– И все-таки кто-то проговорился, – заметил Драммонд. – И учитывая все то, что ты сказал, это должен быть один из вас восьми.
– Лично я уверен, что это сделал сам граф, – сказал Эндрюс. – Неумышленно, конечно. Он из тех, чья храбрость граничит с безрассудством, когда речь идет о его собственной безопасности. Но при этом он готов сегодня вечером подчиниться некоторым мерам предосторожности, нравятся они ему или нет.
– Это тоже страшная тайна? – спросил Драммонд.
– Только не от тебя, – ответил Эндрюс. – Хотя мне и не хотелось бы, чтобы ты рассказал кому-то еще. Он не будет ночевать в той комнате, которую занимает сейчас. Он переоденется к ужину, но когда отправится спать, в комнате перегорят пробки. Или же лорд Серл объяснит ему все прямо. Граф перейдет в детскую, и один из моих людей всю ночь будет дежурить у его двери. А я займу комнату графа, и тогда мы, возможно, что-нибудь узнаем.
– Похоже, ты относишься к этому со всей серьезностью.
– Конечно. Но, в любом случае, я тоже буду осторожен. Думаю, что моя идея, при всей своей простоте, обеспечит максимальную надежность при минимуме неудобств. Если угроза придет снаружи, то о ней позабочусь я, если изнутри, то у нее на дороге окажется один из моих людей.
– А что должны делать мы?
– Держите глаза открытыми весь вечер и отмечайте все, что покажется подозрительным. Если я вам понадоблюсь, то ищите меня в одной из гостиных. Если фраза «оружие не поможет» подразумевает, что они применят грубую силу, вам не нужно объяснять, что делать, – добавил он с усмешкой и поднялся из-за стола. – Нет, спасибо, второй не надо. Я должен проверить, что делают мои мирмидонцы5. Надеюсь, мы еще увидимся.
– Так вот почему нас удостоили такой чести, – сказал Драммонд, как только за инспектором закрылась дверь. – Я надеялся, что им понадобилась моя консультация по важным государственным вопросам, но жизнь полна разочарований. Однако, раз уж мы должны проявить ловкость Шерлока Холмса, нам потребуется еще пиво. А потом придется ковылять назад. Но вот что мне непонятно, – продолжил он, когда перед ним поставили новую кружку с пивом. – Почему автор этого послания изъясняется намеками? Почему этот диккенс, взяв на себя труд написать письмо, не сказал больше? Может, он сам толком ничего не знал или его беспокоило что-то другое?
– Вот потому-то я и решил, что это розыгрыш, – заметил Элджи.
– Ты все врешь, старый плут, – невозмутимо ответил Драммонд. – Ты даже не думал об этом, пока я не сказал. А теперь допивай свое пиво и вытри подбородок. Тебе нужно вернуться и сменить манишку. И ради всего святого, не рассказывай старине Динару о своих французских похождениях, иначе принятые Эндрюсом предосторожности окажутся напрасными. Хотя должен признать, – зловеще добавил он, – что такая смерть была бы милосердным избавлением от необходимости выслушать твой рассказ.
Трудно было вообразить другое место, столь же мало подходящее для мыслей о насилии и убийствах, как замок Оксшотт тем вечером. Ужин накрыли в большом банкетном зале, а угощение делало честь даже знаменитому шеф-повару лорда Серла, да и разговоры за столом текли на удивление свободно. Дипломатам понадобилось время, чтобы осознать причину, по которой на ужине присутствовали Драммонд и Элджи. По общему молчаливому согласию, никто не позволял себе никаких намеков на письмо тревожного содержания. Граф, похоже, принял Элджи за умственно отсталого родственника – этакий скелет в семейном шкафу, а Драммонда – за хранителя этой тайны. Однако все вышесказанное не помешало французу отпустить два-три замечания, за которые на Флит-стрит уплатили бы не одну тысячу. Метерен не многим уступал Динару в откровенности.
Женщин за столом не было, и никаких других гостей также не приглашали. По ходу ужина Драммонда так захватили проблески маленьких человеческих слабостей, обычно тщательно скрываемых людьми, стоящими у руля государства, что он едва не забыл, зачем здесь находится. Но задернутые якобы для защиты от комаров портьеры и неподвижные силуэты за ними по обеим сторонам открытого окна вернули его к реальности. Эти были силуэты двух сотрудников Эндрюса, и еще двое стояли за дверями.
Драммонд сидел между бельгийским министром и Марком Стэдменом, который, похоже, полностью избавился от утренней неприязни к нему.
– Я и представить себе не мог, капитан Драммонд, – произнес Стэдмен за портвейном, – что вы настолько дружны с лордом Серлом.
– Я бы так не сказал, – улыбнулся Драммонд. – Просто мы с его сыном, который женат на моей кузине, вместе были в Сандхерсте6, а старик пару раз приглашал меня пропустить по глоточку. И теперь маленький Билли зовет меня дядей.
– В самом деле? А я поначалу принял вас за неофициального телохранителя, нанятого для нашего гостя.
– И совершенно справедливо. Если бы не это анонимное предупреждение, меня бы здесь не было.
– И что вы о нем думаете? – спросил Стэдмен.
– Ничего не думаю, – откровенно признался Драммонд.
– Перед ужином я встретил инспектора Эндрюса, – заметил Стэдмен. – И мне показалось, что он тоже в полном недоумении. Однако он предпринял все возможные меры предосторожности. Не будет ли нескромно с моей стороны спросить, какова ваша роль?
– Ничуть, – ответил Драммонд. – Поскольку Эндрюс и его помощники не могут присутствовать на ужине, моя задача состоит в том, чтобы подмечать любые странности.
– Но что может случиться? – с удивлением улыбнулся Стэдмен. – Это похоже на остросюжетную пьесу: секретные лучи смерти или что-то еще столь же смехотворное.
– Да, разумеется, – согласился Драммонд. – Признаться, все это кажется чрезвычайно далеким от происходящего за столом.
– И все же, – глубокомысленно произнес Стэдмен, – просто удивительно, какую помощь может оказать преступникам наука, пусть даже это и противоречит только что сказанному мной.
– Точно так же она способна помочь и раскрытию преступления, – возразил Драммонд.
– Не знаю, не знаю. Я готов согласиться с вами, если брать в расчет обычные, примитивные преступления. Но в этих случаях злоумышленники не используют достижения науки, в отличие от полицейских. Я же говорю о преступлениях высшего порядка, каковым вынужденно стало убийство.
– Что значит «вынужденно»?
– Пусть даже грабители или, к примеру, фальшивомонетчики прибегают в своем деле к науке, но получить вознаграждение они могу только тем способом, который к науке не имеет никакого отношения. Они должны обратиться к скупщику, чтобы обменять у него свои поддельные пятаки. И поскольку эта процедура избавления от своего добра почти не изменилась с прошлого века, преступники на ней и попадаются. С убийством все иначе.
– Может быть и так. Но со времен Каина и Авеля одна вещь неотделима от убийства, и никакая наука не сможет это изменить. Мотив.
– А если предположить, что никакого мотива нет?
– Значит, убийца – сумасшедший, – ответил Драммонд. – Или кто-то вроде Джека Потрошителя.
– Хорошо, я уточню. Предположим, нет мотива, указывающего на конкретного человека.
– Я все еще не понимаю, – признался Драммонд.
Стэдмен пододвинул стул ближе и понизил голос.
– Возьмем отвлеченный пример, – сказал он. – Наш друг, о чьей безопасности все сейчас заботятся. Мотивы, по которым кто-либо пожелал бы устранить графа, никак не были бы связаны с его частной жизнью – ни с любовными интригами, ни с ревностью, ни с личной враждой. Ничто не указывало бы на какого-то определенного человека и не говорило бы: «Ты еси муж сотворивый сие»7. Мотивы могут быть только политическими, связанными с его взглядами, которые не разделяют тысячи людей. Поэтому я и говорю: если бы графа убили сегодня вечером, то я, при всей очевидности мотива, не взялся бы помогать полиции в поимке преступника.
– Это правда, – согласился Драммонд. – И если преступление будет подготовлено с таким искусством, что злоумышленник сумеет ускользнуть и не оставит очевидных улик, то его, несомненно, никогда не отыщут.
– К этому я вас с самого начала и вел, – сказал Стэдмен. – Пятьдесят лет назад при подобных мерах предосторожности бегство преступника было бы невозможным, поскольку он действовал бы примитивными методами. Вместе с бандой сообщников он перестрелял бы полицейских и прикончил бы саму жертву или подсыпал бы яд в виски: других способов убийства тогда еще не существовало. Сейчас дела обстоят иначе. Вот в чем наука больше помогает преступникам, чем полиции.
– Сомневаюсь, чтобы Скотланд-Ярд с вами согласился, – с улыбкой заметил Драммонд.
– Совершенно исключено, – усмехнулся Стэдмен. – И тем не менее это правда. Я твердо убежден, что при наличии времени, мозгов и кое-каких денег совершить нераскрываемое убийство достаточно просто.
– Многие люди думали так же, но оказалось, что они ошибались, – сказал Драммонд, вставая из-за стола.
– Но многие и оказались правы, – ответил Стэдмен, выходя в холл. – Однако будем надеяться, что сегодня нам не придется проверять справедливость моих слов. Я обещал Билли раскрасить еще двух солдатиков, а это искусство требует твердой руки.
Разумеется, никто не удивился, когда около полуночи гости снова собрались поговорить перед сном. Три политика и хозяин замка уединились для секретного совещания. Стэдмен не захотел вместе с остальными слоняться без дела и занялся своей армией в углу бильярдной. И когда все уже решили угоститься последним глотком перед сном, он с вполне простительной гордостью продемонстрировал плоды своих трудов.
На подносе выстроились в одну колонну двенадцать доблестных воинов и фельдмаршал на гарцующем черном жеребце. Стэдмен признал, что отряд получился слишком маленьким для такого высокопоставленного офицера. Но все попытки понизить его в звании встретили твердый отпор со стороны Билли. Место фельдмаршала в колонне тоже не соответствовало строевому уставу. Вместо того чтобы возглавить свою армию, трусливый пожилой джентльмен пристроился почти в самом ее хвосте. Позади него шагали только храбрый солдат из Зеленых Жакетов8, ведущий под уздцы армейского мула, и санитар в форме Королевского медицинского корпуса. Остальные, во главе с бравым тамбурмажором, шли впереди, сверкая алыми мундирами.
– Не трогайте руками, – предупредил Стэдмен. – Они еще не высохли.
– Не позавидуешь этому горцу, – рассмеялся его светлость. – Похоже, жеребец фельдмаршала опустит ногу прямо ему на шею.
– Это Билли их так расставил, сэр, – объяснил Стэдмен. – Горец – личный телохранитель фельдмаршала.
Он поставил поднос на подоконник и обернулся к Драммонду.
– Мы сошлись на Черной Страже9, – усмехнулся он. – Так что ничья честь не пострадала. Эй, а чем это обеспокоен граф?
Француз стоял возле камина и энергично жестикулировал. Лорд Серл пытался успокоить его.
– Но послушайте, дорогой друг, это же нелепо! – воскликнул граф. – Я весьма ценю вашу заботу, как и усилия нашего доброго инспектора. Но переходить в другую спальню из-за того, что какой-то сумасшедший написал дурацкую записку, – это смехотворно. Вы еще попросите, чтобы я заглянул под свою кровать, как не утратившая надежд пожилая леди. Хорошо, раз уж вы настаиваете, мне остается только повиноваться столь радушному хозяину. Пожалуй, я пойду спать, если не возражаете.
– Из-за чего весь переполох? – шепотом спросил Стэдмен Драммонда.
– Это еще одна хитрость Эндрюса, – ответил Драммонд. – Даже слуги ничего еще не знают. Граф перейдет в другую спальню, а его место займет сам Эндрюс. Да что с вами? – добавил он с усмешкой. – Кажется, вас это огорчает?
– Не говорите глупости! – сказал Стэдмен. – С чего это мне огорчаться? Хотя должен признаться, что согласен с графом: в этом нет особой необходимости.
Драммонд с непроницаемым видом прикурил сигарету.
– Возможно, – согласился он. – Но все-таки следует соблюдать осторожность.
Он отвернулся. Почему Стэдмен так остро отреагировал, услышав новость? Это длилось лишь одно мгновение – короткое, как вспышка, но такому проницательному наблюдателю, как Драммонд, прямо-таки бросилось в глаза. Чем вообще мог задеть лично Стэдмена тот факт, что граф собирается ночевать в своей спальне или в угольном подвале, если только…
Драммонд задумчиво отпил из стакана и вспомнил о разговоре за ужином. А также о том, каким раздраженным выглядел Стэдмен во время спора из-за цвета килтов. Может быть, это два очень разных проявления одной и той же слабости – тщеславия? В случае с килтами – досада из-за совершенной ошибки, в другой раз – нечто вроде извращенной гордости за собственный план, которым ему так и подмывало похвастаться, пусть даже слушатели не должны ничего о нем знать.
– Старый сукин сын, – пробормотал Драммонд себе под нос. – Ты даже не скачешь рысью, ты мчишься галопом. Ты посчитал этого парня лисой в курятнике. Но это полная ерунда.
«Тогда почему его должна беспокоить такая безделица, как спальная комната для старины Динара? – вернулся Драммонд к первому вопросу. – А он явно забеспокоился. Тут сомнений быть не может».
Он оглянулся и увидел стоявшего рядом Элджи.
– Идешь спать, старый вояка? – спросил этот славный малый. – Я собирался прихватить с собой одну из тех пик, что развешены в холле, на случай, если главное действо случится ночью. Единственное, что меня остановило: парень, наколотый на пику, в три часа ночи будет выглядеть просто ужасно. Он совсем не подойдет к моей желтой пижаме. – Элджи с любопытством посмотрел на Драммонда. – Что тебя беспокоит, Хью? Ты сегодня чертовски задумчив.
– Просто меня мучает вопрос, Элджи: я полный идиот или все-таки нет? Кстати, Эндрюс, кажется, говорил, что один из его парней будет стоять на страже у двери в спальню Динара, правильно?
– Говорил, и так оно и есть. Кроме того, еще один ходит по коридору. Я решил пополнить свой портсигар, вышел и увидел их там.
– Хорошо, – сказал Драммонд. – Тогда пошли спать. Я, похоже, слегка тронулся рассудком.
Полчаса спустя дверь в комнату Элджи открылась. Сам он только что разбил стакан для зубных щеток, безуспешно пытаясь прихлопнуть туфлей комара, и как раз собирал осколки, когда вошел Драммонд.
– Если я не ошибаюсь самым ужасным образом, Элджи, – спокойно заметил он, – сегодня ночью произойдут очень странные вещи.
– Какие еще вещи?
– Понятия не имею, – сказал Драммонд. – Открывается занавес совершенно незнакомой мне пьесы.
– Чертов зануда, ты можешь выражаться понятней? – воскликнул Элджи.
– Не могу, – просто ответил Драммонд. – Честное слово, я сам сейчас брожу в потемках.
Наутро, когда гости по одному – по двое начали собираться на завтрак, он все еще пребывал в полном недоумении, поскольку ночью ничего не случилось, если не считать того обстоятельства, что Драммонда, как и многих других, искусали комары. В какой-то момент ему почудилось, будто вдалеке зашумел мотор уезжающей машины, но больше ничего не произошло. И перед рассветом он наконец уснул.
После завтрака он вышел на улицу в сопровождении весьма иронично настроенного Элджи. Возле открытого окна в бильярдную он остановился и посмотрел на Билли, перестраивающего в другой порядок свою уже высохшую армию, пока новые жертвы ожидали очереди попасть под кисть Стэдмена. Затем Драммонд, все так же молча, вместе с Элджи направился дальше.
– Так все-таки, старина, что же, по-твоему, должно было случиться? – спросил этот достойный муж в десятый раз. – Или что заставило тебя думать, будто что-то должно случиться?
– Горцы Кэмерона, – ответил Драммонд. – Любой, кто по-настоящему интересуется игрушечными солдатами, обязан знать, какого цвета у них килты. Эй, а что это в руках у Эндрюса?