Дни, что я находился в лагере, не прошли даром. Я занимался сбором информации о количестве, составе и возможностях осаждавших. Но основным моим занятием был поиск путей в блокированный город. Вначале, я рассматривал возможность подняться на стены Форпоста Ара по одной из осадных лестниц во время утреннего приступа. Однако понаблюдав за ходом штурма, вынужден был отказаться от этого. Сопротивление защитников всё ещё было таким, что редко кто из штурмующих достигал вершины стены, да и те, кому это удавалось, там долго не задерживались, обычно заканчивая жизнь у подножия стен, будучи сброшенными обороняющимися. Вариант с лестницами оказался нереальным, а принимая во внимание всё мною увиденное и просто опасным. Сомневаюсь, что мне бы удалось в горячке боя, неся знаки различия косианцев, пытаясь убедить солдат гарнизона в том кто я такой и насколько важна моя миссия. Скорее меня просто сбросят с лестницы, отправив вслед дружеский подарок в виде ведра пылающего масла, или, скажем, булыжника, вытащенного из мостовой или плитки черепицы снятой с кровли. Далее я решил присмотреться к воротам города. Здесь был шанс попытаться войти в город во время вылазки обороняющихся, воспользовавшись беспорядком при отступлении отряда. К моему разочарованию, я узнал, что за последние двадцать дней не было совершено ни одной вылазки. Это само по себе указывало на бедственное положение защитников, на их малые возможности и недостаточную численность.
Также, практически невыполнимой показалась мне попытка войти в город со стороны гавани, в светлое время суток перекрытой осаждающей стороной, а ночью по причине того, что защитники могли быть необычайно настороженными. К сожалению, я не знал соответствующих паролей и отзывов, а то можно было бы попытаться подплыть к причалам, угнав одну из лодок из тех, что использовались патрулировавшими акваторию солдатами. Пробираться вплавь было чревато. Подслушав разговоры солдат, я узнал об обитающих в Воске угрях. Эти рыбины часто прячутся в затененных местах среди свай под причалами. Конечно, в основном они питаются объедками и мелкой рыбой, но нередко нападают и на пловцов. Кроме того, за прошедшие несколько недель осады, на плотах, перекрывающих вход в гавань, да и в самой гавани, имели место несколько стычек, в результате чего кровь и трупы, попавшие в реку, привлекли речных акул, чей обычный ареал обитания лежит намного дальше на западе.
Мой второй план, или точнее вторая часть моего плана, включал в себя использование женщин из «Кривого тарна». Во второй половине этого дня, как я и ожидал они прибыли в лагерь в сопровождении маркитанта Эфиальта. Я уже встретился с ним вдали от его фургона, и велел ему завязать глаза всем женщинам, за исключением Лиадны, их первой девки и единственной среди них рабыни, прежде чем я подойду, чтобы осмотреть их. Лиадна, пребывавшая в восхищении от данного ей имени, с гордостью представила своих подопечных мне для осмотра в самом выгодном свете. Она неплохо поработала с ними за эти три дня и добилась заметных результатов. Свободные женщины стояли на коленях очень прямо, втянув животы, расправив плечи и выпятив вперед груди. Само собой, колени всех женщин были широко расставлены в стороны, как колени рабынь. Здесь были все шестеро моих знакомых: Леди Темиона, Леди Амина из Венны, Леди Елена с Тироса, и Леди Клио, Ремис и Лиомач с Коса. Прежде, все они жили за счёт мужчин, паразитируя на их слабостях, или хотели этим заняться. Теперь они стояли на коленях передо мной, правда, пока не подозревая, перед кем именно им пришлось это сделать. Я с интересом рассматривал их. Ещё недавно все они были надменными, гордыми свободными женщинами, а теперь стояли на коленях внутри ограды воинского лагеря, напуганные, смущённые, скованные цепью, бритоголовые пленницы с завязанными глазами. Они пока понятия не имели, в чьей власти они оказались, и какая судьба их ожидает. А вот у меня на них имелись вполне конкретные планы, или, по крайней мере, на некоторых из них. И, похоже, недолго им осталось оставаться в неведении относительно моих планов и своей судьбы.
Я видел, как Феба засыпала крупу в кипящую подсоленную воду.
У Темионы и Клио уже имелось по несколько отметин на теле. Не удивлюсь, если поначалу эти дамы осмелились упорствовать, по крайней мере, до некоторой степени. Возможно, они, как свободные женщины, даже имели некоторые возражения, против того, чтобы с ними обращались и обходились как с рабынями, раздев и приковав цепью к задку фургона. Могла их возмутить и необходимость повиноваться быстро и точно приказам рабыни Лиадны, назначенной над ними первой девкой, не говоря уже о том, чтобы вставать перед нею на колени, и обращаться к ней не иначе как Госпожа. Возможно, будучи свободными женщинами, они решили, по крайней мере, первоначально, что могли бы быть выше этого. Но теперь их начали учить по-другому. Впрочем, такое обращение могло пойти им только на пользу, сделав их переход в неволю менее травмирующим, ведь этот переход был для них как наиболее вероятным, так и наиболее подходящим выходом из сложившейся ситуации. Вероятно, не существует никакого полностью соответствующего и универсального для всех способа психологически подготовиться к фактическому переходу в неволю, даже для той, кто нетерпеливо ищет и радостно приветствует её, поскольку вместе с ней приходит новое, глубоко отличное от всего что было прежде понимание себя, своего характера и своего места в природе и в обществе. Лишь увидев, что категоричное и радикальное преобразование произошло, женщина внезапно осознаёт, что отныне она больше не то, чем была прежде, что теперь нечто абсолютно иное, что в какой-то неуловимый момент она перестала быть свободным человеком, и превратилась в имущество, объект покупки и продажи, в животное, в рабыню.
Феба стояла на коленях около костра, откинувшись на пятки. Иногда женщина, оставаясь на коленях, отрывала ягодицы от пяток и помешивала кашу.
— Старайся держать спину прямо, — подсказал я ей.
— Да, Господин, — отозвалась она.
Её стройное тело прекрасно смотрелось на фоне пляшущих языков огня. Свои чёрные как смоль длинные волосы, женщина собрала в хвост и завязала на затылке чёрной тесёмкой.
Вокруг нас уже горело множество костров. Лагерь полным ходом готовился к ужину.
Моя служанка, по-прежнему носившая одежду, напоминавшую курлу и чатку, снова привстала и принялась помешивать кашу. Подошвы её ног потемнели от грязи.
Снаружи прилетел звук хлёсткой пощёчины. Выглянув из палатки, я увидел как мимо нас на верёвке, привязанной за шею, вели спотыкающуюся голую женщину, руки которой были связаны за спиной. Она успела бросить на меня мимолётный дикий отчаянный взгляд, и затем исчезла утянутая в предзакатный сумрак. Феба ещё прямее выровняла спину.
— Пожалуй, правильно я сделал, что упаковывал тебя в чехол, уходя и оставляя тебя здесь одну вчера и сегодня, — заметил я.
— Господин? — встрепенулась Леди Феба.
— Ты знаешь, почему я так поступил? — спросил я.
— Наверное, чтобы я могла изучить рабскую дисциплину, — предположила она. — А может, чтобы я осознала, что я — действительно ваш служанка, и что всё, что я могу, это служить такому мужчине как Вы? И чтобы научить меня хорошо служить?
— Это, конечно тоже немаловажно, признал я, — но есть и другая причина.
— Какая же? — заинтересовалась женщина.
— Такая, что скрыв тебя подобным образом, шансы на то, что я найду тебя здесь по возвращении, существенно возросли, — усмехнулся я.
— Но я бы ни за что не убежала от вас, — поспешила заверить меня она.
— Как раз об этом-то я даже и не думал, — сказал я.
— Я не только не хочу убегать от вас, но я ещё и боюсь даже думать об этом, — призналась Феба.
— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я ей. — А это совсем не то же самое, как если бы Ты была рабыней.
— Но ведь если бы Вы поймали меня, то сурово наказали бы меня, не обращая никакого внимания на то, что я свободная женщина, не так ли?
— Конечно, — кивнул я. — Но всё же не так, как если бы Ты была рабыней.
Женщина испуганно вздрогнула.
— Но, если бы я была рабыней, — заметила она, — если бы я была заклеймена и носила ошейник, я бы даже не посмела даже думать о побеге.
Я понимающе кивнул. Будучи гореанкой по рождению, она была прекрасно осведомлена о строгом обращении, как правило ожидавшем своенравных рабынь, оказавшихся достаточно глупыми для того, чтобы сделать попытку побега. В действительности, побег для гореанской рабыни просто невозможен. Законы, обычаю, культура, всё нацелено на то, чтобы не позволить этого.
— Но тогда почему? — спросила она.
— Да просто вероятность того, что тебя украдут в моё отсутствие существенно ниже, — объяснил я.
— Правда? — недоверчиво переспросила Феба.
— Можешь не сомневаться, — заверил её я.
— Вы действительно думаете, что мужчина мог бы захотеть украсть меня? — обрадовано спросила она.
— Конечно, — кивнул я.
— А Вы сами? — поинтересовалась женщина.
— Я мог бы подумать об этом, — сказал я. — Полагаю, Ты хорошо смотрелась бы на четвереньках, с моей плетью в зубах.
— Феба надеется, что за прошлые две ночи, — застенчиво улыбнулась она, — она не вызвала неудовольствия у господина?
— Возможно, — неопределённо ответил я.
— Даже притом, что я — свободная женщина? — уточнила она.
— Большинство рабынь начинают именно с этого, — усмехнулся я.
— Я хочу жить для моего господина, — внезапно заявила Феба, глядя мне в глаза, — и доставлять ему удовольствие. Я хочу, чтобы это было смыслом моего существования!
— Я вижу это, свободная женщина, — заверил её я.
— «Свободная женщина»! — вздохнула она. — Я свободна лишь номинально! Вы же знаете, что в душе я — рабыня!
— Знаю, — кивнул я.
— Я хочу, чтобы мой господин был для меня всем, — признала женщина, — даже если он едва замечает меня, даже если его не заботит, существую ли я вообще.
— Понимаю, — сказал я.
— Но Вы не собираетесь порабощать меня! — упрекнула меня Леди Феба.
— Нет, — согласился я.
— Но ведь если бы меня украли, то я готова держать пари, что эту оплошность исправили бы очень быстро, — предположила она.
— Скорее всего, — не стал спорить я. — Особенно, если это было сделано профессиональным работорговцем.
Она что-то неразборчиво пробурчала себе под нос.
— Уверен, что Ты не можешь не бояться плети, и тех опасностей, что несёт с собой ошейник, — предположил я.
— Плеть — это именно то, что нам нужно, — заявила женщина. — Возможно, вам трудно понять это, просто потому, что Вы не женщина. Она делает нашу женственность стократно более значимой. И главным здесь является не то, что нас бьют ей, что, конечно, очень больно, а то, что мы являемся объектами приложения плети. Уверена, Вы понимаете различие. Мы знаем, что мужчины по своей природе являются нашими повелителями. Для того, чтобы понять это, даже не требует особой проницательности. Соответственно, мужчины должны либо следовать своей природе, либо отрицать её, но отрицая свою природу, отказать и нам в нашей, поскольку она является дополнением их природы. Ничего удивительного, что мы презираем мужчин, которые сдают свою естественную власть над нами. Уверена, мы не были бы столь глупы, не были бы такими слабаками и дураками, чтобы поступить подобным образом, будь мы мужчинами. Конечно, для кого-то такая сдача была бы необыкновенно значимым и великолепным событием. Но какой бы это было трагедией для всех остальных. Мы же не мужчины! Мы — женщины, и в действительности мы жаждем, в наших сердцах и животах, быть именно женщинами, но мы не можем быть женщинами в полном смысле этого слова, если мужчины не будут мужчинами! Спрячьте плеть, и мы начнём нападать на вас, подтачивать вас и, используя ваши собственные законы, институты и риторику, дюйм дюймом разрушать вас. Поднимите плеть, и мы с благодарностью оближем ваши ноги. Так владейте нами, доминируйте над нами! Поработите нас, чтобы мы могли любить Вас, поскольку женщины именно для этого предназначены, чтобы любить, полностью, открыто и бескомпромиссно, не думая о самих себе!
Она посмотрела на меня сквозь слезы, блестевшие в её глазах, и спросила:
— Неужели это настолько неправильно хотеть быть собой?
— Не забывай, что в рабстве есть свои опасности, — напомнил я.
— Я принимаю их, — заявила Феба, — и попытаюсь понравиться моему господину.
— И я советую тебе делать это со всем старанием, — добавил я.
— Я понимаю, — улыбнулась она.
— А теперь удели внимание моей каше, — посоветовал я.
Она поспешно обернулась и, сняв котелок с огня, накрыла его крышкой, чтобы дать каше настояться. Потом женщина достала две миски с ложками, и две дощечки для хлеба. Сделала она это с почтительностью.
Я любовался её фигурой и грудью. Надо признать, что и тот, и дрогое было превосходно. Хотя то, во что Феба была одета, трудно было назвать одеждой, по причине её скудности, но всё же на ней было надето больше, чем на многих из женщин в этом лагере.
Она разложила кашу по тарелкам и, нарезав круглый каравай хлеба клиньями, положила ломти на дощечки. Закончив с нехитрой сервировкой, женщина встала на колени позади, в ожидании, пока я не сниму пробу.
Принимая во внимание количество осаждающих, женщин в лагере было не так чтобы и много, по крайней мере, не столько, сколько ожидалось бы. Я надеялся, использовать этот момент к своей выгоде. Относительный недостаток женщин, даже несмотря на то, что аренда рабыни на ночь доходила до медного тарска, в основном обуславливался непрерывным потоком прибывающих пустых и убывающих заполненных рабских фургонов. Работорговцы спешили скупать пленниц, захваченных беженцев, женщин, которые бежали из Форпоста Ара, от наступившего там голода. Зачастую такие женщины отдавали себя в неволю за корку хлеба. Потом их развозили по дюжине близлежащих невольничьих рынков, расположенных в таких городах как Вен, Беснит, Порт-Олни и Харфакс.
Наконец, я откусил кусочек хлеба, и Феба вслед за мной, зачерпнув ложку каши, принялась за ужин.
Солнце уже скрылось за горизонтом, быстро темнело. Слышались крики женщины, получавшей удовольствие в нескольких палатках от нас.
— Как по-вашему, она свободна? — полюбопытствовала Феба прислушиваясь.
— Вполне возможно, — кивнул я. — В лагере сейчас не так много рабынь.
— Как Вы думаете, что он делает с ней? — спросила она.
— Использует её, как владелец, — пожал я плечами.
— Вы думаете, что она сейчас связана? — не отставала от меня служанка.
— Я бы этому не удивился, — усмехнулся я.
Женщина задрожала и, густо покраснев, опустила взгляд. Это известный факт, что применение ограничивающих свободу устройств, приводит к увеличению получаемого во время секса удовольствия, причём как в физическом, так и в психологическом его аспекте.
— Женщины, которых я видела в этом лагере, — заметила Феба, — не показались мне слишком разодетыми.
— Они — пленницы сильных мужчин, — пожал я плечами.
Леди Феба ещё некоторое время вслушивалась в отчаянные крики девушки.
— Она влюблена, — заключила моя служанка.
— Подозреваю, что ей не предоставили большого выбора, — заметил я.
— Тем не менее, она влюблена, — стояла на своём Феба.
— Возможно. Но я нисколько не сомневаюсь, что теперь её судьба будет связана с ошейником, — улыбнулся я.
— Так же, как и моя, — смело заявила моя служанка.
— Ты уже — пленница и служанка. Причём полная служанка, — напомнил я.
— Я готова пойти дальше, — призналась она, — к моей следующей и последней ступени, к статусу рабыни.
— Ешь, не отвлекайся, — посоветовал я.
— Да, Господин, — отозвалась Феба.
Я снова вспомнил женщин из «Кривого тарна». У них неплохо получилось стоять на коленях, расставив ноги, почти как у рабынь. Лиадна преуспела в их воспитании. Конечно, я хотел бы, чтобы они узнали не только что такое рабская дисциплина, но и изучили кое-что из искусств доставления удовольствия мужчинам. Но, не всё сразу. Лиадну, саму нельзя было отнести к слишком опытным рабыням. Помнится, она была поражена, обнаружив, что её можно использовать со скованными цепью щиколотками. Однако она всё же была на целые вселенные выше простых свободных женщин по части чувственности и страстности. Но что она могла показать им всего за три дня? Конечно, что-то могла, например, как сложить губы рабыни или научить их не лежать бревном под мужчиной. Надеюсь для моих целей, этого будет достаточно. Косианские вояки из передовых линий, вынесшие на себе основную тяжесть яростных, но бесполезных штурмов, как мне казалось, не будут слишком недовольными обнаружив в промежутке между атаками, рядом с собой женщин, особенно нагих и закованных в цепи.