Уж не тогда ли она жила?..
- Мисс?
Молодая женщина с улыбкой повернулась к взволнованному экскурсоводу. Он освободился, потому что время было близкое к закрытию – и, конечно же, не мог упустить случая поговорить с ней.
- Вы действительно не египтолог? – приглушенным голосом спросил он. – Иероглифика – сложнейшая дисциплина, ей невозможно научиться в обход профессиональной школы.
Фрэн пожала плечами.
- Уверяю вас, что я не египтолог, - сказала она. – Может быть, я просто талантлива в этом отношении. Кстати говоря, я до сих пор сомневаюсь, правильно ли я читаю по-древнеегипетски, - вдруг, вскинув подведенные брови-ниточки, сказала она молодому служащему, будто только что пришла к этой мысли.
- Вы мне не поможете, сэр?
- В чем? – быстро спросил молодой человек.
Он был энтузиастом, настоящим энтузиастом, и был готов не только помочь ей, но и не упустить ее. Разумеется, с таким случаем на экскурсии он сталкивался в первый раз.
- Вы не могли бы… попросить одного из профессиональных египтологов, владеющих древнеегипетским языком, послушать меня? – застенчиво спросила Фрэн.
Экскурсовод пригладил волосы, хотя они были в полном порядке.
- Я… Даже не знаю, - сказал он, с сожалением оглядывая девушку. – Видите ли, мисс, у меня не такие широкие связи в Британском музее, как вам, возможно, представляется… Хотя я был бы рад…
Фрэн просяще улыбнулась.
- Пожалуйста… Простите, я не спросила вашего имени. Как вас зовут?
- Диггори Слоун, - сказал молодой человек. Рассмеялся. – Однофамилец основателя нашего музея*. А как ваше имя, мисс?
- Фрэнсис Грегг, - сказала молодая женщина. – Приятно познакомиться.
Она протянула мистеру Слоуну руку, и он от души пожал ее.
- Взаимно, мисс Грегг, - сказал экскурсовод. – Я постараюсь…
Он осекся и помрачнел, как будто вспомнил что-то неприятное.
- Постараюсь привести к вам специалиста, мисс Грегг, но не ручаюсь за результат.
Молодой человек склонил голову перед девушкой-египтологом.
- Подождите здесь.
Он бросил ее одну в почти пустом сумеречном зале. Фрэн тоже помрачнела, вцепившись в свою кожаную папку, которую носила с собой “по таким случаям”, и которая до сих пор не пригодилась. Она чувствовала, что не встретит к себе того отношения, какого ожидала. Неужели и вправду ожидала? Как глупо…
Диггори Слоун вернулся, когда она уже почти перестала верить в его возвращение. С собой он привел человека лет на пятнадцать старше – черноволосого с проседью джентльмена, гладко выбритого, в строгом костюме. Лицо у него было смуглое, но не такое, какое бывает у южан или тех, кто подолгу живет в южных странах. Он не бывал в Египте, прошептала Фрэн. Или бывал, но давно?..
Пожилой джентльмен обратил на нее суровый взгляд.
- Мое имя Александр Андерсон, - сказал он.
Фрэн невольно ахнула, опоздав подать ему руку. А может, это было неуместно?..
- Вы автор “Амона Фиванского”?
- Да, это одна из моих работ, - подтвердил ученый, не показывая, что польщен или вообще впечатлен ее вниманием. – А вы, как я слышал, утверждаете, что можете безошибочно прочитать надпись на Розеттском камне? Где вы учились?
Фрэн подняла руку.
- Я нигде не училась, сэр. Точнее, не оканчивала профессионального учебного заведения…
- Тогда мне не о чем с вами говорить, - отрезал Александр Андерсон. – Египтология – не искусство, мисс, и иероглифику не постигают интуитивно. Честь имею откланяться.
Он уже направился прочь – стремительный, раздосадованный этим вызывающим дилетантизмом – как Фрэн схватила его за рукав.
Мистер Андерсон в негодовании попытался вырваться, но хватка девушки оказалась железной.
- Прошу вас, уделите мне совсем немного внимания, - мягко и вкрадчиво сказала она, но как-то так, что у ученого холодок пробежал по спине. Ему показалось, что голубые глаза заносчивой юной особы светятся в темноте, как у кошки.
- Хорошо, - сам не зная почему, сказал египтолог.
- Мистер Слоун! – с досадой сказал он экскурсоводу, маячившему у них за спиной и явно огорченному происходящим. – Принесите лампу, будьте любезны!
Молодой человек быстрым шагом ушел.
Уже совсем стемнело, и музей вот-вот должны были закрыть. Они и так задержались здесь непозволительно долго.
- Это немыслимо, - пробормотал Александр Андерсон, взглянув на нахалку и тут же отвернувшись. – Немыслимо!
Экскурсовод вернулся с лампой почти бегом, очень возбужденный. Кажется, он и вправду ожидал от девицы чего-то необычайного.
- Осветите плиту, - приказал ему ученый. Он сложил руки на груди со скептическим и раздраженным видом. – Ну! Читайте, всю иероглифическую часть! – велел он Фрэн.
Фрэн присела на корточки.
Она начала читать, с расстановкой, пропуская через себя смысл и звучание каждого слова, будто музыку. Египетские тексты и интонировались как музыка, поскольку были священны, к ним не допускали никого, кроме тех, кто был этого достоин… Ее кто-то учил этому письму, учил с любовью и трепетом перед искусством Тота…
- Стойте, - наконец оборвал ее голос египтолога.
Он был наполнен почти таким же трепетом, как голос египетского жреца, читающего заклинания.
Мистер Андерсон присел напротив молодой женщины.
- Кто вас научил читать по-древнеегипетски? – спросил он.
Ученый смотрел на нее с таким же изумлением, как и Диггори Слоун. Но он явно сделал для себя иные выводы насчет Фрэн, нежели Слоун.
- Я сама, - сказала она, и тут же пожалела об этом.
- Вы читаете изумительно бегло, но совершенно неправильно, - сказал Александр Андерсон. – Хотя я готов признать, что смысл текста вам действительно ясен…
Он потер руки, нахмурился и встал.
- Зачем вы попросили проконсультировать вас? Вы хотите профессионально заниматься египтологией? Участвовать в раскопках, которые проводятся под руководством Британского музея?
Фрэн не двигалась с места и глядела на него с возмущением. Что он может знать о том, как правильно читать эти тексты? Как он может ей указывать?..
- Мистер Андерсон, - сказала она. – Как вы можете знать, какое прочтение правильное, а какое нет, если древнеегипетский язык – мертвый язык? На каком основании вы делаете выводы о моих ошибках?
Александр Андерсон хмыкнул.
- Я не собираюсь спорить о египтологии с дилетантом, - произнес он. – Простите, вы сами нарвались на грубость. Вам пора уходить, уже время закрытия.
Он взглянул в сторону выхода.
- Пожалуй, музей уже закрыт. Пойдемте, я вас провожу, чтобы у вас не было неприятностей.
Александр Андерсон быстрым шагом направился вперед, а удрученная Фрэн и не менее удрученный Диггори Слоун последовали за ним. Они пересекли опустевшие залы, а у запертого выхода ученый, понизив голос, поговорил с охраной, и их почтительно выпустили наружу.
Андерсон собрался уйти, но отчего-то задержался.
- Вы действительно талантливы, - сказал он девушке. – Но вы пошли совершенно неверным путем. Сожалею, но ничего не могу для вас сделать. Наука не терпит субъективизма и фантазирования.
Он слегка поклонился, потом направился прочь. Голос Фрэн остановил его.
- Вы полагаете, что вы объективны и не фантазируете, досочиняя свою историческую науку?
Андерсон на несколько мгновений замер, как будто осмысливал ее слова. Потом скрылся в темноте, шагая еще быстрее, чем раньше.
***
Подготовка к разговору в Британском музее длилась почти до самой зимы; Фрэн была зла и расстроена его исходом, но не сказала бы, что действительно разочарована. Она подсознательно ожидала подобного приема. Разумеется, она не могла бы никому признаться в догадках насчет самой себя – ее в лучшем случае сочли бы ненормальной, а в худшем обезопасили бы от нее общество, упрятав ее в сумасшедший дом…
Несколько раз после истории с Розеттским камнем Фрэн заходила в музей, чтобы “не терять контакта” с этим учреждением – единственным, как ей казалось, связующим звеном с ее неясными мечтами.
Да, Александр Андерсон, отказавший ей в ее просьбе, сам наиболее определенно эту просьбу и сформулировал: стать археологом и заняться раскопками в Египте, на территории Фив. То есть в теперешнем Карнаке…
Разве может Фрэн надеяться на это с Дональдом?
Она связала и привязала его к себе – обещанием жениться и обещанием подождать до поездки в Египет. Но что может ей дать путешествие по стране в компании работника банка?
Они продолжали встречаться – как будто по обязанности; Дональд казался немного разочарованным, любовные свидания превратились почти в рутину. Но он надеялся, что после путешествия, после свадьбы, все изменится. Какой глупый! Ничего не меняется, пока не меняются сами люди. А если они не подходят друг другу, ничто не заставит их друг друга любить…
Фрэн снимала свое обручальное колечко, когда выходила в город одна; к счастью, руки ее почти все время были упрятаны в перчатки, так что даже в случае неожиданной встречи с женихом это не бросилось бы ему в глаза. Но она должна была для всех, кроме него, выглядеть свободной молодой женщиной.
Она продолжала дружески, с оттенком кокетства, общаться с Диггори Слоуном, с которым еще несколько раз встретилась в музее. Его интерес к ней только увеличился – кажется, превратившись еще и в романтический интерес…
Фрэн улыбалась молодому человеку и поощряла его скрытые ухаживания, но это ничего ей не давало: никто из серьезных ученых по-прежнему не снизошел до нее. Она подозревала, что отношение, которое ей продемонстрировал Александр Андерсон, среди египтологов не исключение, а правило…
Незаметно подошло Рождество, и мистер Андервуд дал ей короткий отпуск – съездить домой, к семье. Фрэн охотнее провела бы этот праздник одна или даже с Дональдом, только бы не разговаривать сейчас с миссис Грегг, считавшей ее “безнадежной”, и не оставаться под одной крышей с ней так надолго. Девушка надеялась, что праздник хотя бы немного отвлечет эту католичку и преданную мать…
Преданную своим младшим детям, не Фрэн.
Миссис Грегг встретила дочь на станции и крепко обняла, так что даже удивила. Она улыбалась Фрэн радостно и устало.
- Хорошо, что ты наконец выкроила время для нас, - проговорила мать. – Ты так занята там, в Лондоне.
Фрэн кивнула – она отчетливо расслышала упрек в приветствии матери, и не желала, чтобы замечание Джейн Грегг переросло во взаимные обвинения.
- Как Честер? – спросила Фрэн, не глядя на нее. Она сама несла свой чемодан, и миссис Грегг не предлагала ей помощь.
- Как всегда, - ответила мама. – Надеюсь, праздник поможет ему развеяться. Но в последнее время твоего бедного брата уже ничто не радует.
Фрэн взглянула в карие глаза Джейн Грегг, и увидела, что они блестят от слез.
- Я каждый день молюсь Господу о его выздоровлении, - сказала мать. – Но Он не желает ниспослать Честеру компетентного врача. Они все опускают руки при малейшем затруднении.
Фрэн отвела глаза. Да, сельские врачи в округе не привыкли лечить ничего сложнее катара желудка*, перелома ноги или простуды. Честер страдал какой-то непонятной болезнью – не то душевной, не то телесной, не то и телом, и духом. Эта болезнь ни с того ни с сего заставляла его переставать соображать в школе и даже воспринимать информацию, а то и вынуждала путать самые простые слова в разговоре. А в другой день он соображал отлично, зато был прикован к постели общей слабостью…
- А как Кэти? – спросила Фрэн, не желая развивать беседу в этом направлении. Это означало только мучение для них обеих.
- Хорошо, - сказала миссис Грегг. Улыбнулась, и Фрэн словно впервые вспомнила, что они одна семья.
- Твоя сестренка скучала по тебе, и очень радовалась, когда узнала, что ты проведешь Рождество с нами, - сказала мать. – Надеюсь, ты привезла ей подарок?
Фрэн кивнула, и они обе улыбнулись. Миссис Грегг протянула руку и сжала рукой в перчатке плечо дочери.
- Как у тебя дела с Дональдом? – спросила она.
Фрэн глубоко вздохнула и остановилась. Она поставила чемодан и сложила руки на животе.
- Вы разругались? – спросила мать.
Фрэн покачала головой.
- Он… Мы…
Она просто стянула перчатку и показала миссис Грегг кольцо, которое надела на всякий случай; мать посмотрела на колечко, потом взглянула в глаза Фрэн.
- Дональд сделал тебе предложение?..
Миссис Грегг не скрывала, как рада этому.
Фрэн кивнула.
- Мы обручились, но нам обоим еще нужно время… подумать, - проговорила девушка.
Она опасалась, что мать начнет заставлять, торопить ее, но Джейн Грегг оказалась мудрее. Она не стала продолжать разговор о Дональде. Вообще продолжать разговор.
“Все равно я не выйду за Дональда, мама, твоя военная хитрость ни к чему”, - скрывая усмешку, подумала Фрэн.
Молодая женщина хорошо провела Рождество, но с таким чувством, будто празднует его среди чужих, в месте, где нужно постоянно быть начеку. У нее было такое ощущение, словно все вокруг нее обновились – вся ее семья. Потому что обновилась она сама. До последнего времени, несмотря на свои “странности”, Фрэн не знала правды о самой себе… правды о самой жизни…
Семилетняя Кэти выбежала ей навстречу и с порога бросилась молодой женщине на шею, повторяя: “Фрэнни, Фрэнни”. Фрэн рассмеялась и обняла девочку. Кэти любила всех и восторженно приветствовала все новые впечатления; а сестру, с которой у нее была разница почти в девятнадцать лет, Кэти не знала и не могла знать…
Брат, бледный и пассивный, как всегда, вежливо поздоровался с Фрэн, но Честеру тоже не было до старшей сестры много дела. Он был углублен в самого себя.
Мама казалась самой близкой из ее родных, но именно мама была ей самой враждебной. Если бы она только узнала то, что узнала Фрэн… если бы только догадалась, чем Фрэн планирует заняться и что в действительности из себя представляет…
Фрэн трезво оценивала степень терпимости христиан-католиков, и собственной матери – тоже.
Мама была добра и внимательна к ней в эти дни, насколько могла; но Фрэн чувствовала, что отчуждение, давно воцарившееся между ними, ничуть не уменьшилось. Слава небесам, что хотя бы не увеличилось. Фрэн повезло не пережить ни одного “приступа” под одной крышей с миссис Грегг; она отметила, что после того, как она поняла и приняла себя, прошлое перестало так ее терзать.
Фрэн даже оказалась в некоторой степени способна управлять своими необыкновенными талантами.
Но ни слова об этом не было произнесено среди ее близких.
Разумеется, Фрэн умолчала и о поездке в Египет тоже – у нее хватило выдержки промолчать до самого поезда, на который мать ее проводила; она знала, что единственной реакцией на такое сообщение был бы гнев, запреты и упреки.
“Прости, мама, - подумала девушка, принимая прощальный поцелуй матери, поднимая свой чемодан и улыбаясь. – Это мой единственный путь, и не я его выбрала. Мы не выбираем самих себя”.
Когда она махала матери в окно, Фрэн вдруг пришла в голову мысль, что за карими глазами этой женщины может скрываться такой же неизведанный и непонятный никому мир. Люди в действительности не знают никого.
* Рамессеум – заупокойный храм Рамсеса II, лежащий в руинах.
* Врача Ганса Слоуна XVIII века.
* Гастрита.
========== Глава 5 ==========
На Рождество – то есть уже в январе, когда Фрэн вернулась в Лондон – Дональд преподнес ей подарок. Фрэн спохватилась, что сама ничего для него не приготовила; но жених не обиделся или не показал виду.
Может быть, принял во внимание ее “стесненное материальное положение”… Где она себе еще такого найдет?
Фрэн полюбовалась топазовыми сережками, самой большой драгоценностью из всех, которые у нее были, и позволила Дональду полюбоваться на себя в этих сережках. А потом позволила поцеловать себя, и в щеку, и в губы. Ее почти испугала жадность и интимность этого поцелуя. Фрэн пришлось вырваться, нажав молодому человеку на плечи.