже издали тянуло горелым. А как приблизились, увидели порушенные огнём дома. От одних почти ничего не осталось, кроме большой кучи ещё горячих углей да черепков посуды, на месте других лежали обугленные брёвна.
— Как же это, княже! — потерянно воскликнул сын старосты. — За что? Худа мы им не делали!
Скоро показался и сам староста с остатками людей, успевший спрятаться в лесу.
— Туда поехали, там ловите, — показал староста, — большое войско.
В той стороне было большое селение.
— А не станут ли они там на ночь, князь? — предположил Василий, который был теперь почти всегда рядом с Довмонтом. — Съезжу-ка я взгляну, что и как.
Довмонт отпустил с ним ещё одного воина, остальным же, выставив дозорных, приказал отдыхать.
Ночь прошла беспокойно. Дружинники, тревожно прислушиваясь, вглядывались в темноту. В лесных людей-оборотней — волкодлаков — они, может, и не очень верили, но тревога не уходила. Василий же так и не возвращался.
Довмонт не знал, на что решиться, — посылать новых лазутчиков, ехать самому?
Неожиданно они услышали конское ржание. Несколько человек, стараясь двигаться бесшумно, отправились на зов лошади. Скоро они привели её к Довмонту. Это была лошадь Василия. На голове её возле правого уха виднелась рана. У седла висел кистень, которым Василий любил пользоваться в схватке, да в этот раз не успел. Теперь всем стало понятно, что где-то там, в темноте, была схватка, Василий же или убит, или попал в полон сам.
Первым желанием Довмонта было вскочить на коня и мчаться на выручку. Однако если там ночная засада, то рыцари только этого и ждут.
— Есть обходной путь? — спросил князь у сына старосты.
— Там озеро — дорога ведёт по левому берегу, но можно пройти и по правому.
— Тогда веди, как станет светать.
Воины надели доспехи и, едва только тьма стала сереть, неслышно, готовые в любую минуту к нападению, тронулись в путь.
Скоро они достигли озера и повернули к правому его берегу. Неожиданно сын старосты остановился и молча указал на противоположный берег.
По тому берегу, также осторожно, ехали рыцари. Это был большой отряд, около сотни, но следом за ним показался и второй. А был наверняка ещё и третий — кто-то ведь стерёг пленных с обозом.
— Ты был прав, — сказал князь, — их немало.
По-видимому, рыцари охотились за ними. Что ж, пусть поохотятся, особенно если их столь много.
— Есть тут большое топкое болото? — спросил Довмонт.
— Болот у нас много, князь.
— Мне нужно такое, чтобы посредине был остров, а к острову вели с двух сторон узкие тропы, так чтобы сошедший с тропы тонул.
Сын старосты немного подумал.
— Есть и такое.
Довмонт разделил отряд. Отобрал тех, у кого были самые быстрые лёгкие лошади. Велел остаться им только в кольчужных рубахах.
— Затеем лёгкую сечу, ты держись в стороне, потом изображаем, что бежим, и заманиваем рыцарей в болото, к острову. Тут ты будешь первым, нас поведёшь. Лошадь тоже поменяй.
Сын старосты быстро понял план, радостно заулыбался и сменил свою маломощную лошадёнку на кобылу Василия.
— В том болоте они все и перетонут.
— Кто не утонет, того мы добьём, — добавил Довмонт. — Вы, — князь повернулся ко второй части малой своей дружины, — себя не выдавайте, чтобы рыцари вас не видели. Но как они за нами устремятся, так и вы за ними к болоту. А там уж встретимся. Доспех наш тоже подвезёте к болоту. И готовьте луки со стрелами.
Довмонт повернул свою часть дружины навстречу рыцарям. Встреча произошла невдалеке от озера. Лёгкий отряд напал на передовую часть рыцарского войска. Рыцари дрались отчаянно, князь быстро понял, что это были не те молокососы, которых когда-то легко удалось пленить. А когда часть рыцарей стала уходить в лес, чтобы взять в кольцо воинов Довмонта, князь подал сигнал к бегству. Тут уж должен был не подвести Старостин сын. Он таки ввязался в сечу, огрел какого-то всадника палицей и чуть было не получил в ответ мечом по голове. Хорошо, Довмонт успел оттеснить того всадника.
По узкой тропе — звериной ли, человечьей — они мчались вслед за сыном старосты и слышали за собою топот рыцарского войска. Наконец лес расступился, пошли чахлые берёзки да сосенки, утопавшие в высоких кочках.
— Ступать только следом за мной! — приказал Довмонт.
Сначала под копытами лишь легко хлюпал влажный мох, потом началось более вязкое место, вокруг были лужи, покрытые рыжей, застойной водой.
Им удалось оторваться от рыцарского воинства, и, когда они выбрались на остров, рыцари как раз подошли к берегу болота. Посовещавшись недолго, они продолжили преследование.
Довмонт приказал дружинникам изображать растерянность. Бежали, мол, бежали и вот забежали на остров, а куда далее — никто не знает, если всюду топь.
Рыцари сначала рассыпались по болоту, но, когда некоторые стали вязнуть, тоже выстроились цепочкой.
— Не пора ли уходить, князь? — спросил сын старосты.
— Пусть все войдут, в болоте места хватит.
Отсюда, с возвышенности острова, ему была видна подходящая вторая часть его дружины. Передние рыцари уже выбирались на сухое место, их заталкивали копьями назад в болото.
— Пора! — наконец скомандовал Довмонт.
Вторая половина пути через топь была труднее. Лошади, проваливаясь, с трудом выдёргивали ноги. Последние человек десять еле выбрались.
Зато преследовавшие их рыцари, в тяжёлом своём вооружении, и вовсе застряли. Но и развернуться им тоже было невозможно.
— Теперь сочтёмся, — засмеялся князь, наблюдая со своего вороного, как в разных местах топь засасывает рыцарских лошадей.
Некоторые всадники решили добираться пешим образом, но и они, провалившись по пояс, уже едва держались. Те рыцари, что наблюдали с острова, наконец поняли, в какую ловушку их завёл князь, и заспешили назад, к противоположному берегу. Но и эта часть бывшей тропы, непригодная для переправы столь большого войска, уже была вся разрыта лошадьми. Один за другим всадники проваливались в топь и здесь.
— Здесь нам делать Нечего, они утопнут и без нас, — сказал князь, — будем искать тех, кто стережёт полон.
Если Божии дворяне, рыцарей называли ещё и так, ночевали в большом селении, то и полон должен быть неподалёку. Пленников приходится и укрывать, и поить, и кормить, иначе какой смысл на них охотиться.
— Веди к селению, — приказал Довмонт сыну старосты. Тем более что и Василия надо было искать где-то там.
Поблизости от селения, когда дорога сделалась шире и утоптанней, остановились.
— Дозорных отыскать и тихо убрать, — приказал князь.
Четверо его дружинников спешились и, чутко ступая, направились дальше. Скоро в той стороне трижды прокуковала кукушка.
— Можно идти, но не быстро.
Князь ехал вслед за сыном старосты. Скоро они встретили и своих лазутчиков.
— Были дозорные, князь, двое их было, убрали, как сказал.
Селение просматривалось сквозь деревья. У крайней избы рядом с колодцем-журавлём поили лошадей несколько человек без доспехов, в немецком платье.
— Совсем забылись, живут будто у себя при замке.
Довмонт сделал несколько шагов вперёд и разглядел на другом краю, за скотьей загородкой из нескольких жердей, десятков пять людей, сидящих и лежащих на земле. Это и был полон.
Неожиданно сбоку от них кто-то негромко свистнул. Довмонт оглянулся и увидел Василия. С избитой, в синяках рожей, но живого!
— А я сбежал, князь, от них. Недавно уполз, — сообщил счастливый Василий. Он взглянул на сидящего верхом на его лошади сына старосты и сказал удивлённо: — И лошадь моя, голубушка, с вами! Ужели сама нашла?
— Сама, — сказал сын старосты. Было видно, что он не очень-то хотел пересаживаться на свою, которую привела к болоту вторая группа.
— Ты драться-то можешь, не слишком они били? — засомневался князь. — Не полежать ли тебе?
— Ой, князь, что-что, а драться я всегда могу, дай только чем, а то, видишь, всё отняли!
Василию дали запасной меч.
— А где их другой отряд? — забеспокоился он. — У них большой отряд с рассветом пошёл по этой дороге.
— Считай, их больше нет, — засмеялся Старостин сын, — в болоте друг дружке тонуть помогают.
— А эти сидят, ни о чём не ведают.
— То нам и нужно, сколько их, знаешь? — спросил князь.
— Полусотня наберётся, а больше вряд ли.
— Тогда все будут наши. Заходим в селение с двух сторон, по крику кукушки. Всех, кто в немецком платье, с оружием, рубим. Кто бросит оружие, тех на середину, вы, — Довмонт указал на сына старосты и Василия, — станете их стеречь, чтоб не разбежались. Потом решим, что с ними делать.
— Князь, позволь и мне подраться, хочу сквитаться за спалённую деревню, — запросил сын старосты, — я страсть как люблю подраться.
— Да уж ты никак сквитался, на болоте, — засмеялись дружинники.
— Дайте ему меч тоже, — приказал Довмонт. — А кто из рыцарей без оружия в лес побежит, туда ему и дорога. Ты, Василий, веди свою половину в обход, ежели тоже желаешь сквитаться. Как изготовишься — крик кукушки.
Племянник магистра Ливонского ордена Зигфрид фон Роденштейн тоже хотел сквитаться.
Лишь несколько месяцев назад его выкупили из новгородского плена, а перед этим подвергали всевозможным унижениям. Достаточно сказать, что в первой же схватке какой-то то ли русский, то ли литовский князь отнял у него меч, уверяя в присутствии свидетелей, что меч этот был украден. И хотя дядя утешал, что даже за то, что он просто остался живым в той битве, уже надо благодарить Господа, Зигфрид смиренно считал, что от Господа он кое-чего недополучил, например рыцарской славы. И решил, что возьмёт её сам. Да и за зимние унижения следовало отомстить. А потому и отправился на земли того самого князя в поход, обещающий неплохую добычу и множество пленных. Сейчас он уже довольно устал от этого похода и затосковал по уюту в родовом замке, но ничего не поделаешь — долг есть долг, и его надо нести до конца, как и свой крест.
Селяне здесь жили весьма убогой, дикой жизнью. Узнав о приближении рыцарей, они стремились убежать в лес, поэтому пленных было не такое уж множество. Дорогих украшений и вовсе не было никаких. И даже ни одной юной красотки, за исключением толстозадой, кривоногой, перемазанной в золе невежественной девки, которая не успела сбежать из селения. Что ж, пришлось, несмотря на её сопротивление, удовольствоваться чем послал Бог.
Теперь же он прогуливался по единственной улице селения в ожидании рыцарского отряда, который выехал на рассвете, чтобы поймать шайку каких-то воинов, якобы появившуюся вчера в окрестных лесах.
Рыцарь Зигфрид был весьма удивлён, когда с двух сторон с дикими воплями в селение неожиданно ворвались чьи-то воины. Он даже не мог оказать сопротивление, ибо свой новый меч оставил внутри дома. На его глазах воины диким, варварским способом расправлялись с выбежавшими из домов рыцарями. Вместо того чтобы вызвать на честный поединок или, в конце концов, дать надеть доспехи и приготовиться к битве — а именно так должны поступать благородные люди, — воины, словно разъярённые кентавры, приросшие к лошадям, топтали своими конями и по-мужичьи избивали благороднейших рыцарей, словно перед ними был скот.
Когда же перед ним появился тот самый литовский князь, что зимой отобрал у него меч, оставалось только, воздев руки к небу, прокричать в ужасе:
— Мой Бог! Вы опять здесь?!
— Этого фона не трогать, я с ним поговорю потом! — крикнул Довмонт на ходу, устремляясь к центру селения.
Скоро те из рыцарей, что не пожелали сдаться, были уничтожены, остальные жалкой кучкой растерянно толпились посредине улицы.
Всех, кто был в полоне у рыцарей, отпустили немедленно. А были это местные мужики да бабы, согнанные из соседних сел.
— Кормильцы, спасители наши! — причитали счастливые женщины, расходясь по домам.
— А вот и знакомец мой, — сказал Довмонт, подъезжая к кучке пленных, — что вас снова принесло на эту землю?
— Только провидение, князь! Моя жизнь снова, как и тогда, в вашей власти!
— Жили бы себе спокойно в замке... а теперь что с вами делать? Надеюсь, меч у вас в этот раз не краденый?
— В это мгновение у меня просто нет меча...
Дружинники Довмонта окружили их, слушая, о чём говорит по-немецки князь с пленным разряженным рыцарем.
— Послушайте, барон, я отпущу вас без выкупа, но если попадётесь ещё раз — считайте себя мёртвым.
— Уж лучше убейте меня сейчас, князь, — ответил Фридрих. Кругом были его же товарищи по оружию, и он не желал показывать при них свою слабость.
— Как сказал, так и будет. — И Довмонт повернулся к своему помощнику с избитым, распухшим лицом: — Дать этому барону лошадь, пусть возьмёт свой меч и пусть уходит в любую сторону. Остальных гоним в Псков.
Кто-то из дружинников сходил в дом и принёс Фридриху меч.
— Лошадь сам оседлаешь, мы тебе не холопы.
И все повернулись к нему спиной, словно такого рыцаря больше и не было. Но Зигфрид был и держал меч свой в руках. Сжав меч, он почувствовал, что настал миг его славы. Пусть он поступит не вполне рыцарским образом — немало подвигов и прежде совершались с помощью хитрого ума. Зато он отплатит за прошлые унижения и сегодняшнее. А те, что останутся живы, расскажут об этом его поступке всему рыцарству. Его же удар мечом скорей всего будет для него и последним. Лишив жизни опасного врага, он потеряет и свою. Что же, он готов. Довмонт разговаривал о чём-то с дружинниками, и они громко смеялись. Никто из них не смотрел на него.
— Так вот же тебе за всё! — выкрикнул рыцарь Фридрих фон Роденштейн и взмахнул мечом.
— Берегись, княже! — услышал Довмонт крик сына старосты и быстро обернулся.
Он бы не успел защититься от удара меча, и здесь в этот миг закончилась бы его жизнь, но успел сын старосты. Длинной своей толстой дубиной он выбил меч из руки рыцаря. И правая рука несчастного Фридриха снова, как зимой у Раковора, беспомощно повисла.
Дружинники хотели зарубить Зигфрида сразу.
— Как я сказал, пусть так будет, — заслонил его князь. — Пусть уходит отсюда, но уже без меча.
Несколько дружинников отвели Зигфрида — вместе с лошадью, но уже безоружного — на край селения и, не удержавшись, дали ему пинка.
А на пути у князя стоял Старостин сын.
— Князь, молю тебя, возьми ты меня в свою дружину.
— Как же я могу взять тебя, ежели ты чей-нибудь человек? — удивился Довмонт.
— Мы с отцом вольно на земле сидим, и долгов у нас нет. Возьми меня, князь!
Конечно, схватка в селении была лёгкой, но сын старосты показал себя в ней неплохо. Двоих рыцарей обезоружил. Да и только что самого князя уберёг.
— Возьмём? — Князь повернулся к Василию.
— Можно, — ответил Василий, и все с ним согласились. — Тебя звать как, Старостин?
— Так ведь я тоже Василий.
— Будешь Василий Старостин.
Инок Кирилл пришёл в дом бездетной семьи, где жили старик Ибн Хафиз и Убайд.
— Проходи, — сказал ему Убайд, — в этот час мы с учителем не принимаем больных, но хорошему гостю рады всегда.