Или нет, можно начать с того, что немного подправить радужную картинку, которая сложилась в старом воображении Крыса.
То есть жрать Инквизитору будет нечего? Либо будет он послушным, либо подохнет с голоду?
— Знаете, уважаемый Сигизмунд фон Розенштайн… — начал Иван, спохватился, что подставился, но ничего исправить не успел.
— Не знаю, — отрезал Крыс. — И знать не желаю.
Ведь Иван сам неоднократно учил молодняк, что начинать фразу с «а знаете» — верный способ потерять темп в споре. Нервы нужно держать в руках.
— Значит, без денег я тут загнусь?
— Обязательно, — кивнул Крыс.
— И я должен буду согласовывать свои действия до мелочей с вами?
— Обязательно, — повторил Крыс.
— И сбежать из этого района я не смогу…
— Не сможешь. — Довольная улыбка проступила на старческом лице.
— И все будет по закону, вы ничего не нарушите, и я ничего вам не смогу пришить, если даже найду способ пожаловаться?
Улыбка Крыса стала шире.
— Не помню… — пробормотал Иван. — В моем предписании указано, что я просто обязан жить в том бункере? Не напомните, господин фон?
Улыбка исчезла.
— Не указано, — покачал головой Иван. — Первый прокол. Второй — расположение спецбатальона входит в мой район?
— Он вас не пустит, — быстро ответил Крыс. — Он продукты от нас получает.
— Жаль, — вежливо улыбнулся Иван. — Но вот предавшиеся живут на самообеспечении? Так? И контроль за ними входит в мои обязанности, не может не входить. Вот я и поселюсь у Администратора. Полагаете, что сможете мне помешать? Да, конечно, я не люблю запах серы, но я смогу потерпеть. Все лучше, чем то дерьмо, которым несет от вас, ваших слов и ваших дел.
Что-то изменилось во взгляде Крыса, вначале Иван не понял, что именно, но потом сообразил — ушли все эмоции за исключением ненависти. Зрачки сузились, будто смотрел Крыс на нечто яркое.
— Я что-то не так сказал? — с самым невинным видом спросил Иван. — Если это все, что вы хотели от меня услышать, то я, пожалуй, пойду. Хорошо, что мы не слишком далеко отъехали. Пока!
Иван встал, прошел к двери мимо Крыса, глядя себе под ноги и стараясь не наступать на темную полосу, оставшуюся после того, как из салона вытаскивали труп.
Конец разговора. Точка. Не стрелять же в старика? Сегодня-завтра можно действительно переночевать у администраторов, а потом дед все равно появится. Или кто-то от их таинственного патриарха. И все потихоньку устаканится. Не может не…
Стрелять в старика — неправильно. Вообще, стрелять в безоружного, да еще в спину — это нужно быть последней сволочью или выполнять специальное задание. Крыс, скорее всего, был именно сволочью.
Он выстрелил, когда Иван уже совсем собрался выйти из автобуса.
Грохнуло, как из пушки, пол кто-то выбил из-под Ивана. Врезал палкой по правой ноге. Или даже ломом.
И стало так больно, что Иван не выхватил свой «умиротворитель», не влепил пулю в ответ, а просто закричал, взвыл, рухнув на грязный пол, и вцепился руками в ногу.
Мать твою!
Старик вдруг оказался рядом, перевернул Ивана на живот и вытащил из-за пояса его пистолет.
— Сука-сука-сука… — прокричал Иван, понимая, что поступает неправильно, что нельзя перед смертью вот так выть и паниковать, ведь всегда относился с брезгливостью к тем, кто не умел переносить боль.
А вот сам…
Пуля ведь, наверное, кость перебила. Твою…
— Ты что, дед, охренел совсем? — В автобус влетел Тепа и потрясенно замер в дверях. — Это же инквизитор!
Не человек, не христианин, а инквизитор, даже сквозь боль оценил Иван. Инквизитора, значит, нельзя, а кого другого — Тепа бы и не удивился, и не возражал бы.
— Перевяжи его, — приказал Крыс, — орет как баба!
— Сам ты… — Иван закусил губу. — Я бы тебя… Ты где ствол прятал?
— Молодежь… Все вы знаете, все умеете… Я рубашку поднимал, мог и шорты спустить, если бы пришлось. А пистолет на сиденье лежал. Возле книги моей. — Старик с нежностью посмотрел на свой «вальтер». — Умели раньше делать вещи.
— Точно, кость перебил, — сказал Тепа, разрезав штанину на ноге Ивана. — Вот, шелестит…
Иван дернулся и завыл.
— Спокойно. — Тепа метнулся к водительскому месту, достал из-под сиденья коробку, вытащил из нее шприц-тюбик и резиновый жгут. — Это сейчас, быстро. Значит, снимем шок, остановим кровь, а потом…
Тепа зубами снял колпачок со шприца, всадил иглу в ногу Ивану повыше раны.
— Вот так. Теперь — жгут.
Действовал Тепа уверенно и ловко, что свидетельствовало о немалом опыте. Похоже, водитель частенько оказывал первую помощь при огнестрельных ранениях.
— Сейчас подействует, — пообещал Тепа. — Буквально через пару секунд. А я пойду, палку найду.
— Давай-давай, — кивнул Иван. — Можешь особо не торопиться…
Боль действительно вдруг исчезла, вот только что была и вдруг испарилась. Остались только злость и… И, пожалуй, некоторое благодушие. Вот что значит правильное лекарство.
— Я же… — сказал Иван и облизал губы. — Я же вас, господин Сигизмунд, выверну. Вот только нога заживет, так я и…
Крыс улыбнулся.
— А ты молодец, — сказал старик. — Оптимист. Ты искренне веришь, что сможешь исполнить свою угрозу? Я ведь могу через пару недель еще раз тебе в ногу пулю всадить. Или даже вдруг окажется, что у тебя заражение, и ногу нужно отрезать…
— Нападение на Инквизитора, — напомнил Иван, прикидывая, нет ли чего в пределах досягаемости тяжелого.
Аптечка была рядом, но по весу явно не годилась на роль смертельного оружия.
— А мне… Мне все равно, — засмеялся Крыс.
Ему явно было хорошо, как бывает хорошо человеку, который, наконец, сделал то, что давно уже нужно было сделать.
— Это там у вас… — взмах «умиротворителем». — У вас там дергаются по всякому поводу — грех не грех. Все можно отмолить. За все можно получить прощение. За все, кроме отказа от Бога. Это вопрос веры, сам понимаешь… Вы верите, что можно так нагрешить, что точно в ад попадешь, а мы верим, что нет такого греха… В Библии про то не написано. Там всякий может спасение получить. Всякий! В Ветхом Завете чего только не творили ангелы Божьи!
— Один доигрался, — сказал Иван. — Люцифером его звали…
— Да, так он не заповеди нарушал, не прелюбодействовал и не убивал. Он на Бога восстал, за это и был повержен. Понял? За это! А Иисус Навин сколько народу порешил? И что, от этого стал Богу неугоден? Даже если я тебя убью…
— Вы же говорили, что не можете меня убивать… — напомнил Иван.
— Мало ли что я говорил… Какой тут грех?
— Смертоубийство… Не убий и так далее… — Ну ничего подходящего не было рядом.
Ну ведь говорили же Ивану неоднократно, что нужно носить с собой запасное оружие. Говорили и что толку?
— А чем ты лучше остальных? — Крыс немного наклонился, но не настолько, чтобы можно было дотянуться до его горла. — Это не Бог вам сказал, что нельзя Инквизиторов убивать, — люди придумали. И, между прочим, Дьявол это подтвердил. Дьявол. А он что, станет о хорошем беспокоиться? Вы поверили, вам так удобно. Им так удобно. Дьяволу… А мы тут по-другому думаем. Ну пусть тебе гарантирован рай…
— He-а, — мотнул головой Иван. — Мне рай как раз не грозит. Наоборот.
— Как это? — Крыс на мгновение потерял бдительность и наклонился чуть ниже. — Что значит…
Рука Ивана чуть-чуть не дотянулась. Ногти прочертили три красных линии на морщинистой шее, немного выше кадыка. Крыс дернулся, палец нажал на спуск «вальтера», грохнуло, и стекло из окна осыпалось в салон. Гильза ударилась о спинку сиденья и упала в проход.
— Вот я поэтому и делаю люфты на спуске у пистолета, — как ни в чем не бывало сказал Иван. — Из своего ты выстрелил с перепугу, а из моего — нет.
— Что там у вас? — крикнул снаружи Тепа.
— У нас здесь дедушка психует, — ответил Иван. — Скоро совсем с ума сойдет.
Крыс посмотрел на «вальтер», опер руку с ним о колено. Несколько раз вздохнул.
— Молодец, — одобрил Иван.
Он тоже дернулся во время выстрела, очень уж все получилось внезапно. Дернулся всем телом, раненая нога уперлась в ножку сиденья, мышцы — разорванные пулей мышцы — напряглись, а Иван не почувствовал боли. То ли Тепа ввел какое-то уж очень мощное снадобье, то ли не так все плохо, как показалось вначале.
Оба ствола смотрели Ивану в голову, примеряясь. Палец на спуске «умиротворителя» напрягся, нащупывая слабину, проверяя тот самый люфт.
— Так почему ты не попадешь в рай? — спросил Крыс, возвращаясь к прерванному разговору. — Всегда можно покаяться.
— Конечно, если знаешь грехи свои… — Иван отвел взгляд от пистолетов и смотрел в потолок.
— А ты не знаешь? Это как?
— А вы про пожирание грехов слышали? — спокойным тоном спросил Иван. — Берешь, значит, хлебушек, солишь его, кладешь на грудь умирающего, произносишь…
— И ты хлеб съел?
— Само собой. С тех пор пришлось убить несколько человек, ни разу не покаявшись и не получив отпущения.
— И твои об этом знали?
— Догадывались. Сами понимаете: и это тоже — вопрос веры. Одно дело — они верят, что я это сделал, а другое — знать это наверняка. — Иван снова напряг мышцы ноги, чуть согнул ее в колене.
Боли почти не было. Ну самая малость. Как напоминание.
— Не повезло тебе, — сказал Крыс. — То есть, если я сейчас тебя убью, то прямиком отправлю в Ад?
— А этого никто не знает. — Иван снова посмотрел Крысу в лицо. — С одной стороны — как пожравшему грехи и не покаявшемуся — Ад. Как инквизитору — хренушки. Не нагрешил я в этом звании настолько, чтобы перевесили грехи мои права и полномочия. Вопрос веры, сами понимаете.
— Вот, нашел! — сообщил Тепа.
— Иди погуляй, — приказал Крыс, и водитель исчез.
— Не хочешь, чтобы он знал? — Иван указал взглядом на дверь. — Не знал, что ты меня отправляешь прямиком в преисподнюю?
— А зачем ему это знать? — вопросом на вопрос ответил старик. — Пусть думает, что ты, как и положено инквизитору, защитнику душ человеческих, прямиком в райские кущи. Я еще немного сомневался, но ты, спасибо, подсказал — времени терять нельзя. Время, оно против нас работает в этом случае…
— Ковчег не получится?
— Да получится, получится, не переживай…
— Ему так говорили «не переживай», что он взял да и не пережил, — сказал Иван. — Но логика мне понятна. Если после смерти я гарантированно попадаю в ад, то, значит, все расскажу дьяволу И если я пока знаю немного….
— Ничего ты не знаешь!
— И пока я ничего не знаю, — не стал спорить Иван, — то лучше меня убить сейчас, чем потом. Так?
— А если так?
— Нет, с точки зрения эффективности и функциональности — самое оно. Молодец, фон Розенштайн. Умница. Если и вправду сможешь отмолить этот грех — вдвойне молодец. Почему до сих пор не выстрелил? Хочешь поболтать с покойником? Передать что-то дьяволу? Личное, так сказать. Давай говори, я передам.
На мгновение Ивану показалось, что вот сейчас старик и выстрелит. Тому, наверное, тоже. Но Крыс сдержался. Крыс даже отвел дула пистолетов в сторону, от греха подальше.
— Я не знаю, — сказал Крыс. — Я не знаю, как ты попал сюда. Знаю, что тебя собирались списать и почти в самый последний момент пожалели… Но не понимаю, почему именно сюда. Я ведь хотел убить тебя еще там, на вокзале. Потому и вместо дежурного сел.
— И пистолет приготовил, — подсказал Иван.
— И пистолет, — кивнул Крыс. — Но ты не один прибыл. С мальчишкой.
— А вы мальчишек не убиваете?
— Убиваем, если нужно, но тут… Что-то меня остановило. Даже нет, не что-то, точно знаю что — куртка пацана. Убить инквизитора — отправить его в рай. Убить такого вот мальчишку — отправить его в ад. И он бы рассказал, что погиб инквизитор не просто так, а от моей руки. Твоему начальству я мог бы еще долго рассказывать, что ты жив. А потом, что ты погиб от руки неизвестного… Может быть, даже предавшегося…
— Как Астуриас?
— Рот закрой. Я еще не все рассказал. Раз уж действительно выпало отправить тебя к дьяволу, так хоть воспользуюсь моментом. Он думал, что все решено, что он выиграл. Как же, выиграл! Ничего у него не получится. Не получится! Так или иначе, но он проиграет. И мы сделаем так, что он проиграет. И я доживу до того момента, когда станет понятно, что дьявол…
— Проиграет, — кивнул Иван. — У вас несколько однообразная лексика. Понимаю, село, простые люди… Вы не стесняйтесь, продолжайте.
Крыс помолчал пару секунд с закрытыми глазами, вздохнул и продолжил.
Вернее, попытался продолжить. Честно напряг связки, на шее проступили жилы — тяжело давался старику разговор, но прекращать его он не собирался. Вот только Тепа на это внимания не обратил, снова влез в автобус и, аккуратно переступив Ивана, полез под водительское сиденье.
— Что ты там забыл? — хриплым голосом спросил Крыс.
— Да так, — дернул плечом Тепа, легший животом на сиденье и засунув голову куда-то под руль. — Была тут у меня одна штука… И мысль появилась…
— А у дедушки — пистолет, — сказал Иван. — И даже два. А нервы у дедушки — ни к черту. Вот ты будешь думать, что он, максимум, обидится, а он просто нажмет на спуск моего «умиротворителя». Потом стрельнет мне в голову, а всем скажет, что это я тебя убил, а он уж потом, из самозащиты…
— Какой ужас! — испугался Тепа, продолжая копаться в своем загашнике. — Прямо в голову! С другой стороны, это и не больно вовсе. Я, Ваня, боли боюсь, сил нет. Однажды палец молотком прибил, так сознание потерял. Упал, головой треснулся об стену, сотрясение мозга… У меня тогда еще мозг был. Ага, вот…
Тепа с довольным выражением на лице выпрямился, держа в руках металлическую армейскую флягу, тряхнул ее, прислушавшись к бульканью.
— За рулем пьешь? — спросил Иван, прикидывая, не получится ли хоть водителя сбить с ног, опрокинуть на Крыса и попытаться вывалиться из автобуса.
Нога шевелилась почти без боли. Если это только иллюзия, порожденная уколом, то попробовать все равно можно. Даже нужно. В крайнем случае, упадет Иван Александров на землю возле автобуса, а разъяренный до последней степени Крыс выскочит следом и продырявит почти не ношенный еще организм инквизитора в самых ответственных местах. Голову, там, сердце, почку какую-нибудь…
— Нашел — проваливай, — сказал Крыс, махнув пистолетом. — Там подожди…
— Да сейчас я, сейчас… — Тепа открутил пробку, та повисла на цепочке, еле слышно звякнув. — Уже прямо исчез, испарился…
Тепа шагнул вперед, Иван напрягся, уперся ногами, понимая, что это последний шанс, что если он сейчас просто так пропустит водителя, то, скорее всего, тут, на давно не мытом полу автобуса, и примет свою безвременную смерть.
— Уже… — сказал Тепа.
Иван закричал. Боль вывернула его наизнанку, выгнула, сломала каждую косточку и взорвала каждый сосуд, каждую клетку. Даже кричать было больно. Весь мир разом превратился в боль, в огонь, в кислоту…
Только темнота, боль да Иван. И нет больше ничего. И нет места больше ни для чего, кроме этих троих. Ни для чего.
Боль длилась вечно. Потом вдруг исчезла, уступив место пустоте и слабости.
Нет, все тело ныло, ладони, разодранные ногтями, саднили, в висках пульсировало что-то острое, но все это было ерундой в сравнении с тем, что мгновение назад испытал Иван.
— …я и подумал, — донеслось до Ивана сверху, из серебристого марева пылинок, танцующих в солнечном луче. — Что-то тут не так. А у меня во фляге всегда есть… Вот и плеснул.
Это Тепа, узнал, наконец, Иван. Что-то он плеснул из своей фляги на лежащего инквизитора. Безжалостный водитель нынче пошел, но средства с собой возит забавные… Узнать, что именно, и для себя отобрать. Прежде чем придушить ласкового Тепу самым безжалостным образом. Самого этой фигней обработать, а потом все-таки придушить.
— Он, полагаешь, знает? — спросил Крыс.
— Не-а! — ответил Тепа. — Если бы знал, нас бы давно уже порешил. И не стал бы в игры с тобой играть.
— Не стал бы, — прошептал Иван. — И вы лучше не играйте… Пристрелите лучше, вам это дешевле выйдет, честное слово… Я ведь, если встану, то вы у меня… не просто ляжете… вы у меня смерти просить будете… я такое с вами сделаю, что вам Ад курортом покажется…