Основополагающими факторами являются следующие: 1) центральное место в организации международной жизни принадлежит ООН как официально и формально признаваемый алгоритм, что не исключает возможность реформы СБ ООН, не ставя под вопрос право вето его постоянных членов; 2) сохранение основных многосторонних форматов (G7 «большая семерка» и G20 «большая двадцатка»), прежде всего в качестве площадок для обмена мнениями на высоком уровне и координации общих подходов и структур, предназначенных для более предметного диалога и взаимодействия (прежде всего, под эгидой ООН и ее специализированных учреждений); 3) продолжение деятельности большинства существующих сегодня межгосударственных структур, ориентирующихся на региональное и трансрегиональное взаимодействие (ОБСЕ, НАТО, ЕС, Совет Европы, СНГ, ОДКБ, ШОС, БРИКС); 4) формально признаваемое безусловное уважение и всемерное укрепление международного права.
Еще одной проблемой миропорядка, по мнению автора, является соотношение внутренней проблематики и международных отношений. Наиболее серьезные вызовы здесь возникают в связи с коллизиями вокруг суверенитета и вопроса о «цветных революциях». Максимально ограничительная трактовка оснований для внешнего вмешательства во внутренние дела государств исходит из того, что оно может быть выражением стремления к доминированию некоторых участников международной жизни. Противоположный подход указывает на невозможность абсолютного суверенитета из-за тесной связи проблем внутри страны с внешним миром и из-за растущего влияния транснациональных экономических и политических процессов на внутриполитические реалии.
В заключение автор ставит ряд вопросов, на которые, по его мнению, пока нет очевидных ответов.
– Возникновение «новых вызовов» (например, киберугроза), которые стали рассматриваться как серьезные угрозы только сейчас, хотя они существуют уже несколько десятилетий. Они не стали заметными факторами международного взаимодействия ранее, когда еще сохранялся позитивный импульс преодоления холодной войны, а волна солидарности с США после терактов 11 сентября 2001 г. быстро сошла на нет, и борьба с международным терроризмом не стала мощным фактором для совместных действий, как ожидалось. И какие основания рассчитывать, что «война с международным терроризмом 2.0» окажется более успешной?
– Глобальные проблемы создают не только новые стимулы к сотрудничеству государств, но и новые противоречия между ними.
– Политическая ориентация на решение возникших проблем совместными усилиями исходит из модели глобализирующегося мира и общих ценностей. Но сейчас много признаков того, что набирает силу противоположный подход, когда основными являются собственные интересы. Как долго будет сохраняться крен в сторону усиления «национальных императивов» в трактовке приоритетов внешней политики, экономического развития и безопасности (многим представляющийся правомерным и естественным)? Этот фактор будет существенным в поведении государств, подрывая перспективы международной солидарности.
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Проявления религиозно-политического экстремизма в Республике Дагестан и меры противодействия // Власть, М., 2017, № 12, с. 171–177
Ключевые слова: религиозно-политический экстремизм, Республика Дагестан, противодействие, ислам, идеология.
Магомедова М.А., кандидат философских наук, старший научный сотрудник Регионального центра этнополитических исследований Дагестанского научного центра РАН
В статье автор рассматривает причины религиозно-политического экстремизма в Дагестане, анализирует факторы роста социальной напряженности, которая вызывает протестные настроения населения.
Автор отмечает, что на протяжении последних двух десятилетий для Северного Кавказа характерно проявление религиозно-политического экстремизма. Этот регион является одним из сложнейших в России, так как здесь наблюдается усиление влияния религиозного фактора на этнополитические процессы и общий рост социальной напряженности.
В Дагестане конфессиональный фактор всегда играл и играет большую роль в жизни общества, но чаще экстремизм, основанный на религии, оказывается связанным с политикой и национализмом. Опасность же распространения религиозно-политического экстремизма на территории Дагестана в том, что наиболее подверженной этому течению оказывается молодежь, которая составляет 30,3% населения.
Среди современных проблем дагестанского общества исследователь на основе проведенного опроса экспертов, занятых проблемами идеологического противодействия экстремизму и терроризму, выделяет такие: коррупция; отсутствие социальных лифтов, расслоение общества по уровню материального благополучия; снижение уровня образования; нарушение прав человека; религиозный фанатизм, порождающий религиозный экстремизм и терроризм; ухудшение социально-экономической ситуации; внутриконфессиональные противоречия; усиление роли религии в общественной и государственной жизни (клерикализм); неэффективное управление; отсутствие социальной справедливости; организованную преступность; безнаказанность чиновников; отсутствие каналов для волеизъявления граждан; неэффективную судебную систему; религиозный экстремизм; низкий уровень образования и здравоохранения.
Автором опроса также был выявлен ряд факторов социальной напряженности в республике – это проблема безработицы, ее рост за последние годы и отток граждан из республики, в том числе и в поисках работы.
Что касается уровня террористической угрозы, то автор статьи отмечает, что с начала 2017 г. наблюдается усиление активности вооруженных бандформирований на юге Дагестана. Периодически в различных районах республики вводится режим контр-террористической операции (КТО).
В рамках данного исследования автор обращает внимание на то, какое влияние оказывает «Исламское государство» на Северный Кавказ. Автор приводит статистические данные на 2017 г. по воюющим в Сирии на стороне ИГ жителям Северного Кавказа, среди которых 1,2 тыс. человек – из Дагестана (общее количество составляет 2 тыс. человек). Есть опасность, что эти люди вернутся домой, что впоследствии может оказаться серьезной угрозой для национальной безопасности страны.
Говоря о причинах распространения религиозно-политического экстремизма на Северном Кавказе, автор называет такие факторы, как клановая система управления республикой, криминализация власти, неэффективная судебная система, работа по вербовке молодежи в экстремистские группы путем информационных технологий, внутриконфессиональные конфликты. Все это усугубляет отсутствие адекватной вызовам времени соответствующей информационной политики со стороны Духовного управления мусульман и государственных органов, стройной и последовательной национальной политики, тесно увязанной со стратегией национально-духовного развития народов Дагестана; отсутствие доверия граждан органам государственной власти и правоохранительным структурам. Проблемы и пробелы в деятельности власти используют в своих целях сторонники салафизма, которые используют протестные настроения населения в своих целях.
Кроме внутренних причин распространения религиозно-политического экстремизма исследователь указывает и на внешние факторы, а именно: действия различных эмиссаров, финансирование извне, работа миссионеров и соотечественников, прибывших в РД в начале 1990-х годов, интернет-ресурсы, влияние внешних деструктивных сил (Саудовская Аравия, Катар). Причины радикализации кроются также в неверном, упрощенном истолковании ислама.
При определении эффективности деятельности правоохранительных органов в противодействии экстремизму в Дагестане по результатам исследования наибольшая эффективность отмечается у органов ФСБ, органов Министерства внутренних дел, Центра противодействия экстремизму (ЦПЭ) МВД по РД, а на последних местах оказались органы Федеральной миграционной службы и прокуратуры.
Автор указывает на то, что государство борется с самими террористами, а не с причинами их появления и целями, которые они преследуют. В республике идеологическое противодействие экстремизму сведено к малоэффективным и формализованным мероприятиям. На основе проведенного исследования автор утверждает, что представители духовенства республики в идеологическом противодействии экстремизму играют неоднозначную роль. С одной стороны, религиозные деятели проводят меджлисы с участием известных религиозных ученых республики, а также международные конференции с участием известных мировых исламских ученых; издается газета «Ас-салам», ведутся телепередачи по религиозной тематике. С другой стороны, в дагестанском обществе вызывают недовольство противоречия внутри традиционного ислама. В публичной полемике духовные лидеры традиционного ислама уступают представителям нетрадиционного течения.
Несмотря на отдельные успешные кампании и акции по противодействию идеологии и практике экстремизма и терроризма, в республике не сложилась региональная система такого противодействия.
В качестве мер для преодоления экстремизма, а следовательно и терроризма, в республике автор предлагает следующие: провести преобразования в экономической, политической сферах; преодолеть уродливые формы коррупции; вести работу с молодежью в образовательных учреждениях, мечетях, транслировать телепередачи антитеррористической направленности, совершенствовать законодательство, более активно разъяснять несостоятельность, общественный вред и преступный характер идеологий, программ и действий, которые заключают в себе ненависть к людям других рас, национальностей, вероисповеданий и социальных групп.
Этнический фактор в гендерных отношениях и процессах: Кавказский ракурс // Гуманитарий Юга России, Ростов-на-Дону, 2017, т. 6, № 6, с. 317–325
Ключевые слова: гендер, этнос, структура этнического социума, гендерные процессы, гендерные отношения, межпоколенческие отношения, отношения конкуренции-солидарности, институт старшего.
Тауканова З.Ч., аспирант кафедры философии Кабардино-Балкарского государственного университета
В статье автор анализирует особенности гендерных отношений на Кавказе. Говоря об истории изучения данного вопроса, автор в начале статьи дает краткий исторический обзор гендерной проблематики. Начиная с 50–60-х годов ХХ в. гендерные исследования обретают системность и активность под влиянием феминизма, берущего начало в те же годы в общем контексте постколониальных трансформаций мира.
Россия остается пространством особой цивилизации, включающей наряду с европеизированной культурой мегаполисов десятки традиционных этнических культур, но реалии глобального мира вторгаются в бытие этносов, корректируя все аспекты этнической культуры, в том числе модели гендерных отношений, что особенно ярко проявилось в социально-культурных трансформациях в начале 90-х годов ХХ в.
Автор в данной статье предпринимает попытку дать анализ гендерного фактора в контексте постсоветских трансформаций кавказских этносов. Речь идет о результатах многолетних наблюдений за социально-культурными трансформациями ряда этнических сообществ Кавказа (кабардинцы, балкарцы, адыгейцы, черкесы, чеченцы и др.). Перечисленные сообщества изучены и детально описаны в общепринятых этнографических измерениях, но проблема состоит в том, что в российской этнологии и гендерологии кавказские этносы и сегодня подаются как консервативные, не подверженные новации и прогрессу, как герметично замкнутые на свои архаичные культуры. Бытует предубеждение о вторичности женского пола в пространстве кавказских культур и «порабощенности женщин».
Как это ни парадоксально, у кавказских этносов за долгие годы существования советской системы так и не прижилась советская модель равноправия мужчин и женщин, которая в буквальном смысле уравнивала всех. Кавказские женщины на протяжении всей советской эпохи вплоть до 90-х годов так и оставались в «пространстве второго пола» – воспитателей детей, учительниц, продавщиц магазинов, домохозяек; они не рвались занять «мужские» профессии, что стало поводом рассматривать кавказские этнические сообщества и их культуры как «отсталые», «средневековые», где женскому полу уготовано порабощение.
Ситуация радикально изменилась в 90-е годы прошлого века. Ответ на вопрос, как это стало возможным, кроется в учете специфических особенностей социально-культурного бытия кавказских этносов. Автор выделяет три такие особенности.
1. Исключительная роль и значимость горизонтально-секторальных отношений в кавказских этносоциумах. Такие структуры кавказского этносоциального бытия, как родственная семья (сообщество семей родных и двоюродных братьев и сестер, племянников и внуков, имеющих общих предков), род, тейп, тухум, активно (материально, морально) поддерживают любого своего члена, защищая его в трудных ситуациях и жизненных невзгодах, в том числе и от избыточного давления внешних факторов и обстоятельств (мнения, формируемого за пределами данной общности, религии и даже институтов власти).
2. Легитимация в бытии рассматриваемых этносов только одной формы (модели) брака и образования новой семьи – в форме замужества. Речь идет о том, что на Кавказе женщина в буквальном смысле выходит замуж, т.е. покидает свою семью и переселяется в семью мужа, хотя при этом за ней сохраняются принадлежность к роду, откуда она выходит, и поддержка этого рода. Таким образом, активными носителями и строителями связей между кланово-родовыми секторами этносоциального пространства являются именно женщины, что едва ли вяжется с амплуа «второго пола».
3. Полярный характер отношений солидарность – конкуренция в сообществах мужчин и женщин в пространстве кавказских этносов. Ситуация здесь такова, что в отношениях мужчин (между мужчинами) доминирует конкуренция вплоть до ее самых острых форм, в то время как между женщинами (в их публичных отношениях) доминирует солидарность.
Далее автор подходит к ключевому аспекту анализа – культуре, которая являет собой прежде всего всеохватный механизм адаптации человека к условиям существования (природным, социальным), и резкие изменения условий бытия любой социальной общности являются вызовом, требующим ответа от этой общности, т.е. активных действий с его стороны, скажем, перестроения форм и механизмов своего бытия, изменений в культуре. Это касается и кавказских этносов, включая и гендерную культуру.
История рассматриваемых этносов сложилась так, что на протяжении ХХ в. они дважды оказывались в ситуации радикального изменения социально-политических условий существования, т.е. в ситуациях острого вызова. Речь, в частности, идет о революции 1917 г. и о «шоковых» реформах 90-х годов.
Как отреагировали на эти вызовы социальное бытие и культуры рассматриваемых этносов, в том числе их гендерная составляющая?
Как это ни парадоксально, но радикальные изменения в культуре, в частности в гендерном балансе, в пространстве кавказских культур, произошли не в пору советских реформ под конструктивистским лозунгом «Мы новый мир построим», а в 90-х годах. В этом контексте остается лишь констатировать, что постсоветские реформы оказались более радикальным вызовом в адрес традиционных норм, форм и укладов этнического бытия. Реформы 90-х годов привели к разрушению экономики страны и ее внутренних рынков. В этой ситуации доминирующей формой экономической деятельности в стране на какой-то период стал так называемый челночный бизнес, который разворачивался в условиях полного отсутствия в стране рыночной инфраструктуры (устойчивые банки, доступный кредит, маркетинг, консалтинг, логистические услуги). Как добыть стартовые деньги, приобретать товар за границей и доставлять домой, обеспечивать при этом собственную безопасность и безопасность своих товарно-денежных операций? Оказалось, что все эти вопросы можно решить, перешагнув психологический барьер страха перед неизвестностью по имени «челночный бизнес» – с опорой на женскую солидарность и коллективное взаимодействие, присущие кавказским этническим культурам, в то время как этого не удавалось сделать соперничающим между собой мужчинам. При этом стартовым капиталом нередко становились скромные деньги от продажи своих (женских) украшений, накопленных в небогатую советскую пору.