Я посмотрел вниз, скользнув взглядом по Дороге Воска. Этим утром беженцев на ней было значительно меньше чем прошедшим вечером. Возможно, большинство из них в течение ночи миновали эту область. Но не исключено и то, что часть беженцев сошли с дороги, спрятавшись в придорожных кустах, пережидая светлое время.
Моё внимание снова привлекла девушка, согнувшись в три погибели сидевшая в седле передо мной. Она по-прежнему мелко тряслась от рыданий и не выпускала из рук луку седла. Похоже, тяжело дался этот полёт Леди Фебе. Впрочем, её можно было понять.
Взяв девушку за волосы, я заставил её выпрямиться и, повернув голову лицом к себе, осмотрел её. Повязка осталась на глазах. Женщина издала тихий стон. На её щеках под завязанными глазами остались влажные дорожки слёз, имевшие продолжение ниже на теле. Убедившись, что ничего страшного не произошло, я отпустил её волосы и позволил женщине отвернуть лицо.
Некоторое время мы летели в тишине, изредка прерываемой её сдавленными рыданиями.
Признаться, глядя на её мокрое от слёз лицо, я почувствовал к ней жалость, но сразу же выкинул из своей головы подобные мысли. Это была слабость недостойная воина. Она была женщиной, чьи запястья были в моих наручниках. Но она плакала.
Ещё на земле я обратил внимание на то, что, несмотря на некоторую худобу, у неё были соблазнительные формы и очень красивое лицо.
— Теперь Ты можешь попросить, — сообщал я ей.
— Что? — вздрогнув от неожиданности, спросила Леди Феба.
— Ты можешь просить о ласке, — пояснил я.
— Да Вы с ума сошли! — попыталась возмутиться она.
— Кажется, Ты намериваешься начать наше общение с трудностей, — заметил я.
— Только не надо меня бить, — попросила девушка.
— Итак, Ты можешь попросить о ласке, — напомнил я ей.
— Неужели я попала в руки монстра, — простонала она.
Конечно, чисто юридически Леди Феба оставалась свободной женщиной, но сейчас она сидела передо мной, полуголая, с завязанными глазами и скованными руками, моя пленница и служанка. Более того, она сама купила свой плен и услужение. Интересно, сколько раз она уже успела пожалеть о том, что сделала. Во всяком случае, теперь она гораздо яснее понимала то на что решилась.
— Проси, — напомнил я.
— Я не в том настроении, — выкрикнула женщина.
Я расхохотался. Насколько забавными могут быть свободные женщины! Рабыни приучены быть «в том настроении» мгновенно. Им достаточно взгляда мужчины, щелчка его пальцев или просто кивка на пол.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Пожалуйста!
— Проси, — потребовал я.
— Я прошу вашей ласки, — сквозь слёзы проговорила она.
И я начал ласкать её, сидящую передо мной, плачущую и пытающуюся сопротивляться пленницу, цепляющуюся за луку седла.
— Монстр, — простонала женщина. — Монстр.
Но внезапно в её рыданиях послышались нотки удивления и отчасти новых незнакомых её ощущений, заставившие меня тихо усмехнутся. Её широко расставленные, рефлекторно дёргающиеся ноги, прекрасно смотрелись на фоне глянцевой кожи седла.
— Монстр! — всхлипнула она, запрокидывая голову.
Руки женщины выпустили луку седла, дёрнулись назад в тщетной попытке дотянуться до меня. Я услышал тихое звяканье звеньев цепочки соединявшей браслеты, то расслаблявшейся, то натягивавшейся втугую.
— Кажется, теперь Ты уже в настроении, — усмехнулся я.
— Только не останавливайтесь! — простонала Леди Феба.
— Ты знаешь, как теперь тебе следует назвать меня? — поинтересовался я.
— О! — только и смогла выговорить она. — О-о-о-охх!
— Уверен, тебе любопытно то, как Ты должна обращаться ко мне, — заметил я.
— Да! — выкрикнула женщина. — Да! Да-а-а! Как мне называть вас? О! О!
— Ты не ошибёшься, если будешь называть меня «Господин», — подсказал я.
— Да-а-я, Господи-и-инн! — закричала она.
Потом, когда женщина прекратила дёргаться и вырываться, я некоторое время держал её, прижав к себе, пытаясь успокоить.
— Я назвала вас Господином! — всхлипнула Леди Феба. — Я всё ещё считаюсь свободной юридически?
— Да, — заверил её я, — но думаю, что тебе будет полезно привыкать к тому, чтобы называть господином любого свободного мужчину.
— Да! — выдохнула она.
Я решил, что пока воздержусь предоставлять ей ошейник, хотя, на мой взгляд, она уже вполне готова к этому. Она была свободной женщиной. Пожалуй, стоит заставить её испытать чувство неудовлетворённости в ожидании этого.
— Пожалуйста, дотроньтесь до меня ещё раз, — попросила Леди Феба.
— Так значит, тебе понравилось? — спросил я.
— Теперь, почувствовав это, — вздохнула она, — я отчаянно нуждаюсь в этом.
— Даже отказываясь от того, кем Ты была и кем являешься? — уточнил я.
— Вы испытали своего тарна, — вместо ответа сказала она. — Так, испытайте и меня!
Я полюбовался на стройную фигурку сидевшей передо мной девушки. Да, подумал я, она будет отлично смотреться голая и абсолютно беспомощная, привязанная на спине или животе поперёк тарнового седла.
— Господин? — напомнила она мне о своём присутствии.
Пожалуй, это был бы самый подходящий способ крепления для такой как она.
— Возможно позже, — ответил я, и укрыл её своим плащом, защищая от ветра.
Мы летели на север.
9. Лагерь войск Коса
— Кто здесь? — спросила одетая в большой мешок, прикрывавший большую часть ее тела, женщина, стоящая на коленях в темноте крохотной палатки.
— Это — я, — успокоил её я.
Присев рядом с ней, я развязал шнурки мешка, которые незадолго до этого сам же и завязал под её грудью и вокруг бёдер, чтобы она не смогла выбраться из него самостоятельно. Сдёрнув с неё мешок, я снял и наручники, державшие её руки за спиной.
— У вас всё получилось? — поинтересовалась она, встряхивая головой и освобождая волосы.
— Займись лучше приготовлением пищи, — проворчал я, усаживаясь по-турецки посреди палатки.
Мы находились внутри ограждения косианского лагеря, с краю тучи раскинувшихся палаток и шалашей, принадлежащих отчасти солдатам, но в большинстве своём гражданским, маркитантам, работорговцам и тому подобным личностям, отирающимся близ армии. До самой близкой линии осадных укреплений отсюда оставалось пройти не больше полпасанга. С того места, где была разбита наша палатка отлично просматривались стены Форпоста Ара.
Девушка занялась приготовлением пищи. Сейчас всё казалось настолько мирным, что трудно было даже представить, какая бойня разворачивалась ежедневно у стен города. А иногда она не затихала и по ночам.
— Всего лишь каша, — сообщила она, протягивая мне миску.
Я кивнул, предположив, что в большинстве домов Форпоста Ара, сейчас даже это считалось бы роскошью.
— Вы узнали что-нибудь? — полюбопытствовала она, складывая хворост и сухие листья в маленькую ямку вне палатки рядом с входом.
— Говорят, что городу недолго осталось, — ответил я.
— Они больше не в состоянии держать оборону? — спросила женщина.
— Предполагается, что нет, — пожал я плечами.
— Вы хотите пробраться в город, — предположила она.
— Да, — не стал отрицать я.
— Но зачем? — поинтересовалась женщина.
— У меня там есть кое-какие дела, — не стал я вдаваться в подробности.
— Но ваш акцент не предполагает, что Вы из Ара, — заметила она.
— Надеюсь, что так, — улыбнулся я. — Косианцы бы этого не поняли.
Воспользовавшись маленькой зажигалкой, женщина подожгла листья и, склонившись над кострищем, принялась раздувать огонёк, пока маленькое пламя не перекинулось на хворост.
Смеркалось. До меня долетали запахи дыма и готовящейся пищи от других палаток.
— Ваши планы идут не так, как Вы надеялись? — спросила она.
— Я не жалуюсь, — отмахнулся я. — Конечно, кое-что могло бы идти и получше чем сейчас, но в целом всё происходит в соответствии с моими ожиданиями.
Девушка подбросила веток в костёр.
Прежде всего, я планировал достичь Форпоста Ара настолько быстро насколько это возможно, то есть это предполагало, что добираться следовало на тарне, причём избежав внимания патрулей косианских тарнсмэнов. Ну что ж, с первой частью своего плана я справился. Чем ближе я подлетал к лагерю, тем небо плотнее было перекрыто патрулями. Однако учитывая мою одежду и снаряжение, а также сумку, по виду курьерскую, которой я периодически размахивал, меня принимали именно за курьера. Кроме того, хотя я и не планировал этого, присутствие закованной в наручники девушки передо мной, да ещё и с завязанными глазами, очевидно пленницы, скорее всего захваченной по пути и несомненно вскорости ожидающей ошейника, добавляло мне достоверности. Уши утончённой Фебы, должно быть, горели от услышанных её довольно непристойных комментариев относительно её соблазнительности, сделанных хриплыми голосами под аккомпанемент близких хлопков крыльев. Иногда я даже двигался под охраной эскорта тарнсмэнов, который к моему облегчению со временем отставал, предоставляя меня самому себе.
Конечно, поначалу я ещё надеялся, что в идеале мне удастся попасть в Форпост Ара на спине тарна. Впрочем, я быстро убедился, что это нереально. Прежде всего, меня лишала шансов сделать это моя одежда косианского курьера. Любые попытки косианцев пролететь над городом вызывали шквальный обстрел и преследование со стороны обороняющихся. Разумеется, я предпринял попытку подлететь к стенам днём, а потом ещё и вечером в первый же день после моего прибытия в окрестности Форпоста Ара. Если бы не моя сильная птица и изначально набранная скорость, моя миссия закончилась бы печально, даже толком и не начавшись. Особенно тяжело мне пришлось во второй раз. Чтобы ускользнуть от атаки защитников города мне пришлось пролететь над цитаделью и гаванью, миновать боновое заграждение в виде скованных цепями плотов, закрывавших вход в порт и перелететь через Воск. В конечном итоге, оторваться от преследователей удалось только под покровом темноты.
Понятно, что во время этих попыток Фебу я с собой не брал. У меня не было никакого желания рисковать женщиной, красота которой должным образом рафинированная и улучшенная, на мой взгляд не посрамила бы даже центральный помост Курулеанского невольничьего рынка. К тому же дополнительная нагрузка, пусть и небольшая, не добавляла моему тарну не скорости ни маневренности, что было немаловажно, учитывая, что я ожидал, что мне придётся, если не нападать на преследователей, то уклоняться от них.
Соответственно, перед своими попытками проникновения в город, я усадил Фебу вплотную к небольшому дереву, так чтобы её ноги оказались по обе стороны от ствола. Потом я привязал верёвку к её левой щиколотке, обернул эту веревку петлей вокруг другого дерева, стоявшего на расстоянии около ярда от первого, а второй конец верёвки закрепил на правой ноге женщины. Делая это, я отрегулировал длину привязи так, чтобы моя служанка чувствовала себя относительно комфортно, и могла немного согнуть ноги в коленях. В завершении я прижал её животом к коре и защёлкнул наручники на её руках обнявших дерево. Ноги женщину были разведены достаточно, чтобы она не могла дотянуться до верёвок на лодыжках закованными в браслеты руками, так что отвязаться и встать, ей нечего было даже думать. Леди Фебе предстояло сидеть там, где я её оставил вплоть до моего возвращения, или пока кто-либо иной не освободит её. Дерево располагалось достаточно близко к дороге, так что не возвратись я к утру, она могла бы криком привлечь к себе внимание и, таким образом, спастись. Правда, я нисколько не сомневался, что это спасение в конечном итоге закончится тем, что её бедро узнает пламенный поцелуй железа, а на её горле сомкнётся ошейник рабовладельца.
Усилиями моей служанки в ямке заплясали весёлые языки огня. Я молча, с интересом наблюдал за ней. Феба развернула и установила над костром, отрегулировав по высоте, стальной прут. На него она повесила котелок с водой. Этот стальной прут имел ручку и, будучи установлен на рогатках или подвешен в кольцах, может быть также использован в качестве вертела.
— И чем же Ты занималась сегодня? — полюбопытствовал я.
— Я стояла на колени, в палатке, в чехле на теле, — ответила женщина.
— Вообще-то, это был всего лишь мешок, — улыбнулся я.
— Но ведь назначение-то его то же самое, — пожала она плечами.
В целом Леди Феба была права, мешок натянутый мною на неё действительно был импровизированным рабским чехлом для тела. На Горе существует несколько вариантов таких чехлов, не являющихся чем-то из ряда вон выходящим в обществе, в котором рабство, в особенности женское рабство — норма жизни. Большинство чехлов производят из кожи или из прочного брезента. Как-то мне попадался даже такой чехол, в котором между двумя слоями холста были вшиты стальные кольца на манер кольчуги. Одним из обязательных элементов являются устройства крепления, такие как завязки, ремни или кольца, так что чехол можно зафиксировать на теле рабыни завязав, застегнув или заперев на замок.
Чехлы некоторых видов надеваются на пленницу со спины. Её ноги просовываются в отверстия в нижней части, после чего чехол натягивается вверх и затягивается на спине. В большинстве типов для рук отверстия не предусмотрены, и руки невольницы остаются внутри связанные, скованные или свободные, это на усмотрение хозяина, но есть некоторые конструкции и с такими вырезами. Некоторые чехлы открыты в основании и надеваются сверху, а потом крепятся внизу ремнями или завязками через промежность, но чаще за бёдра, оставляя женщину открытой снизу, для удобства владельца. В других конструкциях возможность открытия основания предусмотрена. Иногда чехол задирают вверх и крепят на талии пленницы. Типичный чехол представляет собой сочетание безопасности рук с преимуществами завязанных глаз. У большинства рабских чехлов в отличие от рабских капюшоном, нет креплений для кляпа, что, кстати, не исключает того, что можно просто заткнуть рот невольнице отдельным кляпом. Но что объединяет чехол для тела и рабский капюшон, так это то, что они поощряют женщину к послушанию. Это особенно полезно на ранних стадиях её обучения, когда она ещё не до конца понимает свою новую природу и назначение. Другое полезное свойство чехла состоит в том, что он интригует и привлекает внимание к женщине, обнажая её ноги, но при этом, особенно если руки также спрятаны, скрывая остальную её часть, таким образом, вызывая интерес у мужчин, но в то же самое время, опять же в силу сокрытия остальных особенностей фигуры, делая риск похищения существенно ниже, чем при использовании обычных рабских капюшонов.
Бывает, что работорговцы, перемещая свои товары по улицам, прячут их под чехлами. Правда, более распространено просто набросить плащ или покрывало той или иной длины на голову ведомой рабыни, и закрепить на ней посредством шнура или ремня, обмотав их несколько раз вокруг шеи и закрепив под подбородком. Дело в том, что во многих городах свободные женщины яростно протестуют против того, чтобы водить нагих рабынь по улицам. Однако, даже притом, что девушки могут быть прикрыты плащами или покрывалами, мужчины обязательно соберутся на такое мероприятие, чтобы посмотреть на них, подшутить или даже шлёпнуть пониже спины. Само собой, подразумевается, что девушки под этим покрытием — это обнажённые рабыни. Зачастую это довольно мучительно, хотя, возможно, также и очень поучительно, для новообращённой рабыни, или женщины завоёванного города, быть проведённой с таком виде по улицам, когда в тебя то швыряют камни, то щупают и шлёпают, то осмеивают и подшучивают, причём, весьма фривольно и унизительно.
— Ты возражаешь? — спросил я.
— Нет, — ответила Феба, как-то через чур торопливо, и вдруг растянулась на животе передо мной, прямо на земляном полу маленькой палатки.
Затем она подняла голову и, посмотрев на меня, спросила:
— Могу ли я надеяться, что обращаясь к вам «Господин», я использую это слово во всех его смыслах?
— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я ей.
— Я прошу ошейника! — заявила Леди Феба.
— А тебе не кажется необычной эта просьба в устах свободной женщины? — поинтересовался я.
— Моя свобода теперь не более чем насмешка, — с горечью проговорила она. — После того, что Вы делали со мной в течение двух последних ночей, как я могу теперь даже думать о том, чтобы оставаться свободной? Неужели Вы считаете, что это заблуждение всё ещё что-то значит для меня?
— Похоже, Ты узнала о себе что-то новое, не так ли? — осведомился я.
— О да, — протянула женщина. — Я узнала, что должен быть заклеймена! Теперь я точно знаю, что должна жить в ошейнике!
Я с улыбкой рассматривал её.
— Не препятствуйте мне, — попросила она. — Позвольте мне быть той, кем я действительно являюсь!
— Воду для каши следует посолить, — заметил я.
— Да, Господин, — вздохнула Феба и поползала к выходу из палатки.
— Только посоли слегка, — предупредил я.
Пора ей уже учиться служить мужчине.
— Да, Господин, — отозвалась она покидая палатку.