Вообще-то точно так же ставили в своё время comedias и мы, но именно при виде этого балагана меня вдруг осенило.
— Акт второй! — крикнул я Матео, когда мы выезжали из города.
— Что?
— Да то, что я придумал, как разыграть второе действие! Специальная пьеса для монетного двора!
Он повертел пальцем у виска, давая понять, что я loco.
105
Я был счастлив вернуться к ремеслу автора комедий, даже если то были разбойничьи буффонады.
Для осуществления плана (а мы задумали ограбить монетный двор) нам могли потребоваться трое наших banditos amigos. То были тупые, жадные метисы, но без их крепких спин было не обойтись. Да и к тому же нам нужно было что-то делать с двумя пленниками. Проще всего, конечно, было их укокошить, но Матео сочувствовал испанцам куда больше, чем прочие. Поддавшись на его уговоры, я согласился приковать инспектора и его слугу цепями к стене пещеры и нанять по соседству индейцев, чтобы те дважды в сутки в течение десяти дней приносили им еду, а потом и вовсе отпустили обоих.
С индейцами, правда, пришлось повозиться — во-первых, объяснить, какова реальная стоимость монет, которые они получили, а во-вторых, удостовериться, что они действительно поняли, когда именно им следует отпустить пленников. Я дал индейцам десять камушков, по числу дней.
Занимаясь устройством пленников, мы одновременно засадили индейских женщин за работу, шить костюмы для нашей пьесы. Проще всего, разумеется, было получить разрешение на постановку пьесы благочестивого содержания. Мы выбрали произведение, близкое к autosacramentale, священнодействию, — религиозный сюжет из тех, какие обычно разыгрывают на праздник Тела Христова. Правда, наша версия включала в себя исполняемый Матео монолог с красочным описанием того, как Господь карает грешников, обрушивая на них громы и молнии.
Вероятность того, что эта пьеса привлечёт зрителей после первого представления, была ничтожна, но мы и не собирались давать больше одного спектакля. А религиозная тематика позволяла без проблем получить разрешение как от вице-короля, так и от святой инквизиции.
Нам опять требовалась маскировка, и Матео, актёр до мозга костей, предложил простой вариант:
— Мирские монахи.
— Мирские монахи? А что, такие бывают?
— Существует баскский орден братьев-мирян, именующих себя Братство доброй надежды. Своего рода бродяги, но отнюдь не picaros — они странствуют, совершая добрые дела. У этих братьев в ходу мышиного цвета балахоны с капюшонами, бород они не бреют и волос не стригут, зарастая до глаз. Церковь не то чтобы поощряет их, но терпит, считая людьми безобидными. Главное, постановка мирской версии сюжета из Священного Писания — это как раз в их духе.
— Браво, Матео! Ты гений. В этаких рясах с капюшонами даже эти тупые léperos сойдут за святош.
Матео усмехнулся и отпил большой глоток из своего неизменного бурдюка.
— Эх, Бастард, говорил же я тебе — держись меня и ты получишь всё, чего заслуживаешь в этой жизни. Посмотри на себя — всего за пару недель ты превратился из разбойника в слугу, из слуги — в монаха, а скоро станешь кабальеро и не где-нибудь, а в Матери-Испании. Как только в наших карманах зазвенит королевское серебро и золото, мы поплывём в Севилью, эту королеву городов. Говорил я тебе, что улицы там вымощены золотом? А какие там женщины...
Однако до этого пока было далеко, а в настоящий момент нам требовались деньги: чтобы заплатить вице-королевским чиновникам за разрешение использовать свободную территорию рядом с монетным двором, на заготовку древесины для сооружения сцены, на уплату индианкам, которым предстояло пошить из грубых одеял мешковатые рясы с капюшонами.
По этому поводу я высказал свои соображения:
— Слушай, Матео, за этими шулерскими карточными столами в тавернах ты потерял столько денег, что хватило бы на три жизни. Разве не будет справедливо, если мы возместим часть этих потерь? И ещё — нам не помешало бы приобрести побольше опыта в обращении с чёрным порохом.
Мы присмотрели городок рудокопов, находившийся всего лишь в трёх днях пути от столицы. Пусть он был не так богат и велик, как Секатекас, но серебра на игральных столах в здешних тавернах ходило куда больше, чем в обычных городах, живущих за счёт ремесла и торговли.
Матео вошёл в таверну, а я тем временем направился к заднему входу, где один из метисов держал наготове наших лошадей. Выждав достаточно времени, чтобы Матео мог выпить и оглядеть столы, выяснив, где какие ставки, я положил под заднюю дверь пороховую бомбу, от души надеясь, что мой друг не забыл о том, что ему нужно держаться на противоположном конце питейного заведения. Как только громыхнувший взрыв обрушил дверь вместе с частью стены, я швырнул внутрь ещё одну бомбу и опрометью бросился к своему коню.
Расчёт был на то, что от испуга и неожиданности игроки бросятся наружу, забыв деньги на столах.
Спустя несколько мгновений мы подобрали выбежавшего из здания Матео и, оставив позади великий переполох и смятение, умчались прочь из городка.
Матео набрал полный карман серебра, но был в дурном настроении.
— ¡Ау de mi! Вы только посмотрите, до чего я дошёл, а? Благородный испанский кабальеро грабит игроков в таверне, как заурядный вор! Этак недолго докатиться и до того, что меня станут принимать за полукровку.
— Эй, hombre, взгляни на это с другой стороны. В кои-то веки раз ты покинул таверну с серебром в карманах.
Я с ужасом взирал на инспектора, ожидая разоблачения, однако тот, к моему удивлению, спокойно смотрел на сцену, словно не замечая ничего необычного. А может, чиновник и правда не узнал Матео? Он же подслеповат, словно летучая мышь. Я присмотрелся внимательнее. Никаких признаков беспокойства — его голова поворачивалась, следуя за энергичными движениями Матео, но ничего подозрительного инспектор явно не замечал.
Но что, если среди зрителей присутствует и слуга? Уж у того-то с глазами точно всё в порядке.
Да и сколько ещё людей могли бы опознать picaro, считавшегося отправленным в Манилу, да там и сгинувшим?
Делать было нечего, и я устремился к лазу. Бандит по имени Энрике, мой напарник, ждал. С помощью привязанного к верёвке ведра мы вычерпали значительную часть воды, так что утонуть я, если не слишком торопиться, особо не рисковал.
Держась за крючковатый железный штырь, я спустился в нору и, расплёскивая воду в полузатопленном туннеле, мигом перебрался за стену. Вокруг царила кромешная тьма, но это не помешало мне быстро сориентироваться на ощупь. Рассчитывая свои усилия так, чтобы они совпадали со взрывами снаружи, я выломал участок пола, позволивший мне проскользнуть наверх, в помещение. Оттуда, изнутри, взрывы казались странно приглушёнными. Впрочем, оно и не диво, я ведь прекрасно знал, что стены в сокровищнице толщиной в добрый фут, вдвое толще всех остальных внутренних перегородок.
С помощью кресала, кремня и масла я добыл огонь и зажёг свечи.
Уходя на ночь, управляющий лично запирал дверь, дабы не подвергать ночную стражу ненужному соблазну. Кстати, зажигая внутри свет, я ничуть не опасался, что его заметит снаружи караульный, — если даже в двери и имелись пропускающие свет щели, стражники всё равно наверняка смотрели пьесу из окон верхнего этажа.
Я опустил свой крюк в воду, выудил большой кожаный мешок с пустыми сумами, который Энрике протолкнул мне сквозь лаз с помощью шеста, и стал пересыпать в сумы содержимое сундуков с золотыми монетами, поскольку золото во много раз дороже серебра.
Заполнив очередную суму, я спихивал её в дыру, в затопленный туннель. Услышав плеск, Энрике зацеплял её шестом и вытаскивал. После того как пять объёмистых торб были заполнены золотом, очередь дошла и до серебра. Серебряными монетами и слитками я набил ещё шесть ёмкостей. Потом моё внимание привлёк железный ларец с торчавшим из скважины замка ключом. Я открыл его — и у меня перехватило дыхание. Он был полон драгоценных камней: алмазов, рубинов и жемчугов. Внутри находилась бумага со списком драгоценностей и указанием, что всё это принадлежит святой инквизиции. В отдельном приложении перечислялись бывшие владельцы — те, кого братья-доминиканцы, обвинив в ереси, лишили собственности, а скорее всего, и жизни.