Через пять минут Ивану принесли одежду. Еще через пять минут он вышел на крыльцо больницы.
Крепкий молодой человек в белом халате, сидевший на стуле возле двери, покосился на Ивана, перевернул газету и снова углубился в чтение.
Очень тихим был город Новый Иерусалим. Не было слышно машин, не кричали дети, даже птицы, кажется, молчали… Хотя нет, перед крыльцом важно прогуливались голуби, переговариваясь друг с другом вполголоса.
И было жарко.
Нет, вчера явно был дождь, лужи еще кое-где не высохли, воздух был влажным и липким, но заставить себя вспомнить, что вчера дул промозглый ветер, изо рта вырывался пар, ледяная грязь лезла в кроссовки, — было невозможно.
Чистое небо. Вкусный воздух. Тихо.
Так тихо, что Ивану захотелось зажать уши и закричать.
Долбаные доктора. Ведь, казалось, их предназначение — помогать людям, лечить их, успокаивать. Так нет же, обязательно нужно такому вот интеллигенту в белом халате испортить настроение, потыкать холодными твердыми пальцами в раны.
И, кстати, спохватился Иван, а куда Инквизитору податься? Доктор, конечно, сказал, что дом уже подготовлен, но не сказал, где именно находится этот дом.
Можно спросить у парня, дежурившего на крыльце, но хватит на сегодня Ивану разговоров с медработниками. Иван спустился с крыльца, огляделся.
Нет, решительно не понятно, где дети. Каникулы на дворе, кричи и радуйся, ан нет. Нет криков и визгов. Странно.
Дома в Новом Иерусалиме добротные, заборы — высокие, ворота и калитки закрыты. Пятиэтажная больница выглядит на фоне одно- и двухэтажных домов просто небоскребом.
Значит, начинаем проявлять смекалку и сообразительность. Кто должен знать все о жителях города, особенно об Инквизиторах? Правильно, местный священник. Значит, следует подняться на возвышение, установить, в каком направлении виднеются кресты, и двигаться туда.
Двигаться.
Иван сказал себе это вслух, сообразив, что все еще стоит посреди улицы. Вперед!
Тело продолжало стоять.
Правая нога — марш! Иван сделал шаг и облегченно вздохнул. А то ведь даже испугаться успел, что докторский укол повлиял на что-то там неправильно. Просто мы задумались. Второй шаг. Третий.
Можно перестать отдавать команды и просто идти… Иван остановился.
Да что же такое происходит? Он не хочет уходить от больницы? Что-то его останавливает? Что?
Ничего такого не произошло. Ну прошелся по коридору, посмотрел на беременную предавшуюся, даже спас ее от расправы. Наверное, спас. Поболтал с доктором… Что-то доктор не так сказал? И мозг Ивана Александрова все-таки сообразил, что именно не так, но пока еще не облек в словесную форму, понятную брату Старшему Исследователю?
Очень может быть…
Или не понравилось Ивану, что некто стоит за толстой липой и смотрит на него не очень ласково. Да что там ласково, настороженно смотрит. С неприязнью и опаской. С таким настроением хорошо смотреть сквозь прорезь прицела.
Иван, не скрываясь, повернулся к наблюдателю.
Нет, не целится. Просто стоит и… Отпрянул, заметив взгляд. Да и, похоже, прятался он не от Ивана. Ствол дерева его заслоняет, скорее, от охранника на крыльце. Очень интересно.
А если подойти и поговорить? Спросить, как пройти в церковь…
Иван сделал пять или шесть шагов, прежде чем сообразил, что о дороге в храм у наблюдателя лучше не спрашивать. Молодой человек с таким запахом серы вряд ли станет числиться среди паствы.
Предавшийся шарахнулся в сторону. Он, судя по всему, всего лишь хотел уклониться от близкого контакта с некстати подвернувшимся прохожим, но неудачно вышел из-за дерева.
Иван сразу и не сообразил, насколько неудачно.
Нет, в голову Александрову пришло, что предавшийся слишком смело забрел в район компактного проживания верующих, но если предавшихся и христианок кладут в одну палату, то, значит, здесь так принято.
— Эй! — окликнул с крыльца охранник в белом халате, вставая со стула и откладывая газету. — Ты что здесь делаешь?
Предавшийся побледнел, быстро глянул на Ивана, повернулся и пошел вдоль улицы прочь от больницы.
— Стоять! — крикнул охранник, сбегая по ступеням.
Наверное, он что-то такое нажал, потому что из больницы выбежали еще двое крепких парней и, без расспросов, бросились за предавшимся.
Тот побежал.
Один из парней выхватил из-под полы резиновую палку, замахнулся, как при игре в «городки», но бросать не стал.
По улице, навстречу бегущим, шли четверо мужчин. Они что-то горячо обсуждали, но, увидев погоню, живенько растянулись цепью поперек дороги.
Беглец заметался, но заборы вокруг были высокими, ворота и калитки — закрыты. Бедняга ткнулся пару раз в них, ударился всем телом, потом подпрыгнул, уцепился руками, но перелезть не смог. Не успел.
Один из мужиков с ходу ударил его в спину, по почкам. Предавшийся рухнул и тут же получил еще один удар, ногой.
«У нас это не принято», — вспомнил Иван слова доктора. Как же! Может, и не принято, но, если есть свободная минута и возможность, отчего же и не попинать. Тем более — предавшегося.
Мужики обступили лежащего. Двое подняли его, прислонили к забору, а двое, по очереди, стали бить в живот и грудь. Предавшийся хрипел, кричал что-то прерывающимся голосом, но упасть ему не давали. Удар, удар, удар-удар-удар-удар…
Охранники из больницы перешли с бега на медленный, очень медленный шаг. Нет, они не остановились совсем, но двигались не торопясь, плавно, мелкими шажками, словно получая удовольствие и стараясь не испортить его другим. Тем же мужикам.
Они, кстати, поменялись ролями, и теперь те, что вначале держали предавшегося, били его, а двое других — держали в вертикальном положении. Предавшийся уже не кричал и не хрипел, просто обвис, запрокинув голову.
А у меня есть пистолет, вспомнил Иван. Отстраненно так подумал, не двигаясь с места.
Предавшегося перестали поддерживать, и он съехал спиной по забору. Завалился на бок.
— Забирайте! — сказал один из мужиков, тот, что постарше. — Чего его гнали?
— Хотели спросить, чего он тут топчется, — ответил охранник с палкой. — Ясно ведь сказано, к больнице ходить нельзя…
— А у него там баба рожает, — сказал охранник в белом халате, присев перед предавшимся на корточки. — Мы когда вчера за ней ездили, он очень просился, чтобы вместе. Говорил, что не будет мешать, что очень не хочет ее оставлять одну…
Старший мужик сплюнул. Другой, сухощавый и жилистый, тронул ногой голову предавшегося, заглянул в глаза, белые, закатившиеся:
— Ну ведь сказано же тебе было, урод! Что с ним теперь?
— Как обычно, — ответил охранник.
Предавшегося подхватили под руки и потащили к больнице.
— Ничо, — сказал жилистый мужик, — ему это на пользу. Это у нас с ними как с людьми зачем-то, а был я в городе, там они в одиночку в христианских кварталах не ходят… Не то что к больницам.
— Здравствуйте, — сказал Иван.
— День добрый, — протянул старший мужик, подозрительно глянув в лицо Ивану и принюхавшись. — Приехали к кому-то?
Трое других, не сговариваясь, образовали полукруг, словно собираясь заняться теперь Иваном. Ребра заныли.
— На работу я, — Иван улыбнулся, надеясь, что получается и естественно, и независимо. — Инквизитором…
Мужики переглянулись.
— Вместо Пашки, что ли? — спросил жилистый.
— Вместо него, — кивнул Иван. — Не подскажете, где его дом?
— Дом… Известно где, на Садовой. — Мужики снова переглянулись, на этот раз с опаской. — Возле магазина.
— Возле магазина? — Теперь Иван попытался изобразить на лице счастье, простую, житейскую радость, что дом Инквизитора находится возле магазина, что за водкой, скажем, далеко бегать не придется. — А не проводите? Я тут первый раз, ничего толком не знаю. Могу удостоверение показать…
Мужики молчали, поэтому Иван достал карточку из кармана и помахал ею в воздухе.
— Так чо тут провожать? Прямо, значит, по улице, первый поворот направо и до перекрестка. А там — налево. Третий дом. Такой, — мужик пошевелил пальцами, пытаясь придумать описание, — с оградой.
Можно было, конечно, произнести волшебную фразу о мобилизации для помощи Инквизиции. Мужики не только проводили бы, но еще и на руках бы отнесли. Но Иван решил, что лучше воспользуется их указаниями и доберется сам.
— Значит, направо, потом налево и дом с оградой.
— Ага, — кивнул жилистый.
— Спасибо.
— Так мы пойдем? — спросил старший.
— Так на здоровье. — Иван махнул рукой. — Вам отдохнуть, наверное, нужно. Замахались, наверное…
Жилистый хмыкнул.
Иван пошел, не оглядываясь.
Простые нравы, простые люди. Чего с них возьмешь? Дорогу описали правильно, хоть за это спасибо.
Через десять минут Иван стоял перед домом «с оградой». Таки да, таки особая примета. Небольшой одноэтажный дом был обнесен металлическим частоколом с натянутой на изоляторах проволокой. Он словно раздвинул соседние дома, или те сами опасливо потеснились в стороны. Метров по двадцать пустого пространства справа и слева.
На углах дома — фонари. Прожектора. И даже видеокамеры под ними.
Крепость, мать вашу!
Третий дом, вспомнил Иван фразу мужиков и ухмыльнулся. Шутники! А иначе он бы спутал, конечно.
Иван подошел к проволочной калитке, нажал кнопку на переговорном устройстве. Подождал.
— Да, — хриплым голосом произнес динамик.
— Сим-сим, открой дверь! — сказал Иван. — А то я дуну, дом и рассыплется…
— Ничегошеньки у вас не получится, господин волк. Этот домик уже из камня. Можете попробовать через дымоход, но, как предупреждают нас первоисточники, делать этого не стоит. Скажите волшебное слово, я вас и так пущу…
«Кастрация», — чуть не выдал дежурную шутку Иван, вовремя спохватился и сказал:
— Пожалуйста!
Замок щелкнул — и калитка открылась.
Если они сейчас еще и перед дверью устроят клоунаду, начал накручивать себя Иван, двигаясь по бетонным плитам двора к дому, но придумать ничего не успел — дверь открылась, а на пороге появился Крыс собственной персоной.
Одет он был в шорты и просторную цветастую рубашку. Одежда была либо с чужого плеча, либо Сигизмунд Васильевич похудел не так давно размеров на пять.
— А я уж прямо заждался, — сказал Крыс. — Позвонил в больницу, а там сказали, что ушел уже почти час назад. Чуть не пристрелил директрису школы и ушел.
— Так она деток учит? — Иван покачал головой. — В духе толерантности и свободы воли, надо полагать?
— Именно. В духе. То просто вы ее застали немного не в духе. Хотя, с другой стороны, а как она должна реагировать на Анну Семенову, в девичестве Алферову, которая была ее любимой ученицей, а потом взяла и подписала договор с Адом? Сама, представьте себе, пошла и подписала. По большой любви, естественно. С чего прикажете радоваться? Да что это я вас на крыльце держу, вы проходите!
Старик отступил в глубь дома.
— Хозяин прибыл, а я его на солнцепеке… — Старик подождал, пока Иван пройдет мимо него, потом подошел к двери, щелкнул замком и, судя по нескольким гудкам разных тонов, включил систему охраны.
Милые патриархальные нравы.
Дом внутри полностью соответствовал своему внешнему виду. Белые стены, камера в конце коридора. Белая же дверь под камерой. Подойдя ближе, Иван понял, что дверь бронированная. Да еще с амбразурой. Да еще с кодовым замком.
Крыс быстренько набрал код, приложился глазом к окуляру. Дверь бесшумно открылась.
— Добро пожаловать! — провозгласил Крыс. — Не то чтобы уютно, но, знаете ли, надежно.
И тут тоже старик Сигизмунд не соврал — уютным это помещение назвать было трудно. Стены, письменный стол, два металлических стула, сейф, кровать, застеленная серым казенным одеялом. На окнах поперечные жалюзи. Из стали, судя по виду. Несколько книжных полок и дверь, как вначале подумал Иван, в стенной шкаф.
— Там санузел и кухня, — пояснил Крыс, усаживаясь на хозяйское место за столом. — И вход в подвал.
Иван остановился перед столом и молча смотрел на старика.
— Что-то не так? — Крыс огляделся вокруг, пошевелил носом. — Вещи ваши в шкафу, там, за дверью.
Иван молчал.
— Если вы беспокоитесь по поводу кодировок дверей и всего остального, то после моего ухода прекрасно все сможете перепрограммировать.
Иван молчал.
— А! — просиял Крыс, встал со стула, обошел стол и сел на стул посетителей, который отличался от хозяйского только местоположением. — Вы по поводу соблюдения правил…
Иван молча снял куртку, бросил ее на кровать. Стащил с себя упряжь с кобурой и повесил на спинку стула. И только после этого сел.
— Я в вас опять влюбляюсь! — восхищенно выдохнул Крыс. — Это же представить невозможно, сколько в обычном, я бы даже сказал в рядовом, человеке может вместиться благородства, уверенности и внушительности. Я бы даже разразился аплодисментами, но руки, знаете ли, не хочется утруждать.
Старик пытался повторить вчерашнее упражнение — загнать хитрым плетением словес Старшего Инквизитора в пестрый мир намеков, иронии и сарказма. Только нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Иван, если честно, не понимал этого древнегреческого выражения. Вернее, понимал его значение, но не принимал смысла. Река — она всегда остается рекой. Одной и той же. Все купаются в одной Волге, все крестятся в одном Иордане.
— Как-то вы слишком серьезны, — сказал старик. — Эти складки возле губ, чуть нахмуренные брови.
— Публики нет. — Иван побарабанил пальцами по столу. — Всеслав отсутствует, посему не будет ни смущения, ни неловкости. С моей стороны. Дай вам бог, чтобы я не сорвался и не вывалил на вас накопившееся…
Крыс вздохнул со всхлипом, что-то собрался ответить, но покачал головой и промолчал. Без гримас и мимики. Просто заткнулся.
Ивану даже стало неловко. На короткий миг, но стало.
— Я хочу сказать… — Иван сделал паузу, Крыс ею не воспользовался. — Я хочу сказать, что не в самом большом восторге от происходящего. Я не говорю о том, что убили двух солдат…
— И сержанта, — бесцветным голосом произнес Крыс.
— И сержанта, — кивнул Иван. — Но его убили из самозащиты…
— Это они вам так сказали.
— Это они мне так сказали. И я им поверил, потому что нужно быть полным идиотом, чтобы убивать сержанта по любым другим соображениям. Они ведь знали, не могли не знать о ваших местных традициях. Око за око и тому подобные милые привычки.
— Наверняка.
— И все-таки убили. Вернее, даже не убили, а расстреляли. Если бы вы видели труп…
— Я видел труп. И что? — Старик сидел ровно, положив руки на колени, и смотрел на крышку стола перед собой. — Да, много ранений. Да, явно стреляли в приступе ярости или от большой ненависти. Не исключаю, что даже защищались. И это делает их положительными персонажами? Вы с кем-то поговорили? Провели исследование вопроса, господин Старший Исследователь?
Хорошие вопросы задает старик, не мог не оценить Иван. Четкие, недвусмысленные и в лоб.
— Я бы хотел поговорить с ними, — сказал Иван. — Но мне не дали. Их вообще убили так торопливо, будто хотели заткнуть рты…
— Или для того, чтобы не пришлось потом играть с законом, не допускающим самосуда. Убийца должен быть наказан. Убит. И сделать это можно было только в процессе, так сказать, задержания-уничтожения.
— Да бог с ними, с этими парнями! — воскликнул Иван и ударил ладонью по столу. — Все остальное здесь в порядке? На улице только что били предавшегося…
— Где? — быстро спросил старик, и на лице его проступила тревога, явная и неподдельная.
— Возле больницы. Его окликнул охранник, он побежал и напоролся на группу добрых самаритян и неравнодушных граждан. Которые под одобрительными взглядами охранников минут пять задерживали беднягу по очереди. До полного беспамятства.
Крыс встал со стула, прошелся по комнате.
— Так… Предавшийся — лет двадцати пяти, высокий, светловолосый?
— Да. А что?
— Значит, он все-таки приехал…
— Конечно, у него жена рожает, отчего бы ему и не приехать к больнице? — осведомился Иван. — Мужьям свойственно…