Россия и мусульманский мир № 12 / 2014 - Коллектив авторов 4 стр.


Деятельность по раннему предупреждению конфликтов и кризисных ситуаций направлена на предотвращение эскалации насилия до вооруженного противостояния сторон или массовых протестных выступлений. При этом следует учитывать то обстоятельство, что зачастую один из участников конфликта чаще всего не ставит перед собой задачу нормализации отношений и не стремится искать пути его разрешения с противоположной стороной на договорной основе. Примерами деятельности по предупреждению конфликтов и кризисных ситуаций являются челночная дипломатия, посреднические усилия общественных и религиозных деятелей, миссии наблюдателей, направление в кризисные районы миротворческих сил, проведение войсковых учений в сопредельных с зоной конфликта регионах, а также демонстрация флага военно-морских и военно-воздушных сил. Все эти меры необходимо проводить до того, как конфликт перейдет в стадию вооруженного противостояния сторон.

Стратегия раннего предупреждения кризисных ситуаций должна использовать эффективно действующую систему мониторинга очагов потенциальных конфликтов для их картографирования и выявления динамики развития. Наилучшим периодом для проведения мониторинга конфликта является его латентная фаза, так как в данном случае имеются все возможности для предотвращения развития конфликтов по катастрофическому сценарию.

Гуманитарные организации и иностранные агентства, работающие в конфликтных районах и не ангажированные третьими силами, могут поставлять наиболее свежую и достоверную информацию по состоянию данной проблемы, а также осуществлять личные контакты и посреднические функции, которые чрезвычайно ценны в деле успешного предупреждения конфликта. Эта деятельность может осуществляться при взаимодействии со СМИ и исследовательскими организациями8.

Превентивные шаги могут включать миссии по выявлению и исследованию факторов, свидетельствующих о нарастании конфликта, а также возможных его границах и степени остроты противоречий. Полученная информация должна использоваться для обсуждения в экспертном сообществе, организации диалога и переговоров сторон – участниц потенциального конфликта9. На следующих этапах возможно привлечение международных организаций, а также оказание материальной и технической поддержки усилиям посредников и участникам переговоров, а также направление миротворцев в районы потенциальных конфликтов. Все эти меры предоставляют сторонам критически важное время для поиска путей мирного разрешения конфликтной ситуации. Нa стадии предотвращения неконтролируемого развития конфликта ставится задача системного анализа глубинных причин возникшей ситуации на основе изучения противоречивых интересов сторон и асимметрии их отношений.

Масштабная превентивная деятельность включает изучение причин неравномерного развития регионов и положения этнорелигиозных общностей, особенностей их социально-политических культур и взаимоотношений между ними с учетом выявленных структурных причин конфликта, к которым можно отнести экономическое и социальное неравенство населения региона и неэффективную работу органов власти10.

Результатом разработки превентивных мер могут быть программы экономического развития конфликтогенных регионов, разработка механизмов урегулирования противоречий, миротворческая деятельность, акции по установлению межкультурных контактов и создание организаций по предотвращению и урегулированию конфликтов. К дополнительным мерам можно отнести пропаганду национального и конфессионального согласия и создание механизмов мирного и конструктивного разделения политической власти как в масштабах государства, так и в отдельном его регионе11.

«Проблемы национальной стратегии», М., 2014 г., № 4 (25), с. 136–151.

Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии

«Хизб ут-Тахрир» в республике Татарстан: Трансформация доктринального дискурса и поведенческого уровня

Р. Сафиуллина-Аль Анси, кандидат филологических наук, зав. кафедрой гуманитарных дисциплин Российского исламского института (г. Казань)

Год с небольшим назад жители Татарстана вступили в новую реальность – взаимного недоверия и отчуждения, которая началась 19 августа 2012 г. с покушения на муфтия республики Ильдуса Фаизова и убийства бывшего заместителя муфтия Валиуллы Якупова. Из всех суждений и мнений, посвященных анализу и оценке этих событий, и из настроений – как в мусульманском сообществе, так и в обществе в целом, – зрело стойкое мнение, что эти события были связаны с интересами определенных кругов, направленными на дестабилизацию ситуации в республике. Тем временем проводимые силовыми структурами массовые обыски в домах мусульман и аресты начали восприниматься как репрессии против верующих, в СМИ и в социальных сетях муссировалась информация о превышении полномочий со стороны полиции, пытках и угрозах с принуждением дать признательные показания в не совершённых преступлениях12. При этом официального подтверждения или опровержения этой информации так и не появилось. Для материалов же, размещаемых на информационных каналах, были характерны тенденциозность в освещении событий, значительный рост антимусульманской риторики13 и создание Татарстану имиджа «ваххабитского» анклава. Эта истерия, если можно так выразиться, так же внезапно и улеглась, хотя единичные материалы время от времени возникали в информационном пространстве. Неким своего рода рубежом, способствующим прекращению раздувания этой темы, можно считать заявление президента РТ, точнее, его ответ на вопрос о наличии экстремизма и терроризма в РТ, ставший впоследствии крылатой фразой: «…у вас больше шансов, что на вас упадет сосулька, чем нападет ваххабит» [Чернобровкина, 2012].

Тем не менее нельзя было не обратить внимания на многочисленные сообщения о стычках между мусульманами, придерживающимися традиционного для татар ислама ханафитского мазхаба, и сторонниками идеологии ваххабизма и «Хизб ут-Тахрир» (далее – XT). Сторонники последнего активно подвергались арестам, пополняя списки осужденных. Этим и был обусловлен наш исследовательский интерес к вопросу, выведенному в заглавие нашего доклада.

Одной из задач нашего исследования было выяснить, в какой мере имеет место трансформация доктринального дискурса и поведенческого уровня мусульман, подверженных влиянию этого течения. В первую очередь, это предполагало выявление расхождений догматического характера, если таковые имеют место, между представителями XT и мусульманского большинства нашего региона, и рассмотрение, как это выражается на поведенческом уровне14.

Дело в том, что исследователями неоднократно отмечалось, что исповедуемый российскими мусульманами ислам на данный момент представляет собой специфическую структуру, компоненты которой при доктринальной принадлежности к одной религии достаточно разнятся и с точки зрения понимания догматов, и с точки зрения религиозных практик. На догматическом уровне это выражается в том, что формулировка исламского «символа веры» у разных людей, относящих себя к мусульманам, приобретает различные интерпретации. И это касается не только российских мусульман. Наряду с тем, что более 1,5 млрд мусульман во всем мире едины в своей вере в Бога и Пророка Мухаммада, им свойственно по-разному оценивать роль и место религии в своей жизни. Если в первую очередь мусульман объединяют пост в месяц Рамадан и милостыня нуждающимся, то при этом их взгляды на другие аспекты своей религии могут достаточно сильно отличаться. Об этом говорят результаты масштабного исследования, проведенного Pew Research Center. Согласно проведенному опросу, в котором участвовали более 38 тыс. человек, говорящих более чем на 80 языках, наряду с наличием согласия по основным принципам ислама, мусульмане 39 стран и территорий отличаются по уровню религиозности, открытости к различным интерпретациям своей веры и подверженности влиянию различных сект и движений [Брилев, 2012].

Сложность в исследованиях такого рода вызывает тот факт, что сами по себе богословские реалии трудноуловимы с точки зрения научной объективности, доказательным здесь быть невозможно, можно быть лишь по-своему убедительным. И эта убедительность ставит проблему не столько «логической выверенности и квалифицированности исследования, сколько чуткости к смыслу. А это не научная категория»15.

Тем не менее нами была предпринята попытка подвергнуть практическому рассмотрению данный вопрос. Наряду с имеющейся научной литературой, освещающей эту проблематику, для нас важным источником информации послужили материалы СМИ, интернет-ресурсы, в том числе и информация из социальных сетей, а также многочисленные опросы. Опросы проводились среди простых верующих – как среди сторонников или сочувствующих этому движению, так и среди противников. Также были проведены интервью с представителями экспертного сообщества: исследователями, преподавателями мусульманских образовательных учреждений, а также представителями официального духовенства и ряда государственных органов.

Для ясности сразу отметим, что большинство респондентов, судя по их ответам, не имели опыта общения с представителями XT. И это неудивительно с учетом того, что уже более десяти лет решением Верховного Суда РФ «Хизб ут-Тахрир» признана террористической организацией и открытое признание себя членом этой организации равносильно объявлению себя вне закона16.

Пользуясь доступными им способами получения информации (СМИ, Интернет), большинство участников опроса отмечают эффективную работу самой организации, что выражается в развитом аппарате, наличии литературы, медиаресурсов (сайтов, профессиональных видеороликов). Наблюдается сходство в методике и оформлении материалов с другими политическими партиями. По мнению одного из интервьюеров, «они успешно используют сложную ситуацию в исламском мире, которая усугубляется не только из-за влияния внешних сил, но и сами мусульманские правители дают повод для недовольства».

Что касается оценки деятельности XT, то в результате нашего опроса и исследования сложилась довольно пестрая, неоднозначная и противоречивая картина. Среди высказываний опрошенных встречаются разные характеристики, такие оценочные суждения, как «абсолютное зло», «опасные» (самая частая характеристика), «зацикленные на своем», «сектанты», «больные люди», «проблемы с головой», «зомби». Но были и несогласные с таким мнением, в частности один из интервьюеров на вопрос о его отношении к вышеназванным характеристикам ответил, что «эти уничижительные определения употребляются как манипулятивный термин, чтобы девальвировать хизбов», признав при этом, что сторонники XT не до конца грамотные в религиозном отношении. Кто-то называет их деятельность и активность экзальтированным, немного агрессивным, чрезмерным выражением молодости, максимализма, геройства, возможности выделиться, тяги и любви к борьбе.

Наряду с этим встречались мнения, что, несмотря на наличие в выступлениях сторонников XT определенных антигосударственных лозунгов, не все готовы относить представителей XT к террористическим организациям. Это при том, что решением Верховного Суда РФ XT входит в список 15 организаций, признанных террористическими, что, впрочем, и является основанием для многочисленных арестов и судов над так называемыми «членами» организации.

По мнению ряда опрошенных, опасность от деятельности XT нивелируется, если ведется просветительская работа среди населения об исламе. Нередко деятельность XT расценивается как провокация, нацеленная на дискредитацию мусульман: «…считаю их просто провокаторами, своими действиями они народ отвращают от ислама. У нас к черному цвету отрицательное отношение, а они используют автопробеги, черные флаги. Это деклассированные элементы, которым платят деньги, чтобы они отвращали людей от ислама».

Распространенное мнение, что «они очень опасны», емко сформулировал один из интервьюеров: «Поскольку любой фанатизм + невежество = опасность».

При выяснении отношения мусульман к мерам пресечения, применяемым к так называемым сторонникам XT, абсолютное большинство опрошенных отмечали, что это не панацея и подобными мерами эту болезнь не вылечить. Административные и законодательные запреты приводят к тому, что люди уходят в подполье и происходит радикализация движения. При этом чрезмерные и явно несправедливые репрессии только лишь приведут к росту их популярности. Также встречались и явно конформистские, осторожные и прогосударственные позиции: «Судить то или иное решение государства мы не можем. Мы должны все следовать Конституции. И в исламе мы должны жить по шариату, где всегда можно найти выход из ситуации». «Если человек нарушил закон, судить следует по поступкам. Если осудили – значит, есть за что. Если эта группа запрещена, значит, есть за что запрещать». «Зачем он пошел туда (в организацию “Хизб ут-Тахрир”. – Прим. Р.С.), подставляя свою семью, зачем читал запрещенную литературу и пр. Разве нет альтернативы?». «Это общество запрещено, и мусульманам нужно развиваться в том русле, которое разрешается государством». «Раз уж эта организация запрещена и признана экстремистской, то и их приверженцы так же оцениваются».

Наряду с этим многими респондентами отмечалось, что в российском информационном пространстве продолжается последовательное внедрение в общественное сознание мнения о том, что ислам – это не религия добра и мира, а культ экстремизма, жестокости и террора. В частности, встречались такие точки зрения: «К сожалению, очень часто приходится сталкиваться с всё больше крепнущим убеждением, что любая активность мусульман считается в нашей стране экстремизмом. Это касается любого призыва к исламу, призыва к поклонению одному Аллаху, распространению ислама и так далее, вне зависимости от форм – “Таблиг”, “Нурси”, “Хизб ут-Тахрир” или что-то еще».

Попытки же представителей некоторых традиционных религий «выторговать» у государства для себя специальные условия и стремление к статусу «государственной религии» расцениваются респондентами, способствующие как росту недоверия между представителями разных конфессий, так и внутриконфессиональной напряженности: «В России с каждым годом всё более активно действуют и православные лагеря, где молодежь обучают обращению с оружием, существуют и православные дружины, казачьи… Получается, что толерантность, о которой так любит говорить каждый кому не лень, это тоже фикция. От нас требуют толерантности по отношению к другим конфессиям, к атеистам и безбожникам, но кто-либо требует толерантности в отношении самих мусульман?» «Парадокс в том, что те, кто себя называет мусульманами, суфиями и пр., не живут в соответствии с этим названием, они готовы уничтожить тех, кто не признает их взглядов, готовы завалить доносами силовые структуры. И они с успехом делают это, выступая в авангарде этой травли мусульман».

Говоря о теологических расхождениях догматического, мировоззренческого и идеологического характера, следует отметить следующее.

Большинство опрошенных – как простых мусульман, так и экспертов – считают, что XT следует расценивать не как чисто религиозное, а как религиозно-политическое движение: «Они считают основной задачей в этом мире 100%-ное исполнение приказов Всевышнего, но не видят возможности 100%-ного исполнения своих религиозных предписаний в условиях современного общества, вне исламского государства (халифата). Только в халифате, по их мнению, будет возможно реализовывать законы Бога». Один из известных татарских активистов, которого причисляют к сторонникам XT, выдвинул в связи с этим лозунг: «Халифат – корона фардов».

По словам одного из интервьюеров, «им свойственна иллюзия, что в исламском государстве все станут счастливы. В этом усматривается духовная опасность – что через внешнее преобразование можно прийти к духовному спасению. Многие забывают заботиться о своем душевном спасении здесь и сейчас. То есть вопрос личного преображения отодвигается на неопределенный срок. А у нас (традиционалистов. – Прим. Р.С.) – всё нужно начинать с себя, и это преобразит общество».

Назад Дальше