Домой, однако, идти не хотелось. Во-первых, сам процесс чтения мог занять долгое время, а, во-вторых, девушка полагала, что собственный дом сейчас не самое безопасное место. Отец ведь не зря написал, что следует быть осмотрительнее. Мало ли что? Вдруг информацию с флэшки считает какой-нибудь хакер? Специальной защиты на домашнем компьютере нет, и, значит, исключать подобное не приходится. Лучше, наверно, отправиться в корпоративный архив. Расположен он на седьмом этаже, прямо под офисами руководства компании – зона там защищенная, несанкционированного взлома можно не опасаться. У самой Хелен в архиве был собственный кабинет, в нем она как раз и работала последние месяцы, разбирая «бумаги» отца.
«Итак, решено. Вызываю такси, еду в Юнайтед Брэйн…»
* * *
– Кальмар на связи. У нас ситуация два. Повторяю. У нас ситуация два.
– Здесь Вокс. Докладывай.
– Спрут потерял Сойку на четыре с половиной минуты. Кэндел и Кит подстраховать не успели.
– Понятно. Что дальше?
– Сойка поймала такси и отправилась в ЮБиАй.
– Что у нее было с собой до потери контакта?
– Только дамская сумочка.
– А сейчас?
– Сейчас то же самое. Но мне кажется, шеф, в сумке у нее что-то есть. То, чего не было до того, как Спрут её упустил.
– Почему так считаешь?
– Она постоянно трогала клапан, будто боялась, что он откроется.
– Да. Вероятно, ты прав.
– И еще, шеф. На выходе она очень спешила.
– Нервничала?
– Нет. Кажется, нет.
– Хорошо. Следуйте за ней до пересечения 32-й и 9-й. Дальше вас сменят Дюк, Тор и Спикер.
– Понял, шеф. Куда нам двигаться после?
– К штаб-квартире Юнайтед Брэйн. Остановитесь возле четвертого выхода и будьте готовы действовать по варианту ноль.
– Выход четыре, вариант ноль. Принято…
* * *
Когда Хелен оторвалась от монитора, часы показывали 15:10. До встречи со Стейтоном оставалось двадцать минут. Идти на нее или нет, девушка пока не решила. Точнее, забыла о ней – все мысли крутились сейчас вокруг флэш-накопителя и того, что на нем обнаружилось.
А обнаружилось на нем только два файла. Совсем небольшие. Один – второе письмо от отца, другой – программа, с помощью которой это письмо открывалось. Прочесть его можно было только два раза (видимо, профессор подстраховался как в сторону «безопасности», так и в сторону «защиты от дурака»). На третий раз самопальный «редактор» отвечал запуском форматирования внешних устройств. Проверить эту хитрую «опцию» Хелен не удалось – «дураком» она не была и письмо, соответственно, открыла с первой попытки.
«Еще раз здравствуй, дочурка, – писал отец. – У тебя, наверное, уже накопились вопросы, поэтому попробую ответить на них развернуто. Так, чтобы ты всё поняла…»
Хелен действительно поняла почти всё. Даже то, о чем ранее не догадывалась.
Отец, как выяснилось, так и не смог примириться ни с потерей жены, ни с болезнью дочери. После гибели Элис он все силы бросил на создание противоядия от ментального воздействия «саранчи» и синтез лекарства, способного исцелить Хелен. Пять с лишним лет профессор занимался проблемой, забросив остальные исследования. Увы, положительных результатов на этом поприще добиться не удалось. Джордж Сауриш понял, что шел неверным путем и изучал следствия, а не причину.
«Понимаешь, в чем дело, Хели, – сообщал он в письме. – Я очень долго пытался выяснить суть ментальных ударов, забыв о главном. О том, что в природе не существует чего-либо подобного саранче. И только когда я задумался о происхождении этих тварей, пришло понимание. Они – не из нашего мира. Они – извне. И они – искусственные. Кто и когда их создал, не знаю. Зато знаю, для чего с ними возятся и для чего используют. Пятьдесят с лишним лет я жил в придуманном мире, считая, что экономическое и политическое устройство Эдема совершенно. Совет корпораций управляет планетой, воздавая каждому по делам и способностям. А разделение человечества на иммунных-избранных и всех остальных более чем справедливо. Так распорядилась природа и ничего с этим уже не поделаешь. Господи! Как же я ошибался в своем неведении! Только со смертью Элис я начал догадываться, что богатство и власть меньшинства поддерживаются силой, и сила эта напрямую связана с саранчой. Всякому, пытающемуся идти против системы, ответ один – ментальный удар и превращение в «зомби». «Овощ», способный лишь на простые инстинкты. Всего лишь десяток особей из лабораторий UBI, TCT, MedGroup и Специального корпуса способны остановить и обратить в паническое бегство толпу протестующих, не имеющих иммунной защиты. А тех, у кого она есть, власти просто купили, создав все условия для безбедной и относительно безопасной жизни.
Для тебя ведь давно не секрет, что из двухсоттысячного населения нашего городка подавляющее большинство составляют иммунные. Такие как я, ты, Вик, Эндрю… А всё потому, что в Каутвилле расположена штаб-квартира северного подразделения UBI. Подобных мест на планете не более сотни. Во всех остальных городах, за исключением, наверно, Мэйнтауна, ситуация совершенно иная. Девяносто девять процентов их обитателей – обычные граждане, с которыми можно делать все что угодно. И корпорации это делают, заставляя людей жить по строго установленным правилам. Со стороны жизнь в больших городах выглядит благопристойно, но это лишь внешняя сторона. С изнанки дело обстоит совсем по-другому. Отчаяние и безысходность, страх перед настоящим и будущим, а еще ненависть, всепоглощающая и всеобщая. Поверь, Хели, люди действительно ненавидят. Ненавидят друг друга, ненавидят свою беспросветную жизнь и, самое главное, они ненавидят нас – тех, кто по факту рождения вытянул счастливый билет и получил возможность попасть в «золотую клетку» подобных Каутвиллу анклавов...
Мало кто из иммунных задумывается о несправедливости и неправедности нашего мироустройства. Но, если вдруг такой появляется, разговор с ним короткий. На страже интересов могущественных корпораций стоит Специальный корпус. Чистильщики – вот как называют его сотрудников. Любого, кто осмелится высказать мнение, отличающееся от общепринятого, они вычищают без жалости и сантиментов. Но, что интересно, иммунных и членов их семей вычищают весьма аккуратно, обставляя все как несчастный случай или смерть по естественным причинам. Редко когда у кого-либо возникают подозрения в нечестной игре со стороны корпуса. Я, например, очень нескоро дошел до той мысли, что смерть твоей мамы была неслучайной. Но даже сейчас, увы, ни в чем до конца не уверен и прямых подтверждений виновности чистильщиков найти не могу…»
На этом месте Хелен на пару секунд отвлеклась от чтения и, сжав кулаки, зло выругалась. В отличие от отца, она точно знала, кто виноват в смерти мамы. Джозеф Стейтон. Он и больше никто. Хотя про чистильщиков она тоже кое-что слышала. О них несколько раз упоминал Эндрю, когда рассказывал о службе в полиции. О чистильщиках он говорил с явным неудовольствием, типа, навязали тут нам каких-то хлыщей из Спецкорпуса, ведут себя в управлении как хозяева, выискивают чего-то, вынюхивают, мешают спокойно работать… Что ж, в свете того, что девушка сегодня узнала, эти «хлыщи» могут быть чрезвычайно опасными. Зря, наверное, Эндрю отзывался о них с такой непочтительностью и пренебрежением. Надо будет сказать ему, чтобы держал с этими деятелями ухо востро, иначе неприятностей не избежать…
«И вот к чему я веду, дочка, – продолжила чтение Хелен. – Когда я стал выяснять происхождение саранчи, то сразу натолкнулся на какую-то невидимую стену. В открытых источниках информации не было никакой, а на запросы в специальный архив мне никто не ответил. Мало того, после проявленного интереса я вдруг почувствовал, что моей работе стали противодействовать. То финансирование внезапно задержится, то оборудование бракованное привезут, то ремонт в помещениях лаборатории начнется ни с того, ни с сего, то мои научные оппоненты неожиданно разразятся критическими статьями, то какого-нибудь перспективного сотрудника переведут на другую должность, а то и в другой город. Мне ясно давали понять – не стоит копать в этом направлении. И тогда я решил «сдаться». То есть, сделал вид, что слегка поостыл и нашёл для себя иные задачи. Сама понимаешь, у любого ученого имеется масса идей, и если какую-то не удается реализовать, всегда можно переключиться на следующую. Собственно, так я и сделал – занялся другими исследованиями.
Через пару лет всё вернулось на круги своя. Я работал по плану и мне никто не мешал.
А потом я сделал следующий ход. Я стал продвигать наверх старину Джозефа. Делился с ним самыми лакомыми идеями, помогал советами, везде, где только возможно, высказывал мнение по поводу его административных и научных талантов. Итог тебе, конечно, известен. Стейтон стал генеральным менеджером, а я, хм… я получил великолепное прикрытие для НАСТОЯЩИХ исследований. Формально они назывались «Исследования гравитационных струн и пространственных аномалий», но на деле были всего лишь ширмой. Область моих интересов простиралась гораздо дальше. Я хотел выяснить, откуда в Эдем пришла саранча. И, в конце концов, моя работа завершилась успехом. Успехом, не побоюсь сказать, грандиозным.
Ты не поверишь, Хели! Этих тварей не создавали гениальные ученые прошлого, и они не прилетели к нам из далёкого космоса. Саранча – это продукт параллельного мира. Да, дочка! Я вовсе не выживший из ума мечтатель и не сумасшедший профессор из сериалов. Параллельные миры существуют, и я это доказал! Правда, не первым.
Не буду сейчас вдаваться в подробности, тебе они, думаю, неинтересны. Скажу лишь: в нашем мире существуют порталы в иные пространственные измерения. Знают о них очень и очень немногие. Знают и используют в явно корыстных целях, исключительно для поддержания собственной власти в Эдеме. Порталы эти, по всей видимости, мерцающие. То есть, они то появляются, то исчезают. Считаю так потому, что, в противном случае, их нельзя было бы утаить. Впрочем, это уже неважно. Мне удалось открыть свой собственный способ активации переходов за грань…»
То, что писал отец, казалось Хелен невероятным. Этого просто не могло быть. Но и не верить было нельзя. Отец не мог врать, подтверждением его словам служило это письмо и два камня в шкатулке. Именно их синтезировал Джордж Сауриш полгода назад. Соединенные вместе, камушки представляли собой устройство, способное пробивать «плёнку» между мирами. Прибор был настроен на самого профессора и на его дочь, но проверить ключ-артефакт девушка пока не могла – его можно было использовать в строго определенных местах, ближайшее располагалось в пятнадцати милях от города, на территории какого-то старого склада.
Зачем отец «ушел» в параллельный мир и оставил в Эдеме «ключ», Хелен выяснила, когда снова взялась за чтение.
«Три года назад мне удалось задуманное, – продолжал профессор. – Опытная установка, замаскированная под ускоритель частиц, открывала небольшие порталы в два параллельных мира. Один из них мне не понравился – слишком мрачный и обладающий ко всему какой-то иной физикой. Я изучал его около года и пришел к выводу, что саранча, скорее всего, пришла к нам оттуда. Войти в этот мир я не мог – окно было очень маленьким, три с половиной дюйма в диаметре. Тогда я еще не знал, что существуют точки приложения силы, в которых разрыв миров преодолевается простым желанием имеющего особый прибор человека. Поэтому волей-неволей пришлось перейти к исследованию другого открывшегося мне измерения. Второй мир оказался полной противоположностью первому. Он выглядел девственно чистым, ярким по красоте и… почти игрушечным. Я запускал в него специальные зонды и раз за разом убеждался в том, что он идеально подходит для человека. А потом я перешел к работе с живой материей. Подопытные мыши чувствовали себя в том мире прекрасно. Даже старые и больные, зараженные смертельно опасными вирусами и бактериями, возвращались назад здоровыми и явно помолодевшими. Я очень долго не мог понять причину их исцеления, а когда понял… Хели! Ты и представить не можешь, как я был счастлив. Многие годы искал я чудодейственное лекарство, способное избавить тебя от боли, и вот теперь поиски подошли к концу. Я отыскал панацею…»
Слёзы навернулись на глаза девушки. Бедный, бедный отец. Четырнадцать лет он потратил на то, чтобы найти лекарство для дочери. А когда нашёл… лекарство оказалось хуже болезни.
Да, чужой мир действительно исцеляет, вот только цену за исцеление надо платить сразу. И эта цена – жизнь. Новая жизнь, взятая напрокат, навсегда изменяющая того, кто решил хоть раз воспользоваться средством от всех недугов…
* * *
Звонок настольного коммуникатора прозвучал внезапно и резко. Хелен аж вздрогнула от неожиданности.
– Алло. Я слушаю, – сказала она, подняв трубку.
– Здравствуйте, Хелен. Это сэр Джозеф.
– Добрый день, мистер Стейтон, – девушка с большим трудом скрыла удивление.
Джозеф Стейтон никогда не называл ее по имени. И уж тем более не представлялся в приватной беседе «сэром».
– Хелен, как я понимаю, вы сейчас в главном здании ЮБиАй, – то ли уточнил, то ли поинтересовался генеральный менеджер северного подразделения корпорации.
– Да. В настоящий момент я в архиве и… – Хелен глянула на часы, – через двенадцатьминут собиралась к вам.
– Хелен, я искренне сожалею, но обстоятельства сложились так, что нашу встречупридется отложить где-то на… эээ… где-то на полчаса.
– Ну, хорошо, давайте отложим, – слегка озадаченно произнесла девушка. – Я никуда не спешу, могу подождать.
– Отлично. Тогда оставайтесь пока у себя, а в шестнадцать ноль-ноль поднимайтесь ко мне, – неестественно бодрым голосом сообщил Стейтон и отключил связь.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотала Хелен, возвращая трубку на место.
Генеральный менеджер вёл себя странно. Сам позвонил и ни с того, ни с сего отложил встречу. А ведь он всегда был педантичным до тошноты. Трудно припомнить случай, когда Стейтон откладывал что-либо, назначенное заранее.
«А, может… он просто хотел намекнуть мне на что-то, но не имел возможности сказать прямо?» – мелькнула внезапная мысль.
Хелен ни на полцента не доверяла Джозефу Стейтону, но сейчас, по какой-то непонятной причине, чувствовала, что тот действительно пытался (пусть и завуалировано) донести до неё важную, не предназначенную для чужих ушей информацию.
«Чёрт! Отец же предупреждал – надо быть осмотрительнее».
Девушка вдруг отчетливо поняла, что имел в виду мистер Стейтон. В здании ей оставаться нельзя. Уходить надо прямо сейчас – промедление смерти подобно.
Дочь профессора Сауриша медлить не стала. Вынула из компьютера флэшку, спрятала ее в коробку-тайник и, подхватив сумочку, вышла из кабинета. Излишнюю торопливость демонстрировать не хотелось. Всё должно происходить естественным образом, ни к чему вызывать подозрения у сидящего в конце коридора секьюрити.
Подойдя к установленному рядом с постом кофейному автомату, Хелен сунула в прорезь чип-карту и, как учил её в свое время один «хороший» знакомый, прижала к чипу монетку. Понятное дело, карта застряла в приёмнике. На управляющей панели кофе-машины замигали красные огоньки.
– Сломался? – спросил наблюдающий за дамой охранник.
– Сломался, – кивнула девушка и, «не удержавшись», пнула ногой автомат. – Вот, гадство какое!
– Он у нас каждую неделю ломается, – посочувствовал ей секьюрити. – Вы на шестой сходите, там у них четыре машинки. Хоть одна, да работает.
– Да, придется идти на шестой, – вздохнула Хелен и, выдернув карту, направилась к лестнице.
Но уже через десяток шагов, услышав позади звук открывающегося лифта и словно почувствовав связанную с ним опасность, быстро метнулась в попавшийся на пути закуток. Там были расположены санузлы. Справа – женский, слева – мужской. Заскочив в дамскую комнату, Хелен сразу же развернулась и осторожно выглянула в приоткрытую дверь.
Из лифта вышли трое мужчин. Руки они держали слегка на отлете, почти так же, как Эндрю, когда он надевал под пиджак наплечную кобуру. Один из троих остался у лифта, двое подошли к стойке охраны.
Обзор из санузла был неважным, поэтому девушка не увидела, что эти двое показали охраннику. Что они говорили, узнать тоже не удалось. Зато удалось услышать, что ответил секьюрити:
– Миссис Сауриш пошла на шестой этаж. У нас кофе-машина сломалась.
Хелен прикрыла дверь и прислонилась спиной к пластиковому полотну. Её тело била мелкая дрожь. Ошибки быть не могло – эти люди пришли за ней. Возможно, те самые чистильщики из Спецкорпуса, которых упоминал отец. И, скорее всего, как раз об этом ее пытался предупредить Джозеф Стейтон. Зачем он это сделал, девушка не понимала. Всегда думала, что Стейтон – негодяй и подлец, и вот здрасьте-пожалуйста… Неужели она столько лет ошибалась и отец не зря считал Джозефа другом?..