— Позвольте мне поцеловать вас! — закричала пятая.
Остальные женщины, услышав такое предложение, задохнулись сначала от удивления, а потом от гнева, протеста и негодования, шокированные её наглостью.
— Испытайте меня, — предложила пятая женщина, соблазнительно выгибаясь.
— Шлюха! Шлюха! — наперебой закричали на неё другие женщины.
Это было приглашение рабыни. Меня даже несколько заинтриговало, откуда свободная женщина могла знать об этом. Впрочем, далеко не все свободные женщины столь уж несведущи, как полагают мужчины. Признаков того, что рабство конкретно этой женщины, стоявшей последней, уже очень близко к поверхности, было предостаточно. Конечно, я не мог знать этого наверняка, но был уверен, что ей часто приходилось бороться с этим.
— Нетерпеливые губы свободной женщины ждут Вас, — позвала меня стоявшая пятой.
Подойдя, я встал перед женщиной, и она, не обманув моих ожиданий, потянулась вперёд, пытаясь добраться до меня, но было остановлена цепью. Замерев на мгновение, я, с задумчивым видом полюбовался, как она напрягается, стараясь дотянуться до меня. Поймав её удивлённый взгляд, я заметил в нём удивление, быстро сменившееся испугом, от понимания того, что теперь, когда она сделала своё столь смелое предложение, я могу и не захотеть принять эго. Что если теперь, оскорбив её и опозорив перед сёстрами по несчастью, её разоблачительный, ошеломительный, неожиданный порыв будет отклонён? Вдруг, она сейчас получит презрительную пощёчину или порцию насмешек. Искорка страха в её глазах быстро начала разгораться в пожар ужаса. Но я не дал ей сгореть в этом огне и, взяв её голову в руки, прижался своими губами к её. Всё началось с робкого поцелуя свободной женщины, но затем, когда я, не дав ей разорвать его, удержал её в своих руках, она сама прижалась ко мне. Закончился этот поцелуй, хотя и, несомненно, всё ещё бывший поцелуем свободной женщины, весьма прозрачным намёком на скрытую внутри её тела страсть. Теперь я уже не сомневался, что помещённая в подходящие условия беспомощности и подчинения, а так же при надлежащем обучении, она откроет в себе способности к откровенным поцелуям рабынь, по крайней мере, быстро к ним приблизится.
Наконец, я отпустил женщину, и она поражённо уставилась на меня. Её тело всё ещё рефлекторно вздрагивало, руки мёртвой хваткой сжимали цепь, шедшую от наручников к кольцу в стене. Вдруг она опомнилась и, попытавшись успокоиться, выпустила цепь. Её маленькие руки теперь снова, как и прежде, обвисли внутри железных браслетов. Вот только успокоиться у неё не получалось. Её всё ещё заметно потряхивало.
— Выкупите меня, — лукаво глядя на меня, попросила она.
— Испытайте меня! — позвала хорошенькая стройная девушка, стоявшая четвертой, и казавшаяся наиболее скромной из всей пятёрки.
На мой взгляд, из них именно она могла послушнее и охотнее, и с наибольшей благодарностью, пойти к своим цепям.
— Шлюха! — обругала её третья женщина.
Поцелуй лишь подтвердил моё мнение о том, что со временем она может стать превосходной рабыней.
— А разве Ты не хочешь, чтобы тебя выкупили? — поинтересовался я у выпавшей из реальности девушки.
— Да! — опомнившись, воскликнула она. — Да! Конечно!
Но я-то видел, что она никогда не будет по-настоящему счастлива, пока не почувствует ошейник на своём горле.
— А как же я! — внезапно встрепенулась третья женщина. — Тогда целуйте и меня тоже! Испытайте меня!
Похоже, что и она не хотела остаться за бортом этого, внезапно возникшего, своеобразного состязания, наградой в котором могла стать свобода одной из них. И ни одной из них не хотелось бы упустить свой шанс. А возможно, не меньше они хотели увидеть, смогли бы они своим согласием на интимную близость со мной, или обещанием такого согласия, в общем искушением или обманом, вынудить меня заплатить выкуп. От меня не укрылось, что женщина, стоявшая третьей, судя по её поведению и подходу, считала себя самой красивой из всех пятерых, и расценивала свои шансы на успех в таком соревновании, как наиболее высокие. Так что, я, не давая ей времени на то, чтобы настроиться, просто сдавил её в своих руках и, не обращая никакого внимания на её вялые попытки противостоять моему напору, почти насильно и быстро, сокрушил её губы своими. На этот раз я разорвал поцелуй почти сразу, оттолкнув женщину к стене. Она поражённо и недоверчиво уставилась на меня. Похоже, ей пока ещё было невдомёк, что для того, чтобы нравиться мужчинам, мало быть блондинкой. Многому ей ещё предстоит научиться.
Отступив на шаг, я окинул оценивающим взглядом этих трёх женщин.
— Вы же ещё не испытали меня, — напомнила вторая женщина, похоже испугавшись, что я могу остановить свой выбор на тех кого только что испытал.
Пришлось поцеловать и её. Должен признать, что женщины, закованные в кандалы, могут неплохо целоваться, даже несмотря на то, что это свободные женщины. Некоторое время она смотрела на меня затуманенными глазами, но наконец, опомнилась и заявила:
— Хотя я принадлежу к высшей касте, я разрешила вам поцеловать меня, причём, не просто в руку, прикрытую рукавом и перчаткой, а в губы, и даже не через вуаль, а прямо в мои открытые голые губы, почти как если бы я могла быть рабыней! Поэтому, в ответ на такой неоценимый подарок, я рассчитываю, что теперь Вы должны выкупить меня.
— Ты — женщина, — напомнил я ей, — а, следовательно, предназначена для таких поцелуев мужчин.
— Но я же из высшей касты! — возмутилась она.
— В данный момент, возможно, — кивнул я.
Рабыни, конечно, ни к каким кастам не относятся, как и любые другие домашние животные. Рабство устраняет все искусственные различия и барьеры, возведённые между женщинами. В этом смысле можно считать, что в среде рабынь торжествует истинное равноправие. Они все становятся одинаково равными, независимо от прежних различий, обусловленных положением или богатством. Оказавшись в неволе, они все вынуждены начать с одной и той же ступени, голые заклеймённые женщины, в простых ошейниках, соперничающие друг с дружкой за внимание мужчин. Выигрывает та из них, кто сможет стать самой приятной для рабовладельца.
Возмущение во взгляде женщины сменилось яростью.
— Очень жаль, — покачал я головой, — что у меня нет с собой рабской плети.
— Вы избили бы меня? — удивлённо спросила она.
— Можешь не сомневаться, — заверил её я.
Женщина отпрянула и прижалась спиной к стене. Окинув её взглядом, я решил, что с такой фигурой она будет хорошо смотреться, пресмыкаясь у ног мужчин, униженная до статуса рабыни и вынужденная не скрывать своей женственности.
Потом я оценил внешность всех четырёх женщин, губы которых я опробовал. Каждая из них, несмотря на свой высокий статус свободной женщины, предложила себя мне, чтобы таким образом повлиять на меня и вынудить спасти её от очевидного тяжелого положения. Каждая была готова отдать мне своё тело за возможность расплатиться с её долгами. Все они, на мой взгляд, были женщинами, которые взяли за правило жить за счёт великодушия и благородства мужчин, или, по крайней мере, некоторых их мужчин, ища лёгкого пути в жизни, ради чего прибегая к чисто женским уловкам, регулярно эксплуатируя и, в некотором смысле, делая из мужчин простофиль. Несомненно, по крайней мере, до сих пор, к них был повод поздравлять себя с успехом в таких вопросах. Однако теперь все они оказались прикованными цепью к бревенчатой стене главного корпуса постоялого двора. Конечно, теперь они были напуганы настолько, что, даже притом, что пока считались свободными, были готовы развить свои женские хитрости до следующего уровня. Вероятно, в более спокойные времена, даже будучи полностью одетыми и скрытыми под своими вуалями, они скорее всего нашли бы нетерпеливых товарищей готовых оплатить их счета, возможно по первому признаку затруднения, просто за слезинку в глазу. Вот только со временами они серьёзно просчитались. Тяжёлые сейчас наступили времена. Я, задумчиво переводя взгляд с одной на другую, рассматривал этих четырёх женщин. Они сами попросили испытать их, как если бы были рабынями. Одна из них даже недвусмысленно попросила, чтобы её опробовали, хотя и кичилась своей принадлежностью к высшей касте. Это позабавило меня. Только женщина, стоявшая первой, не повела себя столь вызывающе. Похоже, она, единственная из всех, отличалась в лучшую сторону. Я услышал тихий звон цепей её кандалов.
— Я прошу испытать меня, — неожиданно заявила она.
Теперь, присмотревшись к ней внимательнее, я увидел, что она была красива, и ничем не отличалась от остальных. Она, также как и другие, была всего лишь рабыней.
— Я прошу этого, — повторила Леди Амина.
Я не сводил с неё оценивающего взгляда.
— Вы разочарованы во мне? — спросила женщина.
— Будь Ты свободной женщиной, возможно, — пожал я плечами, — но почему я должен разочаровываться в рабыне?
Очевидно, даже в самой свободной из женщин живёт рабыня, которая ждет своего владельца. Существует гореанское изречение о том, что все женщины всего лишь рабыни, просто у одних есть владельцы, а у других их пока нет. Некоторые мужчины боятся рабыни живущей в женщине, другие используют её, управляя её страстью и потребностями.
— Пожалуйста, — выдохнула она.
— Кто просит меня, испытать её? — строго осведомился я.
— Леди Амина из Венны просит испытать её, — чётко проговорила женщина.
У её сестёр по несчастью даже дыхание перехватило от её смелости. Она только что использовала своё собственное имя таким способом, который скорее приличествовал рабыне.
Леди Амина выжидающе смотрела на меня. Она не могла дотянуться до меня, кандалы надёжно удерживали её у стены. Только я мог решить нужно ли её целовать, и в какой момент это следовало бы сделать.
— Леди Амина просит этого, — повторила она.
Она была свободной женщиной. И всё же я не мог не видеть, какие прекрасные у неё были формы, и как уютно устроились бы на них руки владельца.
— Пожалуйста, — позвала она меня.
Я подошёл к ней и, взяв её в руки, притянул к себе, оторвав от стены. Цепь кандалов натянулась, заставив женщину выгнуть спину. Я посмотрел на неё сверху вниз. Да, она всё ещё была свободна, как и другие, но на ней уже не было ни одежды, ни вуали. Таким образом, хотя она пока считалась свободной женщиной, но её губы были открыты для меня, обнажены для меня, выставлены точно так же, как и губы рабыни. Леди Амина посмотрела на меня, и под моим взглядом её прекрасные, чувственные губы приоткрылись. Да, она почувствовала себя рабыней в моих руках. В этот момент я поцеловал её.
— Ох! — мягко вздохнула Леди Амина, когда я, наконец, отступил от неё.
Я выяснил всё, что меня интересовало. Она принадлежала ошейнику, как и остальные её товарки. Я снова осмотрел их всех. Красивые обнажённые женщины, прикованные к стене. Все они не так давно решили пожить немного опасней, чем прежде. Скорее они захотели пожить немного слишком опасно. Пожалуй, они все будут хорошо выглядеть на торгах, или на рабском прилавке, в павильоне продаж, или на полке открытого невольничьего рынка.
Я пожал плечами и направился к проходу между двумя корпусами постоялого двора, прижимаясь к стене и держась под нависающим скатом крыши. Мой путь лежал к правому строению, в котором, по словам привратника, находилась стойка администратора. Проход был убран под крышу. Это было сделано, чтобы защитить от непогоды площадку, на которой останавливались наёмные экипажи, выпуская своих пассажиров.
Было уже довольно поздно. Дождь уже не лил как из ведра, но, как бы то ни было, ночь обещала быть довольно прохладной. Я с нетерпением ждал горячую ванну, комнату, где можно было бы высушить одежду, выпить, перекусить и завалиться в тёплую кровать.
— Пожалуйста! — услышал я отчаянный крик Леди Амины, прилетевший мне вслед. — Пожалуйста!
Но я оставил их в прошлом, прикованных к стене, раздетых и проверенных на вкус.
3. Постоялый двор
Я дважды ударил кулаком по столу администратора.
На стене позади стола, как я и предполагал, был вывешен лист со списком цен на услуги. Однако! Цены-то здесь кусались! Я бы даже сказал, что они были неприлично высоки. Если они были таковыми и в обычные времена, то для меня становилось загадкой, как постоялому двору удавалось выдерживать конкуренцию.
Я ещё два раза грохнул по столу кулаком, на этот раз сильнее.
Справа от меня с потолка на трёх цепях свисала лампа, заполненная тарларионовым жиром, освещавшая стол и расценки гостиницы.
Типовые пункты этого списка были следующие:
Хлеб и пага —--- 2 М.T.
Другая еда —--- 3 М.T.
Проживание —--- 1 М.T.
Одеяло(а) —--- 2 М.T.
Ванна —---- 1 М.T.
Девка для ванны —-- 2 М.T.
Мочалка, масло и стригил — 1 М.T.
Девка на ночь —-- 5 М.T.
Сено и стойло —-- 2 М.T.
Мясо и стойло —-- 5 М.T.
Этот список нуждался в некоторых комментариях, относительно услуг и цен. Во-первых, как уже было отмечено, цены были не типичны. Что и говорить, в большинстве постоялых дворов, конечно, в зависимости от сезона и готовности администратора торговаться и идти на уступки клиенту, можно было бы провести сутки всего за два — три медных тарска, и это по системе «всё включено», само собой, проявляя некоторую сдержанность относительно паги и тому подобных излишеств. Кроме того, девушка для ванны, мочалка, масло и стригил, в большинстве заведений включены в стоимость самой ванны. Цены в списке, висевшем на стене, оказались раз в пять выше обычных, если не больше.
Для сравнения, практически в любой пага-таверне, можно взять пагу, закуску и рабыню для алькова, если захочется всего за один единственный медный тарск. Танцовщицы, конечно, иногда могут стоить дороже, но не больше двух. Я пока понятия не имел, какова могла быть «другая еда», это следовало выяснять отдельно, поскольку здесь всё зависело от сезона, местных поставщиков, и, в некоторых случаях, даже от удачливости местных охотников и рыбаков. В большинстве случаев плата за постой на постоялом дворе была довольно доступной. Если кто-то предпочитает следить за тем что он ест, то он может принести продукты с собой и проинструктировать администратора, как их следует приготовить. Знавал я некоторых богачей, которые и вовсе путешествовали со своими собственными поварами. В конце концов, не стоит рассчитывать на то, что на каждом постоялом дворе найдётся повар, знающий, как готовить вуло по-туриански или парсит а-ля-Кассау. Ссылки на сено и мясо со стойлом касались тарларионов и тарнов.
Что интересно, когда я несколько лет назад появился на Горе, одомашненные тарны, точно так же как и дикие, почти всегда сами добывали себе пропитание посредствам охоты. Само собой, они и сейчас могут сделать это, просто теперь многих из них приучали принимать готовое и даже консервированное мясо. В идеале, их начинают учить брать пищу их рук человека с того самого момента как они вылупившись из яйца откроют глаза, втискивая еду в их клювы, подобно тому как это делает их мать в дикой природе. Для этого используются специальные щипцы. Птиц постарше, например, пойманных диких тарнов, обычно приучают брать приготовленное мясо привязывая его к ещё живым животным, производя постепенный переход от одного к другому. Нет нужды объяснять насколько опасен охотящийся тарн, и хотя его излюбленной добычей является табук или дикий тарск, он вполне может напасть и на людей. Сие новшество, что интересно, и возможно кое для кого это очевидно, вовсе не было результатом заботы о безопасности людей, в основном проживавших в сельских районах. Здесь, прежде всего, просматривается интерес военных, в особенности тех, кто имеет отношение к тыловому обеспечению тарновой кавалерии. Именно благодаря этому нововведению, впервые за многие годы стало практически возможным сформировать и использовать крупные отряды тарнсмэнов, насчитывающие сотни всадников.
— Тал, — устало бросил мне седой мужчина, появившийся из двери в стене по ту сторону стола.
— Тал, — поприветствовал я его.
— Похоже, буря стихает, — проворчал он.
— Дождь пока ещё не кончился, — пожал я плечами.
— Десять тарсков за ночь, — сообщил администратор, что в принципе соответствовало тому, что значилось на листе.
— Не дороговато? — поинтересовался я.
— Это верно, — кивнул мужчина. — Лично я бы столько платить не стал.