И будем, пусть только кто попробует прокрасться незаметно в арочный склад и выкрасть задвижки трубопроводов.
Как мой знакомый талыш слегка подправил нашу присказку "не украсть, не покараулить" на "не покрасить, не покараулить".
И покрасим ещё немало.
А пока развод караула. И очередной инструктаж. А мы в это время будем принимать ванны. Солнечные.
Хотя с ними уже, наверное, хватит, потому что и так время для отдыха перед караулом не стали использовать для сна, а попёрли загорать на лавочки за территорией лагеря.
Монотонный перечитатив псаломным голосом прервался резко и веско стуком об асфальт.
Из второй шеренги, из-за наших спин, вывалился и по-пластунски направился в сторону начальника наш боец.
Ты куда, Мартын? Вспомнил сборы в Тюмени, когда мы на занятиях по тактике отрабатывали команду майора Касаткина "ЛОЖИСЬ" в полной выкладке, а дальше по-пластунски.
У многих это получалось по-ребячьи. И Игорь Сергеевич смазал увиденное солдатской сальностью:
Вы как на бабу ложитесь. Плохо.
А Мартын снизу, из амбразуры между ушанкой и воротником, пальнул комментарием-вопросом: на бабе, что ли? И в смех, как в пляс: прямо танец живота, и смеялись, и извивались, и насытились, и другим осталось, потому что скоро побегут пересказывать. И доставят до других ушей точную версию, как копию с картины мастера-художника. А он и был у нас один из самых юморных.
Нет, извини, брат, это первый удар нанесла нам жара, естественно, солнечный.
Первые потери. Просто потеря сознания.
А вот теперь полная концентрация. Политрук в актовом зале прихватил всё наше внимание речью.
Своему голосу он хозяин. Умело расставляет акценты, где-то понижая его до трагических нот, а по большей части уводит в зоны патетики.
Где-то, доводя до словесной паркетики, видимо, речь отшлифована и отлакирована была не в один год.
Он накачивал зал в течение часа. Стройный, видно, что сухожилия прикреплены к костям надёжно, как в авионике. Ладно подогнаны и внутренние органы друг к другу, и эту начинку, как правильно сложенный парашют, пакует почти новенький, точно в размер китель в обруче офицерского ремня.
Хромовые сапожки резво снуют по сцене, изображая танец умирающего лебедя, таким образом передавая картину последних метров кросса в исполнении наших курсантов в самом хвосте колонны, и весь зал высыпается в смех.
А вот он громовым голосом обличает империалистов.
Яркость ярости вспыхивает там, где морским узлом слова затягиваются на шеях наших врагов.
…Тэтчер – Гитлер в юбке…
…Рейган – американский третьесортный актёришка…
…И я после такой речи готов был схватить автомат и гнать воображаемый взвод солдат навстречу врагу. Но где он в уже темнеющей казахстанской степи?
Стэп бай стэп. А каждый шаг тяжестью кольчужного веса отдаётся в башке сотрясением мозга, и кровь заменена потом.
Сердце попёрло железнодорожными цистернами через узловую станцию всех чувств на передовую, в режиме военной мобилизации, с возрастающим напором: тыдын-тыдын… тыдын-тыдын…
Полустанки клапанов мелких сосудов превращены в непрестанки с постоянно поднятым зеленым флажком.
И неважно, где он: порву я в макраме пасть врагу и насажу я его, как бабочку в гербарий, на свой штык-нож, как суворовец когда-то крушил врагов.
ЗА РОДИНУ!!!
И местные пусть прячутся по своим норам, как суслики, а то не дай бог под горячую руку…
Ну ладно, остынь чуток. Покури.
Да уже бросил я к тому времени. Ну тогда иди лучше дальше исполнять свой солдатский долг служения отечеству.
Не пришел ещё твой час на поле брани.
А пока на кухню – чистить картошку. Сегодня мы в наряде.
Надо же, и политрук почти следом за нами. Решил проверить своими зубами, насколько хорошо курсанты питаются?
Ну просто отец родной. Да за таким в огонь и воду.
А он, пройдя по территории кухни, которая находилась под открытым небом, только огороженная забором, заглянул прямо в котлопункт, под навес.
И вынес через некоторое время оттуда завёрнутый в газету свёрток и направился в офицерский городок.
Мой друг, который оказался свидетелем происшедшего, чуть позже рассказал, что видел то, что потом было завёрнуто в газету. Комиссар прихватил из солдатского котла несколько банок тушёнки. И, прикрываясь газеткой, как фиговым листом, презумпился до последнего.
Э-Э-Э!!! Ваше благородие!
Мы не поняли… вы случайно не попутали свою шерсть с государственной?
Не вместе с нами кашу из одного котла, а мясо, причём наше и отдельно.
Не солдатский формат, как бы сказали сейчас.
Вы же нам только что о высоком, о морали, самопожертвовании, долге и чести, о беззаветном служении Родине. Ах ты …арас…Тараса Бульбы нет на тебя. Он бы тебя, чем породил своего сына, тем и…
Значит, водочку, наверно, решил придавить сверху мяском где-нибудь со своими друзьями?
Ведь дома, тушёнкой закусывать не будешь. Ну что? Приятного аппетита, значит.
А пили офицеры этой кадрированной части трубопроводных войск до зеленых… человечков, иногда даже преступая закон.
Однажды, вернувшись из районного центра поздно ночью, они подъехали на "УАЗе" к воротам контрольно-пропускного пункта. И на сигнал открыть ворота наши ребята, которые стояли там в наряде, немного замешкались. А когда курсант уже двигался к ним, прозвучал пистолетный выстрел… Пуля попала в ворота.
Наутро весь лагерь пришёл в движение… Наши офицеры сновали в расположение штаба, местные тоже куда-то постоянно перемещались. По лагерю ходили разные версии случившегося. В конце концов через некоторое время всё успокоилось. Чуть позже, когда мы уже грузились в обратный путь, наши парни помогали затаскивать в вагон офицерам тяжёлые ящики из-под какого-то оборудования или боеприпасов.
Возможно, это и были те самые плоды дипломатических переговоров.
В расположение нашего лагеря, правда, уже чуть позже, прибыла ещё одна комиссия. Но это уже был десант из округа по медицинской части, потому что в доблестной Красной Армии, в наших рядах, завелись неблагонадёжные. Воинской клятве они остались верны, но присягнули тайно и горшкам. И посвящали им всё больше времени. Дизентерия уже размечталась масштабом, мечштабелируя каждый день всё больше бойцов к себе в кровать.
И высокое медицинское начальство решило оценить эту опасность на глазок. Вся наша, еще жилая, сила была выстроена в степи в несколько шеренг, и каждому было приказано вырыть себе яму. Ну, конечно, не ростовой окоп для погребения, а просто углубление каблуком сапога.
Приказали снять портки и, сидя над лункой, тужиться.
А потом медицинское светило, прося наклонить поклон до земли, как солнышко ясное, заглянуло каждому в воронку.
Наш остряк Ося, когда пристальный взор опытного начальника был устремлён в его потроха, спросил у него, как у опытной гадалки: а не видна ли уже там Тюмень?
И он оказался провидцем.
Чуть позже проверки, но раньше отведённого срока, прозвучала команда "в ружье".
Вернее, ружье это у нас отняли в связи с временной недееспособностью и, спешно поздравив с обретением погонов, растолкали по вагонам и ТЮ-ТЮ …ТУ-ТУУУУУ.
И только что и хватило сил перепотеть на погрузке и попрощаться с армией насовсем…
И наш бесславный путь отступления был с конкретной дискретностью помечен вдоль всей железной дороги пунктирами пункций мочевых пузырей и вонючей дриснёй.
А тут, несколько лет назад, посмотрел документальный фильм о Суворове, где рассказано было простенько о том, почему имел успех наш полководец на полях сражений.
Все же помнят его крылатое выражение: пуля – дура, штык – молодец!
Так вот, эта присказка, оказывается, на деле означала следующее: в связи с тем, что точность боя стрелкового оружия была низкой, а стоимость зарядов была высокой, наши солдаты по приказу фельдмаршала порох экономили и изо всех сил старались сократить дистанцию для ближнего боя, где и полагались на остроту холодного оружия.
А неприятель-то, сберегая живую силу, открывал огонь издалека. Они ценили жизнь каждого солдата.
Им не нужны были великие жертвы для достижения побед.
Вот в этом и есть величие России: во имя порою не совсем внятной идеи наворотить великую гору трупов собственного народа.
И чем беспощаднее ты губишь пушечное мясо, тем больше твоя слава как "ПАЛКОВОДЦА".
Извините, дорогие мои, но, похоже, и в серебряном веке Екатерины "серебра" было не больше, чем правды в Советском Союзе.
Ведь здесь, на мой взгляд, и есть один из главных вопросов морали.
И даже в условиях войны нельзя её сваливать вместе с телами солдат в братские могилы.
Ради своей славы и почестей вы готовы губить миллионы жизней.
Так во имя чего живёт страна? Во имя человека?
Я с уважением отношусь к Рокоссовскому. О нём, в воспоминаниях всех, кто воевал вместе с ним, рефреном повторяется одна и та же фраза: он дорожил солдатской жизнью.
В отличие от Жукова, который открыто заявлял, что при штурме Берлина советские войска под его командованием шли в атаку по минным полям противника, как будто их не было совсем.
И понятно, кто из них оказался славнее, разбрасываясь солдатскими жизнями, как махоркой.
В приёмной бинтом обиды перевито горло.
Сила воли плюс характер, но надо ещё поскрести по сусекам…
Ожидание, длительное своим повисанием над пространством и временем.
Наслоение терпения на ожидание, натерпленное на ещё не отвердевшее основание.
Следующий слой нажидания.
Наслоение нажидания на терпение. Наслоено до мозоли, натерплено и уже огрублено.
Терпление – на уже огрубленное нажидание и потихоньку про себя уже обруганное.
Раздражением пухну и, как пухом из подушки, давлюсь им, а в один непрекрасный момент крик рвёт рот, и его глотают все.
Длинна чалма дней запоя вокруг мозга. И ты, как палач, готов броситься сам на себя с топором. Ведь ты столько раз обещал себе: никогда больше.
Но клятвы кляп молчит в горле.
Пил сначала в злость: пусть ересь благородная вскипает, как волна. Потом всласть, и сразу с запасом на похмелье.
Потом из жалости к себе. Наощущенился до положения вниз.
Долго зрело внутриполитическое решение, и вот уже "ТАСС" уполномочен заявить.
Таз уполномочен заявить, что уже полон и через край, и ты уже нажрался, как свинья.
Патернализм еды надо мной не властен – сыт я собственной желчью и даже излишки имею.
Вот она, опять горлом выход ищет…
Неповторимый, устойчивый вкус, пожалуй, ядрёнее, чем у стиморола. Корчь… Горчь.
Ну да, кое-что наше не идёт ни в какое сравнение с импортным.
С большой, конечно, долей горечи, но кто же ропщет. Ведь едят же и буржуи горький шоколад.
Хотя только нам, пожалуй, больше по вкусу горячий снег.
И я не понаслышке знаю, что такое жидкий металл. Вот же, ещё тому назад был железным.
Ну и сейчас, конечно, остаюсь, но в состоянии ртутном. Как иногда былинный богатырь Терминатор.
А вчера-то – восьмиручный, двухголовый, трехножкий…
Дуревестник растворится в буре.
Кто не спрятался – ты не виноват.
Пришлось тебя стреножить, одну голову оторвать не удалось, как лишние руки, и стали её заталкивать вовнутрь.
И ногами пришлось пару раз тяпнуть. Клюв орлиный пришлось оторвать, нос поэтому, видимо, остался слегка ороговевшим.
Почему синяк под глазом и шея набекрень? – это ты у кореша своего спроси. Это он больше всех усердствовал.
Во рту нсрн, в голове звн, в коленях држь. Волосы-то кто, как Гулливеру, привязал так заботливо? Голова с подушки не поднимается.
Болячки мышами скребутся по сусекам, периодически выводя из строя что-нибудь в мышечном комплекте.
Над руинами мозговой деятельности стелется дымок.
То, что случилось так феерично, не закончилось бы венеерично.
А точно не подвёл искусственный спутник любви?
Вот и развивай теперь фантазию на тему: девелопмент, девелопай.
Говорили ведь ребята, что она…
Это не взгляд – это взбляд…
Но и мыслей не было не ответить, и так всё ясно.
Вышло вообще всё сабо самой.
Хотел помочь надеть плащ, а она рукой в рукав промахнулась и… в ширинку попала. И еще нечаянно нога у неё подвернулась, пришлось на колени припасть.
И выгребла, как сапёрной лопатой в поле, картофельные клубни с пожухлой ботвой…
И превратила её в первый сорт… ну просто пальчики оближешь.
И развернули "папочку" и ознакомились со всем содержимым.
А потом крыкхнула, как мембрана проколотого динамика магнитофона на максимальной громкости, и, завалившись на спину, расставив ноги, будто придавленная тяжестью, захрипела: ХРА – ХРА – ХРА…
Может, храни нас всех… госп…
Да вроде тогда ещё комсомол господствовал, не утратив своих позиций. И надо же, и здесь в башку мысли не самые умные лезут.
Зев промежности – шёлкову бородушку с масляной бороздушкой, если гипсовым слепком запечатлеть в таком виде, – похож на восклицательный знак будет.
Хотя гипс здесь, пожалуй, не уместен будет. Ведь этот сакральный символ нужно, наверное, в приступе пещерного вдохновения выполнить на огромной гранитной горе, как неорождённый эталон для наскальной живописи… женописи… писи…
А если свою промежность, прямо сейчас, то опять ведь только вопрос и вырисовывается…
А вот здесь никаких сомнений. Можете проверить, расспросив очевидцев.
20 сентября 2000 года в шесть часов вечера и фигнадцать минут с небольшим коллективом секунд, численностью не более шестидесяти, в проеме моей двери, даже не межкомнатной, а выходящей сразу на улицу, показалось лицо с чипсой.
Да, именно с маленькой, предназначенной к посеву картофелинкой. Глаза тоже выглядывали из тары, где обычно хранят посевной материал, – из мешков.
И было понятно, что там как минимум по паре глаз имеется в запасе.
Голова, скудно политая жидкостью волос, явно не видела сегодня мягкой подушки и даже расчёски.
Сидение под луной слегка утянулось по временной шкале ближе к утру.
Молнией летал поручик "золотая пятка" за очередной бутылонькой.
Аптека, улица, фунфырь.
И, как это часто бывало, наш приятель очнулся в бытовке практически готовым к работе.
Правда, сразу броситься в пучину дел не удалось. Помешало легконькоё недомогание, а сначала и вовсе непонимание того, на каком полустанке сошёл вчера…
Потому и заглянул он ко мне, в избушку на рыбьих ножках, за потребительским кредитом для погашения "задолженности" перед вчерашним.
Какие проблемы? Никаких: получите и расписываться не надо.
И ещё пару слов о текущей жизни и, разумеется, о рыбалке. Он, конечно, не из самых заядлых рыбаков, которые даже в стакане кипятка, держа за хвост и подёргивая притопленного чайного "мышонка", ждут поклёвки.
Но не упускает случая порыбачить и конкретным своим мастерством облещения не уронит честь всего рыбачьего класса.
А сегодня и сон оказался в тему.
Корявый на этот раз оказался в шкуре земляного червя, причём сразу насаженного на огромный крючок. И ладно бы просто под водой, а то ведь рядом с окунем, который ртом с экскаваторный ковш пытался заглотить наживку.
Вот парень и намучился на ночной "рыбалке", потому что проснуться было в состоянии подпития ещё труднее.
Он один раз меня очень выручил с червями зимой. Нет вопросов, – сказал он мне, – пошли.
В его ведении как сантехника находился дом, отколовшийся где-то в ледяной Арктике и прибитый в тупик улицы.
И организовал этот дом целый переулок и назвался Кольским.
Домик основательно пророс своим фундаментом в древность, и в подвале, уже не раз затопленном далеко не арктическими чистотами, образовался весьма приличный плодородный слой.
И где как не в этой богатой витаминами землице селиться замечательным соседям. И они-то сильно и не противились перспективе освежиться.