— Возможно, Господин думает обо мне, как о тарскоматке? — продолжила расспрашивать Темиона.
— Да нет же! — заверил её Бортон.
— Берегись, — предостерег рабыню Филеб, недвусмысленно продемонстрировав плеть, зажатую в руке.
— Пусть она говорит, — велел бородач, напряжённым голосом.
Честно говоря, я не думал, что сейчас у кого-то повернулся бы язык сравнить эту рабыню, так завораживающе извивавшуюся перед посетителями, с тарскоматкой. Скорее уж, учитывая то, что она сейчас вытворяла, у неё были все шансы заслужить сравнение с самкой слина. Впрочем, подобные причуды запросто выбиваются из любой женщины с помощью простой плети.
— Увы, — словно обиженно пожаловалась, — некоторые полагают, что я не гожусь даже на корм слину!
— Да что Ты несёшь! Конечно, нет! — закричал Бортон. — Не говори чушь! Ты необыкновенно изящна!
— Однако именно так про меня говорят, — простонала рабыня.
— Держу пари, что это сказал какой-то негодяй! — сердитым голосом заявил наёмник.
— Ну, если Господин так считает, — задумчиво пробормотала Темиона.
— Эх, попадись он мне сейчас, — пылко заявил Бортон, — уж я бы поговорил с ним, уж я бы этого невежу отделал, он бы у меня сам признался в полном отсутствии у него вкуса!
Вообще-то, стоит напомнить, что упомянутые обвинения, выдвинутые здоровяком против Темионы, касались свободной женщины, которой она была на тот момент, а не против нынешней Темионы — рабыни. Лично для меня огромное различие между этими двумя женщинами было очевидным, хотя сама Темиона пока ещё этой разницы не осознала.
— Увы, некоторые сочли меня необыкновенной уродиной! — продолжила жаловаться женщина.
— Абсурд! — закричал бородач. — Ты просто красавица!
— Господин слишком добр к рабыне, — заметила Темиона.
— Ты — самая красивая рабыня из всех, кого я когда-либо видел! — воскликнул Бортон, и я обратил внимание на довольное выражение, мелькнувшее на лице Филеба, который, похоже не был готов расстаться с Темионой задёшево, если вообще собирался от неё избавиться.
— Уверена, Господин говорит это всем встреченным рабынями, — улыбнулась Темиона.
— Нет-нет! — поспешил заверить её распалившийся наёмник.
— Конечно же, Вы делаете это, — обиженно надув губки, заметила женщина, — чтобы бедные рабыни открылись и потекли при первом же вашем прикосновении.
— Нет! — уже раздражённо крикнул он.
Похоже, Темиона, в основном из-за недолгого срока в рабстве, пока ещё не до конца понимала того, что психологическая и физиологическая реакции, ожидаются и, более того, требуются от всех рабынь, при прикосновении любого мужчины, независимо от состояния женщины.
— Могу ли я надеяться, что Господин не хочет выгнать меня отсюда? -
осведомилась рабыня.
— Не понял, — растерянно отозвался мужчина.
— Неужели Вы не собираетесь приказать мне убраться в ваших глаз, — спросила Темиона, — или потребовать, чтобы меня выбросили меня отсюда?
— Конечно же, нет! — заверил её Бортон.
— Получается, что Господин проявляет ко мне некоторый интерес? — уточнила невольница, не прекращая двигаться под музыку.
— Да! — взвыл Бортон, словно от боли.
Я видел, что он уже был готов вскочить на ноги и сгрести её в свои объятия. Честно говоря, я сомневался, что у него хватит выдержки на то, чтобы довести Темиону до одной из маленьких палаток-альковов, установленных внутри загородки. На мой взгляд, у Темионы в данный момент был куда больший шанс оказаться брошенной спиной на голую землю перед костром и быть взятой прямо на глазах тех, кто только что любовался её танцем. Только после того как мужчина, воспользовавшись ей, задыхающейся в своём ошейнике, смог бы чуть пригасить пылавший в нём огонь страсти, только тогда бы он потащил её к алькову и принудил бы обслуживать его снова и снова, до самого рассвета. И только ближе к утру у Темионы могла бы появиться возможность ненадолго расслабиться и лечь, прижавшись к его бедру, чтобы после очень короткого перерыва служить мужчине снова, успокаивая пламя столь могучей жажды, которую она, рабыня, пробудила в мужчине, и которую она, как рабыня, сама же и должна была удовлетворить.
— Рабыня рада, что Господин ей доволен, — сказала Темиона.
Наконец, музыка смолкла, и женщина, инстинктивно приняв верное единственно верное решение, упала на спину, прямо на землю перед Бортоном, призывно глядя на него. Её грудь ходила ходуном, она тяжело дышала, то ли от усталости, то ли от охватившего её возбуждения, а скорее всего и от того, и от другого.
Здоровяк отшвырнул в сторону свой уже ненужный кубок и вскочил на ноги. Многие мужчины последовали его примеру, поднимаясь и выкрикивая от удовольствия, ударяя себя по левому плечу.
— Она должна быть моей! — закричал Бортон.
Остальные девушки, собравшиеся позади Темиону, взволнованно, и в тоже время испуганно смотрели друг на дружку. Похоже, сегодня вечером пага будет литься рекой. Сегодня вечером им придётся хорошо поработать, обслуживая мужчин. Сегодня вечером в этой загородке будет дано и получено немало удовольствия. Пожалуй, им стоит приготовиться много и трудно потрудиться этой ночью. И пусть они почувствуют свою беспомощность в объятиях властных рабовладельцев.
— Превосходно! — воскликнул кто-то из стоявших мужчин.
— Изумительно! — поддержал его другой.
Темиона уже поднялась на четвереньки и испуганно озиралась, оказавшаяся явно не готовой к такому ажиотажу.
— Я покупаю её! — проревел Бортон.
— Не продается! — выкрикнул в ответ Филеб.
— Называй свою цену! — закричал на него бородач.
Темиона, замерла у ног мужчин, испуганно переводя взгляд со своего хозяина на возвышавшегося над ней наёмника. Конечно, она могла быть продана так же запросто, как и любое другое домашнее животное, например слин или тарск.
— Она не продается, — уже спокойнее повторил Филеб.
— Серебряный тарск! — громко объявил Бортон.
Окружившие место действия мужчины, кто удивлённым, кто восхищённым свистом встретили предложенную бородачом за рабыню цену, которая, надо признать, была довольно высока, особенно учитывая то время и место, где она прозвучала. Здесь не было недостатка в красавицах, более того, они здесь были многочисленны и дёшевы.
— Два! — поднял ставку бородач, для наглядности показывая на пальцах.
Темиона задрожала.
— Я не собираюсь продавать её! — упёрся Филеб.
— Покажи мне её! — потребовал Бортон.
Филеб, схватив Темиону за волосы, грубым рывком дёрнул её назад так, чтобы она встала на колени, а затем пинком заставил женщину широко расставить ноги, которые она, видимо от неожиданности и ужаса непроизвольно сжала. Рабыня, стоя на коленях и забрав подбородок, испуганно уставилась на Бортона.
— Мне кажется, или я откуда-то должен тебя знать, не так ли? — спросил наёмник.
— Возможно, Господин, — запинаясь, проблеяла Темиона.
— Какого цвета твои волосы? — осведомился наёмник, прищурив глаза пытавшийся разглядеть в неверном, мерцающем свете костра предмет своего интереса.
— Тёмно-рыжие, Господин, — ответила Темиона.
— Натуральные тёмно-рыжие волосы? — уточнил он.
— Да, Господин, — подтвердила она.
Для любой рабыни было бы не слишком разумно лгать о подобных вещах. Ведь её легко можно опознать при свете дня и проверить. И кстати, работорговца, продающего девушку с фальшивыми тёмно-рыжими волосами, ждёт весьма суровое наказание. Известно, что рабыни с таким редким цветом волос на невольничьих рынках ценятся выше остальных. Скорее всего, то, что хозяин «Кривого тарна» обрил Темиону наголо, как и других пятерых, задолжавших ему за постой, было основной причиной того, что здоровяк никак не мог припомнить её. Там, на постоялом дворе, он видел Темиону, когда на её голове красовалась роскошная грива прекрасных волос, прекрасно выглядевшая даже тогда, когда висела на стойке у стола администратора.
— Похоже, что мы точно где-то встречались, — пробормотал Бортон.
— Возможно, Господин, — повторила Темиона, и вскрикнув от ужаса, наклонилась вперёд в раболепном поклоне.
Это Филеб недолго думая щёлкнул плетью прямо над её головой.
— Говори яснее, рабыня, — прорычал рабовладелец.
— Мои волосы уже немного отросли, — намекнула Темиона, испуганно, снизу вверх глядя на Бортона. — Их ведь сбрили совсем недавно. Но теперь они уже немного отросли!
— Отвечай, рабыня, — рявкнул Филеб, снова сердито замахиваясь плетью. — Откуда Ты знаешь господина?
— Постоялый двор, Господин! Вспомните «Кривой тарн»! — жалобно крикнула женщина, не отрывая испуганного взгляда от наёмника.
— Ты?! — удивлённо и в то же время радостно воскликнул Бортон.
— Да, Господин! — закивала она.
— Та самая свободная женщина! — крикнул мужчина, хлопнув себя по лбу.
— Теперь рабыня, Господин, — напомнила Темиона, — теперь только рабыня!
— Хо! — закричал Бортон. — Каким же дураком Ты меня выставила в тот раз!
— Нет, Господин! — от ужаса едва шевеля языком, пролепетала рабыня.
— У тебя здорово получилось одурачить меня тогда! — криво усмехнулся наёмник.
— Нет, Господин! — захныкала Темиона.
— Зато теперь из тебя получилась забавная маленькая рабыня, — заметил Бортон.
Женщина опустила голову и больше не осмеливалась, не только ответить, но и встречаться с ним взглядом.
— Даю золотую монету за неё, — заявил бородач, обращаясь к Филебу.
Рабыня застонала.
— Две, — тут же повысил цену Бортон. — Нет, десять!
— Надеюсь, Ты не подумала, что Ты — особая или высокая рабыня? — усмехнувшись, поинтересовался Филеб у женщины, покачивая ремнями плети перед её лицом.
— Нет, Господин! — дрожащим голосом заверила та своего хозяина.
— Двадцать монет золотом, — меж тем заявил здоровяк.
— Вы пьяны, — попытался урезонить его Филеб.
— Э нет, — засмеялся тот. — Поверь, я за всю свою жизнь ещё ни разу не был столь трезв, как сегодня.
Коленопреклонённая фигура задрожала ещё сильнее.
— Я хочу тебя, — бросил Бортон женщине.
— Я могу говорить? — робко спросила она, нерешительно поднимая голову.
Мужчина кивнул.
— Что Господин собирается сделать со мной? — заикаясь, спросила женщина.
— Да всё что мне понравится, — с усмешкой ответил ей наёмник.
— Эй Бортон, а откуда у тебя двадцать золотых монет? — насмешливо крикнул бородачу один из его товарищей, стоявший поблизости, заставив того заметно нахмуриться.
Со всех сторон послышались понимающие смешки. Насколько я понял, состояние финансов этого громилы было далеко от идеала, скорее, и я бы предположил, что после случая в «Кривом тарне», он был по уши в долгах.
— Десять серебряных тарсков, — предложил Бортон, мрачно усмехнувшись.
— Превосходная цена, Филеб, — заметил кто-то. — Соглашайся!
— Точно, продавай её! — поддержал другой.
— Она не продается, — мотнул головой Филеб, что было встречено криками разочарования, а торговец повернувшись к Бортону продолжил. — Однако может быть, Вы захотите использовать её в течение этого вечера?
Это предложение толпа приветствовала с энтузиазмом. Женщина в ошейнике, дрожа всем телом, стояла на коленях и казалась такой маленькой и беззащитной на фоне огромных мужчин окружавших её со всех сторон. Филеб немедленно передал плеть Бортону, который тут же встряхнул ей перед лицом рабыни.
— Как видите, — сказал Филеб, — это просто одна из моих шлюх.
Понимающий смех прокатился по рядам мужчин. Конечно, это было абсолютно точная характеристика.
— И работать она будет бесплатно! — добавил владелец заведения.
— Это замечательно, Филеб! — выкрикнули сразу несколько человек.
Темиона, словно зачарованная, смотрела на плеть, теперь находившуюся в руке Бортона.
— Я могу говорить? — спросила женщина, не отрывая взгляда от покачивавшихся ремней плети.
— Можешь, — разрешил ей Бортон.
— Господин сердится на рабыню? — поинтересовалась она, с трудом заставив себя поднять глаза.
Бородач криво улыбнулся и один раз зло щёлкнул плетью. Темиона в ужасе отпрянула.
— Советую вам Бортон, друг мой, хорошенько поучить её этим предметом, — сказал Филеб. — Знатная порка всегда вполне заслужена любой шлюхой, а этой, насколько я понимаю, особенно. В конце концов, помимо всего прочего, она сбросила с себя шёлк без разрешения, легла перед вами на землю, хотя её об этом никто не просил, и вдобавок ко всему, она заговорила, по крайней мере, один раз без разрешения, явного или неявного.
— Я могу говорить, Господин? — спросила Темиона и, заметив, как выражение лица наёмника слегка изменилось и, приняв это за разрешение, продолжила, — простите меня, Господин, если я возмутила вас. Простите меня, если я чем-либо оскорбила вас. Простите меня, если я, хоть в чём-то вызвала ваше неудовольствие.
Бортон медленно повёл плетью, и женщина, словно загипнотизированная уставилась на её покачивающиеся ремни.
— Я должна быть избита? — заикаясь спросила она.
— Подойди сюда, — скомандовал Бортон, указывая на место перед собой.
Рабыня не осмелилась встать на ноги. Она предпочла передвигаться на четвереньках, и медленно и нерешительно поползла к определённому для неё месту.
— А ну, стоять, — сказал я, поднимаясь на ноги.
Пораженные глаза всех присутствующих уставились на меня.
— Она обслуживает меня, — напомнил я, под удивлённые крики собравшихся.
— Поберегись, парень, — шепнул мне мужчина, сидевший по соседству. — Это же Бортон!
— Насколько я понимаю общие для всех пага-таверн правила, которыми руководствуется, как я успел узнать, и хозяин этого заведения, право на использование этой рабыни остаётся за мной до тех пор, пока я не сочту целесообразным отослать её от себя, либо до принятого часа закрытия, либо до рассвета, в зависимости от обстоятельств, да и то если я не оплачу сверх оговоренного. Любые отступления от этих правил должны быть ясно даны понять заранее, скажем, предупреждением на входе или объявлением на столбе.
— Но она не обслуживала вас! — заметил кто-то.
— Прислуживала ли Ты мне? — спросил я у рабыни.
— Да, Господин, — растерянно ответила она.
— А я отказался от твоего обслуживания? — утонил я.
— Нет, Господин, — признала Темиона.
— Это же Бортон! — снова предупредил меня сосед.
— Рад знакомству, — пожав плечами, бросил я, хотя и не могу сказать, что было до конца искренне с моей стороны.
— Ты кто такой? — довольно грубо осведомился Бортон.
— Рад знакомству, — заверил я его.
— Кто Ты? — повторил он свой вопрос.
— Хороший человек, — ответил я, — которому не нужны проблемы.
Бортон отшвырнул плеть в сторону и в его руке тут же появился меч, выхваченный из ножен.
Мужчины расступились.
— Ай-и-и! — воскликнул один из собравшихся, заметив обнажённый меч в моей руке. — Я не видел, как он его вытащил!
— Джентльмены, давайте обойдёмся без проблем! — попробовал урезонить нас Филеб.
— Постой-ка! — внезапно воскликнул Бортон. — Стой! Я знаю тебя! Я узнал тебя!
Я искоса мазнул взглядом влево от себя. Там стоял мужчина, замерший, как и все остальные здесь находившиеся. Мгновенно в голове мелькнула мысль, как можно его использовать.
— Это же он! Тот самый, который был тогда в «Кривом тарне»! — яростно закричал Бортон. — Это именно он украл у меня сумку с донесением! Это он так унизил меня! Он сбежал с моими деньгами, одеждой, снаряжением! Это он угнал моего тарна!
Честно говоря, я бы не стал так уж обвинять Бортона в его неприязни ко мне. В последний раз, когда я видел его, не считая этого вечера, я улетал верхом на его тарне, а он был голым, всё ещё мокрым после ванны, и сидел во дворе «Кривого тарна», прикованный цепью к слиновому кольцу. Было достаточно трудно скрутить его, учитывая его рост и силу, особенно после того, как он увидел меня на его тарне, что, очевидно, не могло не вызвать в нём дикой ярости. А ведь я ещё и помахал ему на прощанье его же курьерской сумкой. Впрочем, лично я подобных сильных чувств не испытывал, да и не в состоянии я был разобрать за свистом ветра и ударами крыльев тарна того, что он там завывал сидя на цепи и задрав голову вверх. Чтобы перехватить этого громилу, мчащегося в сторону тарновых ворот, полагаю, чтобы серьёзно поговорить со мной понадобились усилия нескольких служащих постоялого двора. А потом ему, оставшемуся без средств, пришлось сидеть голым на цепи, абсолютно беспомощным, до тех пор, пока его счета не были бы оплачены, либо он сам не отработал бы свой долг, скажем, как обычный раб. Кроме того, была велика вероятность, что его могли продать в рабство, если бы это смогло покрыть задолженность. Как я теперь узнал, он был выкуплен своими товарищами из отряда Артемидория и освобождён. Так что, ничего удивительного не было в ни его не слишком хорошем настроении, ни в обнажённом мече в руке.