На лице бармена отразилась гамма эмоций, от разочарования до жадности. Элементы питания были нынче дороги, осталось их рабочих крайне мало, а новые вряд ли кто-то сейчас на поток производил. Можно было и старый аккум расшевелить, но тут розетка нужна, да умелые руки.
- Ладно, ждите здесь, проверю. – Загребущая ручонка схватила устройство и отдала мальчонке-подручному, который исчез в подсобке. Видимо где-то в здании был источник питания, возможно автомобильный аккумулятор, для таких вот проверок. Все прошло без сучка и задоринки. Подручный вновь вынырнул, кивнул довольно. Бармен подобрел.
- На обед хватит. Консерва, суп-концентрат гороховый, картофана могу отсыпать, ну и по паре рюмок первача. Пойдет?
Зяма тревожно взглянул на товарища. Вахитов усмехнулся.
- Ну, брат, ты даешь. Хабар честный, на дальнюю волну ходит. Да ты посмотри на состояние. Муха не сидела. Заряди и пользуйся, или на запчасти разбирай.
- Ладно. – Поморщился бармен, вовсе не обрадовавшийся открывшейся вдруг в клиентах предпринимательской жилке. – Пару коек вам на ночь дам, и обещание дадите, что если снова что попадется подобное, не на развал, а ко мне первым делом прете. По рукам?
- Вот это дело. – Договор был скреплен рукопожатием.
Харч решили забрать в комнату, чтобы не светиться. Надо сказать, был он не изыскан, но добротен. Так можно кушать по-простому, когда с друзьями на природу выбрался, поудить рыбку. Все под рукой, все можно одной ложкой. Картошка жарилась на маргарине, дорогая история, но ее отвратительно мало. Зато похлебать горячего супа с парой кусков серого хлеба, стало почти забытым удовольствием, да и выпивки целая бутыль.
Зяма потянулся к алкоголю, но Вахитов покачал головой.
- Разольем и оставим, чтобы было чем воду разбавить, если придется.
- И даже по маленькой не дернем, дядя Ваха? – В глазах Зямы сверкнул нездоровый азарт, и прочиталась нежная любовь к алкогольным напиткам. Вахитов усмехнулся.
- Ну, разве что по одной, за удачное прибытие.
Уничтожили всю закусь, что была подана. Снова приложились к бутылке. Картошку употребляли по одному ломтику, смаковали, растягивая удовольствие. Когда человек лишается чего-то из рациона, того что воспринимал как должное, то тоска по нему особенно остра. В армейском рационе часто не хватает сахара, приправ. Ностальгия по яичнице или жареной куриной ноге в кетчупе да с рисом, иногда накрывает посильнее чем тоска по родине. Однако всему наступает конец. Все было доедено, вычищенные кусками хлеба миски остались стоять на полу. Пришло насыщение и потянуло в сон.
Это была одна из немногих ночей, когда спать можно было совершенно спокойно, не опасаясь за свою жизнь и кошелек, но и тут Вахитов решил не рисковать, и мало того, что заставил Зяму встать на часы, так еще и дверь табуретом подпер, так, на всякий случай. Таинственная вакцина, раньше вызвавшая такие неприятные вещи, как сухость во рту, рвоту, слабость во всем теле и амнезию на половину башки, начала ослаблять свою хватку и воспоминания капля за каплей начали просачиваться наружу. В бункере, том самом, память о котором была подернута пеленой, и отход откуда, исходя из услышанного на записи, был спешным и сродни бегству, начал приобретать свои первые неясные очертания.
Времени там было проведено изрядно, и больше всего волновавший полковника вопрос, снова встал ребром. Нельзя провести внутри закрытого, пусть даже и трижды защищенного и наполненного едой и питьевой водой помещения столько лет и не повредиться умом. Может быть, прием лекарств и важность цели уберегли остатки рассудка.
… темно, очень темно. Так бывает только под землей, под десятками метров земли и породы. Искусственное освещение выключено и только лампочки на мониторах мерцают. Зачем уходить отсюда? Тут можно провести целую жизнь и так и не познать тягот и лишений, не влезть в очередную бандитскую разборку, не получить смертельную болезнь или порцию радиации, достаточную, чтобы нанести организму вред даже спустя столько времени.
Вахитов сидел в кресле и смотрел на мониторы. Мелькнула тень, кто-то внутри был, но это его тогдашнего совершенно не удивило. Он не тронулся с места, не схватился за оружие, а оно было тут в большом количестве. Так же тут хранился целый кластер энергетических блоков, чего-то такого, что можно было подключить к распределительному щитку. Был даже специальный переходник и наклейка радиационной безопасности, но та собака была без зубов. Облучиться можно только в одном случае. Если вскрыть или повредить корпус, а сделать это без специальных средств было просто невозможно.
Комплекс всплывал в воспоминаниях огромным, в несколько этажей, до которых нужно было еще добраться, и через пару недель он почти восстановился в памяти. Вот только что там было внутри, и почему Вахитов остался только там, а не решил, как все сотрудники, бывшие на своих местах, добраться до города? Что его остановило? Отсутствие родных в прямой досягаемости? Понимание того что когда город накрывает атомная бомбардировка? Тут хоть в лепешку расшибись, но ничего не попишешь. Край ее коснулась области, размолотив в щепу частный сектор, уничтожив памятники архитектуры, что отстояли несколько страшных войн и стало им нипочем. Вахитов наблюдал из своего бункера как на карте одна за другим появлялись мертвые зоны, места где раньше кипела жизнь. Стерли из памяти большой каскад в Петергофе. Позолоченные статуи с рельефными торсами можно теперь увидеть разве что на старых открытках, да и те по большей части сгорели в «буржуйках». Сгинул Пушкин, Царское Село. Досталось ему в тот момент так, что мама не горюй, но памятуя опыт эрмитажных работников, и прочих людей близких к искусству, была слабая надежда что что-то получилось спасти. Крохи, но все-же.
Много, слишком много еще скрывается под медикаментозной пеленой, и восстановится ли, сказать сложно. Там ответы, там тень, живой человек, возможная причина его психологического здоровья, или совсем наоборот. Там лекарства, пища, или разруха и смерть. Что там теперь после бегства? Можно ли вернуть, и стоит ли вообще возвращаться?
Зяма устроился на удивление хорошо. Диво, что до этого в такой просак попал. Как-то договорившись с барменом, а по совместительству и хозяином заведения, Ляксеем, да-да, именно так и никак иначе, он стал местным полотером. Резво носясь по бару, он вазюкал шваброй по замызганному полу, оттирая его от плевков, рвоты, и уж чего греха таить, человеческой крови. Гигиену тут блюли, и потому чистить приходилось все, от дверной ручки, до последнего столика. Был тут свой полотер, но что странно, вдруг куда-то исчез, и на глаза Ляксея попал Зиновий, услужливый и ловкий.
Вахитов подспудно понимал, что такая везуха просто так не приходит, но тут решил закрыть глаза. Зяма четко отработал свое, ну а остальное, совершенно не его дело. Утро второго дня было весьма сумбурным, отходил караван нагруженный неизвестным добром. Почему неизвестным, потому что никому из каравана, кроме самого торговца, знать о грузе не следовало. Было у этого каравана два преимущества. Шел он как раз в сторону Николаева, а по слухам даже именно к нему. Вторым преимуществом было то, что сам хозяин каравана, Зураб, сейчас остро нуждался в бойцах, чтобы сохранить этот свой груз, и потому его вербовщики расположились в зоне найма и вели допрос с пристрастием каждого, кто решил заработать, мог послужить общему делу и желал убраться отсюда.
Это был шанс, шанс хороший. В конце концов, почти наверняка никто из подручных Зураба его теперь узнать не мог. За это время и борода отросла, и одежда поменялась. Сапоги получилось сменить на берцы, потрепанные, но вполне годные, оружие как следует замаскировал изолентой и тряпьем. Волосы стали намного длинней. Можно было попробовать засветиться. Да и потом, не такой уж Ваха и знаменитый, чтобы его портреты на каждом столбе висели. Именно с этими мыслями полковник и пошел наниматься на работу.
- Кто такой? – Посреди большого шатра стояла школьная парта, за которой сидя на табурете, взирал на всех с прищуром и высокомерием, толстый потный мужичонка. Редкие его волосы слиплись на макушке, глаза на выкате и тяжелое дыхание говорили, что нанимателю приходится нелегко, а острый запах перегара сообщал, от какого именно недуга он сейчас страдает. Толстяк то и дело прикладывался к бутылке с чистой водой и вытирал пот с лица. В шатре было еще несколько человек. Это, похоже, были бойцы Зураба. Знакомые рации, ларингофоны, оружие почти новое, да и вид далеко не уставший. Службу несли, но особо не напрягались. Репутация хозяина работала на опережение, так что опасаться было нечего. Ну, кто, в здравом уме и трезвой памяти, решит покуситься на добро и личный состав местного авторитета и властелина человеческих судеб, да еще и на рынке?
Зураб тут ничего не боялся, а вот за пределами своего королевства испытывал откровенный дискомфорт. Наниматель шевелил толстыми губами, записывал что-то в тетрадь, и уже четверо соискателей томились около пустой телеги, стоящей рядом с шатром.
- Я, Ваха. – Полковник решил не врать с самого начала. Чем честнее ответ, тем больше доверие, да и нанимать людей со стороны посадят далеко не дурака. Было что-то в этом толстом потном человеке такое, чего стоило опасаться.
- Ваха, значит. Ствол держать умеешь?
Вахитов пожал плечами. С оружием его внутрь допустили, однако потребовали разрядить и отдать патроны. С сожалением пришлось временно стать совершенно беззащитным. Местные охранники боезапас имели и теперь недружелюбно поглядывали на пришлого, не забыв перевести предохранители оружия в боевое положение.
Взгляд, цепкий и неприятный, заскользил по фигуре Вахитова.
- Где раньше был?
- Да все тут же. По своим делам ходил.
- Врешь, паря. – Толстяк оскалился. – Вот так вот, один и ходил? Не бывает сейчас такого. Кто один, тот давно уже на пригорке процветает гладиолусами.
- Ну, не один. – Легко согласился Вахитов. Снова пришлось говорить правду. – Охранял тут один комплекс, да вот решил отколоться. Там у них свои терки, у меня свои. Мне под их дудку не по нраву плясать. Решил вот пофрилансить.
- Комплекс, значит? – Толстяк сощурился. – Слышал я про комплекс, там вроде народ обитает странный. Сначала ничей был, потом, как будто Зулус пожаловал.
В мозгу вспыхнуло имя. Зулус. Тот самый, к которому топать нужно было. Зачем тогда, коли сам явился. Непонятно, пока непонятно.
- О Зулусе слышал. – Продолжал Вахитов, - не того он поля ягода, чтобы по болотам ножки топтать.
- Верно. – Толстяк довольно расхохотался. – Сказал бы ты, что лучший его кореш, и вместе баланду хлебали, чифирем запивая, я бы тебя тут же и шлепнул.
- А чего мне врать? – Продолжал Ваха, осторожно следя периферическим зрением, как скучают бойцы охранения. Они смотрели на свое руководство, ожидая от него какой-то тайный сигнал, и пока что просто балдели, от ничего неделания.
- Ну ладно, пойдешь на испытательном сроке. – Вдруг подался толстяк. – Ствол свой сдашь в общак. Ствол в компании еще заслужить надо. Будешь за грузом смотреть, чтоб не испортился, да мелкие поручения выполнять.
Дружный гогот охранников больно резанул по ушам. Было в нем что-то очень нехорошее.
Так легко получив работу, Ваха осознавал все ее плюсы и минусы. Его поставили на довольствие, выдали паек, записали в толстую тетрадь и даже снабдили средствами связи, однако автомат забрали под расписку.
- Не мандражируй, старый. – Парень, забравший оружие, выдал расписку, поставив на ней жирную печать и протянул документ Вахе. – Ствол твой пойдет с караваном. Нам неожиданности не нужны. Путь дальний, может еще и заслужишь право, а пока шагай, ручками размахивая. Как время придет, так и ствол твой назад отдадим. На то и документ.
Николаев располагался в неделе пути, и вот за это время платили весьма неплохо. Паек, патроны, репутация. Так же полагался и мизерный процент с груза, если все пройдет нормально, и это по нынешним временам было почти шоколадными условиями. Ваха поспрашивал аккуратно у местных бойцов, что чуть ли не жили на рынке, в поисках шабашки. Караваны уходили и приходили, везли все, от продуктов питания до радиодеталей. Платили нещадно мало, если нанимали со стороны. Как правило, грузы сопровождали уже сколоченные команды, а если и приходил фрилансер, вроде Вахи, то на птичьих условиях и на черную работу. Ни стволов, ни доступа к провианту ему не доверяли, и в принципе правильно делали.
Можно было и не сдавать оружие, но тогда и работа бы мимо прошагала. Таких как Вахитов, взяли еще троих. Морды небритые, взгляды хмурые. Потрепанная одежда и чиненая обувь говорила о том, что парни еще не добрались до вершин карьерной лестницы. Утром караван двинулся прочь.
Три телеги, с какими-то ящиками тащили лошади. Одну из этих лошадок и доверили Вахитову, запретив залезать на телегу, так что пришлось идти рядом с животным. Караван состоял из трех частей. Первым шел авангард, четверо бойцов, держащихся на расстоянии метров в триста. Они осматривали дорогу, сверяясь с картой, и, в принципе, должны были взять огонь на себя, если вдруг что-то пойдет не так.
Дальше двигались телеги. Несколько охранников с оружием шли по флангам, ни на минуту не расставаясь с оружием. Замыкал колонну строй рабов, или тех, кто, почти наверняка, должны были ими стать. Люди, совершенно потерявшие волю, желание жить и сопротивляться, скованные одной длинной цепью, с промежутком метра в полтора, топали, понукаемые своим конвоиром. Одежды на них было не густо. Многие шли босяком. Зачем вообще о рабах заботиться, если можно и новых найти при большом желании. Рабство, еще один уродливый отклик нового мира.
Сильные, а может просто хитрые и изворотливые, кого ни болезнью, ни войной, не зацепило, получили власть. И сильными-то они с самого начала не были. Так, повезло лапу наложить. Кому на склад, кому на заводик с ресурсом. Ну, а потом все покатилось. Стали играть в одни ворота, это поначалу, награбленное делить, а когда наигрались, нагрызлись и поняли, наконец, что в одно лицо, пусть даже и с уймой стволов и тушенки, но не прожить на этом свете, начали налаживать сотрудничество.
Классовое разделение и граница, между откровенно богатыми и пугающе бедными, были очень четкими. Миру явилось странное уродливое подобие прежней социальной иерархии. На верхушку забрались короли этого мира, поделившие ресурс и хабар, те, кто раньше всех смекнул, что пора из бомбоубежищ выбираться и все к себе тащить. Дальше зияла пропасть, да такая, что не перемахнешь. Следом стояли те, кто знал, с какого конца оружие держать, и чем ловчее они это делали, тем выше была ступенька. Вслед за ними шли люди полезные, кто не в офисах сидел, на клавиши нажимая, а мог башкой своей воспользоваться и руками что-то сделать. Починить, построить с нуля, изобрести или приспособить что-то, на худой конец, из уже имеющегося. Инженерам и конструкторам дан был второй шанс, и многие им воспользовались.
Ступенью ниже располагались люди мастеровые, вроде сапожников или портных. Они тоже крепко за шанс уцепились. Попадались кузнецы, народ сейчас трижды нужный. Едва ли не полезнее автомехаников. Им-то приходилось с чем есть работать, а автомобилей годных становилось все меньше и меньше. Кузнецы подковывали лошадей, которые становились теперь самой популярной и доступной тягловой силой. Славился хороший инструмент, клинок и наконечники для стрел. Многие начали воевать и охотиться по старинке. Ковали гвозди, крюки, разный скарб домашний делали.
На последней шаткой ступеньке, едва держались те, кому повезло, вроде Зямы и иже с ним. Мыли полы, черпали дерьмо из отхожих мест, разбирали завалы, где надо, да хоронили трупы. Зараженные в современной иерархии не учитывались. А самое жалкое существование влачили те, кто выжил каким-то чудом, а потом не смог ни за что зацепиться. И да, таких было пугающее много. Кто-то давно на тот свет отправился, кто-то выполнял грязную и черную работу из-под палки, за миску ржавой селедки пополам с червями, а некоторые, вроде тех, что топали сейчас в караване, готовились к еще более печальной участи. Спрос-то остался. К примеру, спрос на органы, кровь, волосы.
На одном из привалов Ваха услышал, куда же все-таки идут эти обреченные.
- Ага, почки. – Поделился крупный розовощекий крепыш со смешным ежиком волос. Одетый в застиранный камуфляж, он ни на минуту не расставался с армейской штатовской винтовкой. Диво вообще откуда достал, и как добывал к ней патроны, однако, похоже гордился своим оружием и тщательно ухаживал за ним, собирая и смазывая на каждом привале. – Почки, они нужны. И печень. Я тут слышал, что в Николаеве есть специальные люди, трансплантологи. Они вроде как врачи, но только наоборот. Врач то тебя лечит, а этот калечит. Разберут наш товар на запчасти и употребят для тех кому надо.