Инициаторы возвращения административных правонарушений в систему уголовного права и воссоздания в современном российском праве давно устаревшей триады уголовных деликтов (тяжкие преступления, преступления и уголовные проступки) игнорируют описанный нами опыт развития в XIX столетии законодательства Российской империи о публично-правовой ответственности и обширную практику его применения.
Названные выше три разновидности уголовных деликтов были установлены в Уголовном уложении 1903 г. исключительно по субъективному усмотрению законодателей того периода на основе систематизации норм этой отрасли по прусско-французской модели «широкого» уголовного права и без учета уже сложившейся к началу XX в. отечественной практики параллельного развития уголовного законодательства и законодательства об административных проступках.
Ориентируясь на содержание именно этого законодательного акта, защитники проступков как вида уголовных деликтов намеренно замалчивают, что к 1903 г. уголовное законодательство в Российской империи было разрозненным и не имело своей целостной отраслевой теории. Вместе с тем в современном правоведении общепризнано, что для выделения и оформления отраслей в системе права необходимо соблюдение двух главных условий: наличие концептуально проработанной и общепризнанной профильной наукой теории, а также полноценная систематизация (преимущественно в виде кодификации) всех отраслевых норм.
Однако оба этих условия на момент принятия Уголовного уложения не были соблюдены. Как мы уже исследовали и описали выше, архаичная «полицейско-крепостная» российская юриспруденция только в последней трети XIX в. под воздействием реформ Александра II начала поступательно развиваться и постепенно трансформироваться. Итогом этих изменений лишь к началу XX в. стало выделение из единой публично-правовой отрасли «прусского» полицейского права новых отраслевых «ветвей» – государственного, муниципального, финансового, трудового, семейного права и т. д.
Одной из таких новых отраслей стало и уголовное право. Причем принятие в 1903 г. Уголовного уложения отнюдь не завершило процесс оформления дореволюционного уголовного права как подотрасли полицейского права в концептуально единую и содержательно полноценную отрасль российского законодательства. Ведь за рамками Уложения тогда остались целые подотраслевые комплексы профильных норм (например, Воинский устав о наказаниях и Военно-морской устав о наказаниях). Кстати, позднее, уже в советский период, военно-уголовное право многие десятилетия было частью военного права и самостоятельной отраслью союзного законодательства в отличие от республиканских уголовных кодексов. Завершился же долгий процесс оформления уголовного права в полностью кодифицированную единую отрасль отечественного публичного права и законодательства лишь в постсоветский период с принятием в 1996 г. Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ).
Следует также учитывать, что теория уголовной ответственности в ее современном научном понимании достаточно долго разрабатывалась как общая с административной ответственностью «публично-деликтная» подотрасль полицейского права в его широкой (прусской) трактовке. Многие понятия, категории и положения, позднее ставшие как основой содержания для теории административной ответственности, так и научной базой для современной теории уголовного права, уголовного процесса, криминологии, криминалистики (а также для многих других отраслей современного права), разрабатывались тогда именно учеными-полицеистами.
Например, в рамках исследования общего механизма и системы «отрицательных мер» управления внутренними делами государства в широком смысле (т. е. всех мер государственного принуждения) именно наука полицейского права в середине – конце XIX в. впервые в российском правоведении выделила специфические признаки и начала теоретически обосновывать разграничение профильных сфер регулирования и применения «отрицательных мер» в отношении всех видов юридической ответственности – уголовно-правовой, гражданско-правовой, административно-правовой и дисциплинарной.
Представители этой комплексной публично-правовой отрасли отечественной юриспруденции еще в XIX столетии начали разрабатывать и формулировать теоретические основы:
– современных понятий преступления и проступка, их различных видовых характеристик и составов;
– объектов противоправных посягательств и их классификации, а также объективной и субъективной стороны этих разновидностей противоправных деяний;
– форм вины и понятий невменяемости, необходимой обороны, крайней необходимости, соучастия, пособничества, попустительства;
– института субъектов уголовных преступлений и маловажных (административных) проступков, а также их классификации;
– института уголовных наказаний и их разграничения с исправительными (административными) наказаниями и их классификации;
– института подведомственности дел о проступках и др.
На современной научной основе ученые-полицеисты исследовали также вопросы о причинах преступности, способах и формах ее профилактики, методах и формах дознавательной (оперативно-разыскной), экспертной, следственной деятельности и т. д. и т. п.
Наука полицейского права заложила, конкретизировала и развила на основе и с учетом эволюции в XIX столетии отечественного публичного законодательства и практики его применения теорию административного принуждения, выделив и классифицировав в его рамках меры предупредительного характера, меры пресечения, а также меры наказания, применяемые в упрощенном (административном) порядке за «маловажные» проступки. На 100 лет раньше своих западноевропейских коллег российские полицеисты и административисты начали разрабатывать теоретические основы «штрафной» (т. е. административной) ответственности юридических лиц на примере общин, органов соединства, профессиональных корпораций и акционерных обществ, а также критерии разграничения в публично-правовой сфере уголовных, административных и дисциплинарных правонарушений должностных лиц.
Таким образом, дореволюционное полицейское право Российской империи в равной мере заложило основы для современной теории как уголовного, так и административно-деликтного права, начав (уже без прямой ориентации на немецкие и французские примеры) формировать научный инструментарий и зачатки методологии изучения института «маловажных» проступков как особого административно-правового вида ответственности.
Что же касается полноценного законодательного обособления административных правонарушений от уголовных преступлений, то оно состоялось уже в послереволюционный советский период с принятием первого Уголовного кодекса РСФСР (далее – УК РСФСР) 1922 г. и первых профильных декретов об административной ответственности 1922–1923 гг. После реабилитации в сталинском СССР административного права (объявленного большевиками после революции буржуазной наукой) в 1940-е годы началась и разработка теории административной ответственности, которая в настоящее время исследуется наукой административно-деликтного права.
Российское административно-деликтное право как подотрасль административного права и наука – это пример естественного и общераспространенного эволюционного пути развития современного права, которым в свое время прошло и уголовное право Российской Федерации (далее также – РФ). Потому теоретики административно-деликтного права, не забывая своих общих с уголовным правом «полицейских» корней, также считают себя вправе пользоваться единым первоначальным источником теоретических наработок дореволюционного полицейского права, а заодно и советской теории права и теории юридической ответственности.
Кстати, в конце XIX – начале XX в. из общей для публично-правовой сферы комплексной отрасли полицейского права начали выделяться и активно развиваться, наряду с уголовным правом, и такие новые отрасли, как государственное, финансовое, трудовое право и т. д. Более того, это эволюционное движение и послужило в итоге одной из главных причин окончательного преобразования полицейского права в административное.
Объективный процесс развития и эволюции системы отечественного права – при всех реальных издержках советской практики «руководящей роли КПСС» и идеологизации практически всех сфер жизни общества – продолжился и в СССР. Например, в советский и постсоветский периоды из государственного права выделились со своими предметными рамками конституционное, муниципальное, а затем и парламентское право; из административного права предметно обособились информационное, административно-деликтное, служебное, лицензионное, таможенное право и т. д.; из финансового права выделились бюджетное, налоговое, банковское, валютное право и т. д. Появились и такие новые «симбиозные» отрасли, как право социального обеспечения, пенсионное, нотариальное, акционерное право и ряд других отраслей и подотраслей.
В связи с этим попытки современных сторонников архаичной идеи возврата административных правонарушений в триаду уголовных деликтов образца 1903 г. (в виде уголовных проступков) и отмены тем самым КоАП РФ и административно-деликтного права выглядят сомнительно. Однако именно это предлагают сегодня отдельные ученые, по логике которых получается, что выделение уголовного права (как подотрасли дореволюционного полицейского права) в самостоятельную отрасль российского права и его систематизированное оформление в Уголовном уложении 1903 г. было правомерным, позитивным объективно эволюционным шагом, а обособление спустя 20 лет в законодательстве СССР правового механизма ответственности за проступки в самостоятельный вид административной ответственности, подотрасль законодательства и самостоятельный институт советского административного права – это лишь политические козни большевиков, не более того. Такого рода аргументация, при всем уважении к оппонентам, никак не может быть воспринята всерьез.
По нашему мнению, в научной дискуссии вообще, и особенно в правоведении, любая политизация аргументов должна быть исключена. Обвиняя современных российских законодателей в манипулировании мерами административной ответственности, авторы таких утверждений сами справедливо признают, что тот же состав «клевета» перекочевывал из УК РФ в КоАП РФ и обратно. Тем не менее из этого факта совсем не следует делать вывод о большей политизации административно-деликтного права по сравнению с почему-то менее политизированным уголовным правом.
К сожалению, проявления волюнтаризма и нигилизма в отношении к праву имеют в нашей многострадальной стране слишком глубокие корни. В связи с этим следует признать, что политическими и конъюнктурными мотивами в значительной мере были обусловлены законодательные инициативы как по «криминализации» КоАП РФ, так и по «либерализации» УК РФ. Что и привело за последние годы к размыванию границ между уголовной и административной ответственностью, а вовсе не некие концептуальные и потому неустранимые дефекты теории административно-деликтного права, о которых пишет проф. Г.А. Есаков.
С сожалением приходится констатировать, что в своих нападках на административную ответственность этот ученый не одинок. К примеру, авторитетный теоретик уголовного права и процесса заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора МГУ проф. Л.В. Головко также утверждает, что, следуя концепции французского Уголовного кодекса 1810 г., понятия «административная ответственность» и «административное правонарушение» не имеют друг к другу никакого отношения. Иначе говоря, мелкое правонарушение частного лица перед государством никак не связано и не может быть связано с идеей ответственности публичной администрации перед частными лицами. Это не только разнопорядковые, но и разноотраслевые проблемы, сведение которых воедино может объясняться лишь колоссальной доктринальной путаницей. А любое нарушение закона, наказываемое государством, входит в состав уголовного права независимо от строгости наказания (от штрафа до смертной казни). И их разграничение представляет собой уже внутриотраслевую уголовно-правовую проблему.
Не вдаваясь здесь в серьезную дискуссию, отметим лишь, что «доктринальную путаницу» создают, по нашему мнению, сами названные представители уголовно-правовой науки, ориентируясь в своих теоретических подходах лишь на давно устаревшие с XIX в. французские и прусские модели «широкого» уголовного и «узкого» административного права. И при этом полностью игнорируя поистине новационный 150-летний преемственный опыт дореволюционного, советского и постсоветского права и законодательства России по комплексному развитию институтов административной ответственности и административной юстиции, решивших применительно к «неуголовным» публичным деликтам задачу как ответственности частных лиц перед государством (в КоАП РСФСР и РФ), так и ответственности государства перед частными лицами (в Кодексе административного судопроизводства – КАС РФ).
В качестве еще одного повода для возвращения административных деликтов в систему угол овного права и законодательства традиционно используется и аналогичный мерам уголовной ответственности универсальный характер мер административной ответственности, применяемых за нарушения норм многих отраслей законодательства, а не только за нарушения против «порядка управления». При этом под чисто управленческими нарушениями авторы идеи возврата к широкому толкованию уголовного права понимают только узкую сферу деликтных отношений, очерченную нормами гл. 19 действующего КоАП РФ. Однако в структуру Особенной части любого курса российского административного права традиционно включаются четыре области государственного управления, нормативно и предметно классифицируемые по множеству отраслей и сфер правового регулирования, отнюдь не ограниченных отношениями по обеспечению собственно «порядка управления».
Кроме того, объектами регулирующего воздействия со стороны исполнительной власти являются все юридические лица и индивидуальные предприниматели, которые не имеют другой публично-правовой формы ответственности, кроме административной. Вместе с тем этот важный аргумент сторонники «широкого» уголовного права стараются намеренно не затрагивать в контексте спора с административистами. Обусловлено это тем, что вопрос об уголовной ответственности юридических лиц в той же западноевропейской правовой науке и практике уже второе столетие продолжает оставаться крайне дискуссионным и до сих пор не решенным.
Если же ориентироваться только на традиционное для дореволюционного правоведения определение предмета и системы «права внутреннего управления», то, следуя логике защитников единой системы публичных деликтов и наказаний, и само уголовное право не имело на рубеже XIX–XX вв. «законных» оснований на обособление от «материнского» полицейского права.
К сожалению, наряду с теоретиками «широкого» уголовного права свою лепту в размывание границ между уголовной и административной ответственностью может внести и Верховный Суд Российской Федерации (далее также – ВС РФ), продолжая тенденцию последнего десятилетия к отнюдь не всегда необоснованной «либерализации» УК РФ.
Так, постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 41 от 31 октября 2017 г. было принято решение о разработке проекта и инициировании принятия федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка».
В проекте пояснительной записки к этой законодательной инициативе утверждается, что «реанимируемый» уголовный проступок необходим в целях дальнейшей гуманизации уголовного законодательства. Для этого уголовным проступком предлагается считать совершенное впервые уголовное преступление небольшой тяжести, за которое УК РФ не предусмотрено наказание в виде лишения свободы. При этом в отличие от иных оснований освобождения от уголовной ответственности, предусмотренных нормами УК РФ, освобождение от уголовной ответственности лиц, совершивших уголовный проступок, ВС РФ обусловливает «минимальной степенью общественной опасности этого деяния и данными о личности лица, его совершившего, заключающимися в отсутствии у него судимости».