На днях вышла третья книжка, которая представляет собой опубликованную часть недавно закрытого мной дневника в лайвджорнале. Называется эта книжка «151 эпизод жжизни», поскольку в ней ровно сто пятьдесят одна дневниковая запись. Там ещё есть несколько фотографий, в частности, фотографии моих прапрапрадеда и прапрадеда, которые мне подарили на Лубянке. Когда-то они были приобщены к уголовному делу моего репрессированного прадеда. Лица почти не видны, но осанка этих людей впечатляет Всё-таки мой прапрапрадед был дьяконом. Служил в Екатеринбурге, на фото он в рясе и с большущей бородой…
Новая книжка получилась очень приятная, такого зелёного цвета, какой мог подобрать только Серж Савостьянов. Она совершенно весенняя и своим цветом и на ощупь напоминает листья и стебли свежайших тюльпанов.
Очень и очень я по-прежнему доволен, что история с лайвджорналом закончилась. Последние несколько дней во время и после автограф-сессии в книжном магазине «Москва», после концерта и после спектаклей мне передают письма – они в конвертах, написаны от руки, в них не указаны обратные адреса и телефоны, и каждый раз мне вручают эти письма те, кто их писал. Прекрасные тексты, содержательные, чувствительные; те, кто их писал, явно над ними трудились. За три с половиной года присутствия в лайвджорнале яркие комментарии мне попадались, но случалось это очень редко. Всё-таки написанное на бумаге и переданное в руки – совсем-совсем другое дело. Раньше при первой возможности я старался почитать комментарии и даже ответить на них, а сейчас я даже не знаю, как выглядит моя страничка. Я ни разу на неё не заглядывал и не прочёл ни одного комментария. У меня есть возможность узнать статистику посещения, но я решительно и категорически себе это запретил. И да простят меня те, кто писал комментарии, я продолжу в том же духе: не стану их читать. Я столь остро ощутил фиктивность и ненастоящесть такой формы общения, что больше никогда к ней не вернусь, хотя, как уже не раз говорил, за время существования моего блога я приобрёл прекрасных знакомых, приятелей и даже друзей. Но другого было подавляюще больше…
Шестого числа побывал на дне рождения Михал Михалыча Жванецкого. Ему исполнилось семьдесят семь. Если бы вы слышали, какие он читал новые тексты, как азартно и жизнерадостно он это делал, как искренне волновался, читая несколько коротких произведений, в которых затрагивал новую для себя тему. Поверить в то, что семьдесят семь – это цифра, означающая возраст человека, который живёт с таким ясным и блестящим сознанием, который не утратил способности видеть, слышать и любить современников… Короче, это чудо!
23 марта
Вернулся из тура домой. На этот раз довелось сыграть спектакль в городе-герое Новороссийске. Странное впечатление осталось от знакомства с ним… Как же красиво он выглядит с неба! А с небес я смотрел на него долго: аэропорт Геленджика не принимал наш самолёт из-за сильного бокового ветра, и мы кружили над Геленджиком и Новороссийском полтора часа. Пару раз направлялись в сторону Краснодара, но вновь возвращались и кружили.
Ночевать пришлось две ночи в Геленджике, потому что удобной современной гостиницы в Новороссийске нет. Бухта, на берегах которой улёгся городок Геленджик, невероятно живописна. В Сочи нигде нет такого морского пейзажа. Но то, что собой представляет Геленджик архитектурно, описать невозможно. В этом небольшом городке собраны все возможные извращённые представления доморощенных архитекторов о красоте. В этом клубке колонн, башенок, арок, заборов, разноцветных металлических черепичных крыш, немыслимых названий каких-то кафе и прочих заведений можно найти даже какую-то прелесть. Что-то такое, что можно увидеть только у нас… Но лучше было бы по-другому. Пусть не так разухабисто и разнообразно, пусть даже в едином стиле, как в какой-нибудь прованской глубинке, но только без греческо-армянско-кубанской дикости.
От Геленджика до Новороссийска, со знающим дорогу водителем, даже не спеша – сорок минут. Но Новороссийск очевидно не курортный город. Огромный нефтяной морской терминал накрывает его волнами таких запахов, что о приморском отдыхе, состоящем из пляжного времяпрепровождения, наслаждения купанием и чистым воздухом можно забыть. И всё же Новороссийск очень красиво расположен. В море полно стоящих на рейде больших судов, а когда опускается тьма, город зажигает огни, и корабли зажигают огни, и море становится частью города.
Я очень хотел посетить стоящий в Новороссийске в качестве музея крейсер «Михаил Кутузов», построенный в 1951 году. Это единственный оставшийся корабль из проекта 68 БИС, таких было довольно много на всех флотах, а теперь они, кроме «Кутузова», давно «порезаны на иголки» (так говорят на флоте). В нашей бригаде было три таких корабля: «Суворов», «Синявин», «Пожарский». Я помню, как «Суворов» пришёл из Владивостока после капремонта и был тут же поставлен на консервацию, а впоследствии, разграбленный и обобранный, отправлен на утилизацию.
Это были очень красивые корабли водоизмещением 16,5 тысячи тонн, а полным – 18 тысяч тонн. (Знаменитый дредноут был немногим больше.) Они были 210 метров в длину, каждая из четырёх башен орудий главного калибра весила триста тонн, и такую башню обслуживали 64 человека. Полный экипаж этих крейсеров составлял 1200 человек. На каждом корабле был свой штатный духовой оркестр и своя песня. У крейсера «Суворов» это был «Суворовский вальс», мелодия и слова которого прекрасны. Все, кто служил на этих кораблях, гордились своими крейсерами и своей суровой службой. На них даже верхняя палуба была ещё деревянная. Ох и тяжко было её скоблить и драить! Я очень хотел снова увидеть корабль, чьи «товарищи» уже давно исчезли… И я его увидел…
В первую очередь меня удивило, что и на корме крейсера, и на носу развевались Андреевские флаги, потому что на носу кораблей первого и второго ранга должен быть поднят носовой флаг – гюйс. А крейсер безусловно корабль первого ранга. Если помните, Андреевский флаг представляет собой белое полотнище с диагональными синими полосами крест-накрест. Гюйс же – красный флаг с синим диагональным крестом и белым обычным крестом. Кто-то по незнанию путает гюйс с Британским флагом. Так вот, на носу «Кутузова» развевался не гюйс, а Андреевский флаг.
Я шёл вдоль корабля, вспоминал свои ощущения, когда видел такой же корабль, но наполненный жизнью, с экипажем. Дул пронизывающий ветер, который, как мне сказали, обычен для Новороссийска в это время года. Вечерело. До окончания работы корабля-музея оставалось минут тридцать. Я поднялся по шаткому грязному трапу, меня возле трапа встречали два ссутулившихся человека в некоей морской форме. Моряками и уж тем более матросами их назвать сложно. Они сгорбились на ветру и не вынимали рук из карманов, что в мою бытность было невозможно. За держание рук в карманах можно было получить наказание в виде песка, который насыпали в карманы шинели, а карманы зашивали. Песка в карманы шинели входило много.
Моим глазам предстала чёрная, сгнившая деревянная палуба, разъеденные ржавчиной до основания рельсы для подачи глубинных бомб, давно не чищенные медные детали и общее запустение и какое-то несчастье… Парни в форме производили грустное впечатление. Они мне тут же сказали, что экскурсию для меня одного делать не будут, потому что экскурсия делается минимум для десяти человек. Но тут же намекнули, что, если я не стану покупать билет, а заплачу за десятерых, мне корабль покажут. В этот момент я понял, что не хочу ходить по кораблю. Я неплохо знаю этот проект корабля, и мне не захотелось видеть картину разорения некогда гордого и мощного крейсера. На мой вопрос, почему у них на носу Андреевский флаг, мне ответили, что это гюйс, просто он выцвел: красная краска выгорела, а синие полоски остались. Новый же гюйс им почему-то не дают. Ремни у парней были не чёрные флотские, а коричневые армейские. Причём не кожаные, а клеёнчатые. Бляхи на ремнях нечищены, а у одного вообще бляха алюминиевая… Не знаю, что сделал бы с матросом наш боцман, увидев столь запущенную бляху. Мы начищали бляхи до такого состояния, что ими можно было пускать солнечных зайчиков. Я порасспрашивал ребят, узнал, что служит их на крейсере 16 человек, и что у них есть даже два офицера и мичман… Печально. Наверное, не надо было мне посещать корабль. Остаётся лишь радоваться тому, что сохранён хоть один крейсер выдающегося проекта 68 БИС, который даёт представление о том, какими были линейные корабли и каким был некогда великий флот. Пусть стоит. Придёт время, его вычистят, надраят, и он действительно украсит собой Новороссийск.
А спектакль прошёл прекрасно. В Новороссийске ждали, и публика была замечательная. Я вновь был рад слышать от театральных бабушек удивление и радость по поводу того, какая на мой спектакль пришла во многом забытая ими молодая и очаровательная публика.
Завтра рано утром лечу в Стокгольм на небольшой кинофестиваль, где я представлю нашу «Сатисфакцию». Жаль, приходится ради этого пожертвовать короткой домашней передышкой. Но часть дома я беру с собой: старшую дочь Наташу. Впервые еду с ней куда-то вдвоём, а без неё бы и не поехал.
В Стокгольме никогда не был, но именно Стокгольм является городом первых моих литературных фантазий и ощущений: всё-таки на одной из крыш там живёт Карлсон. А книга про этого парня, близкого мне сейчас по возрасту, была первой книгой, самостоятельно мной прочитанной. Завтра осуществлю мою давнюю-давнюю мечту: я давно с самого детства, мечтал, что, если окажусь в Стокгольме, в первую очередь выпью там горячего шоколада. Как я мечтал о горячем шоколаде, когда читал книгу про Карлсона! С каким аппетитом все герои этой книги беспрерывно пили горячий шоколад! Я ужасно его хотел и фантазировал себе его дивный вкус. Мамины уверения в том, что горячий шоколад – это просто какао, меня не убеждали. С тех пор я не раз пил в разных странах горячий шоколад и убеждался в том, что мама была не так уж неправа. Но у меня оставалась надежда, что стокгольмский, то есть Карлсоновский горячий шоколад, – нечто особенное. Предполагаю, что ничего особенного в нём нет, но всё равно завтра осуществлю свою мечту, и вкус этого напитка мне уже не важен.
На три дня выключу телефон, только сам буду позванивать домой. Думаю, Стокгольм – подходящее место для того, чтобы побыть несколько дней без мобильного телефона.
Хочу рассказать об одном событии, случившемся в Краснодаре. Я долго размышлял, могу ли об этом рассказывать, имею ли право. А потом понял, что хочу и даже должен.
В Краснодаре шёл спектакль «+1». В городе было много афиш, и моя афиша часто была наклеена на забор или щит рядом с афишей концерта Елены Ваенги. Её концерт был накануне моего спектакля. Я видел в этом определённую иронию случая, вспоминая своё высказывание о её творчестве и последовавшие за ним не санкционированные мной публикации и обсуждения…
И вот играю спектакль в Краснодаре, зал очень большой, аншлаг… Спектакль проходит прекрасно, заканчивается на высокой и чистой ноте, потому что публика очень ждала и была благодарна и внимательна. И вот выхожу я на поклон, и с первой волной аплодисментов к сцене быстро подходит высокая женщина с большим букетом свежайших ярко-жёлтых роз. И к своему полнейшему изумлению, я узнаю в ней певицу Елену Ваенгу… Сказать, что я удивился, – это ничего не сказать. Я глазами спросил её, она ли это? Она очень коротко и сдержанно кивнула, я наклонился за букетом, взял его, и она очень быстро, чтобы не быть узнанной, растворилась среди поднявшейся со своих мест публики.
Уже потом администраторы мне сказали, что она приобрела билет, воспользовавшись выходным днём в Краснодаре, пришла не одна… В том, как она подарила мне цветы, совсем не было позы: смотри, как я великодушна, ты меня ругал, а я оказалась выше этого. Нет! Было видно, что Елена Ваенга взволнована и растрогана спектаклем. Она постаралась быть незамеченной и неузнанной…
В тот вечер я был счастлив от того, что стал свидетелем проявления воли и редкой искренности.
Когда я наклонился за букетом, мне удалось быстро и негромко, чтобы не привлекать внимания, сказать Елене два слова. Большего я сказать не успел, так как она исчезла, но, надеюсь, она меня услышала. Я сказал: «Это поступок!»…
28 марта
24 марта, после полудня, преодолевая сильнейший ветер и пробиваясь сквозь плотные облака, наш маленький самолёт с двумя пропеллерами подлетал к Стокгольму. Меня радовало, что самолёт не реактивный, а с пропеллерами. Я понимал, что над Стокгольмом надо пролететь именно при помощи пропеллера. Таким образом, мы отдавали должное самому известному в России жителю Стокгольма – Карлсону. У нас в стране он пока ещё известнее шведской королевской четы, квартета АББА и Нобелевской премии… А в Швеции он не очень известен и даже не любим. Самый любимый герой там Пеппи. И дело даже не в том, что у нас есть замечательный мультфильм про Карлсона, и не в том, что наш Карлсон говорит голосом Василия Ливанова. А в том, что прекрасная переводчица Лунгина смягчила образ Карлсона, сделав его симпатичнее, понятнее, остроумнее, что ли… Да и вообще, образ весёлого эгоистичного и самодовольного бездельника понятнее и ближе нам, чем шведам.
Мне очень понравился Стокгольм, правда, не сразу. Первое впечатление было: Европа и Европа. Аккуратно и скучно… А потом Стокгольм проступил разными красками. Я увидел его достоинство, гордость и какое-то внутреннее содержательное спокойствие. Конец марта, как я понял, – крайне неудачное время для посещения шведской столицы: зверский, пронизывающий холодный ветер, ещё довольно много чёрного, слежавшегося снега, а в парках и за городом, в лесах, снега вообще полно. К тому же и сейчас ещё Стокгольм засыпан грязной гранитной крошкой, которой посыпали дороги и тротуары. Мне объяснили, что в Швеции реагенты и соль на дорогу не сыпят, а пользуются гранитной крошкой, которая много эффективнее, чем реагенты, а главное – не засоряет реки, море и всю остальную Швецию, а потом эту крошку аккуратно сметут с улиц, тщательно соберут, вымоют и приберегут до следующей зимы…
Стокгольм прекрасен, это город на островах. Город, в котором трамваи соседствуют с кораблями, где в окнах первых этажей отражаются деревья, в окнах средних этажей – море и чайки, а верхних – быстро бегущие причудливые облака.
Зная Копенгаген и Хельсинки, я был удивлён тем, что в Стокгольме еда не причудливая, а довольно простая, знакомая и вкусная. На второй день моего пребывания я попросил, чтобы меня сводили в такой ресторан, где едят местные жители. Не собираются выпить, поговорить, обсудить какие-то дела или на вечеринку, а именно едят и не более того. И меня туда отвели. Совсем небольшое меню, что всегда говорит о том, что место правильное, и еда будет что надо. Но главное – мне принесли те самые тефтели, которые в Швеции являются одним из национальных блюд, которые, очевидно, и ел Карлсон, и одной из таких он, если помните, украсил некую пирамиду, которую выстроил, кажется, из кубиков, а наверх водрузил тефтелю, чем очень обидел маму Малыша. Как и хотел, в первую очередь я выпил горячего шоколада и съел то, что таскал Карлсон у фрекен Бок и что в русском переводе названо плюшками. Правда, я съел плюшку без корицы, потому что не очень её люблю. Но всё же ощутил себя героем книги и испытал счастье воплощения детской мечты. А ещё было здорово то, что и плюшка, и горячий шоколад оказались действительно вкусными и необычными.
Посетил два музея. Один – это по сути корабль, точнее фрегат, который пролежал под водой 333 года, а в конце шестидесятых был поднят, восстановлен и стал кораблём-музеем. Это интересно. Но музей Астрид Линдгрен меня потряс. Это чудесный и совершенно необходимый каждому музей. Он кажется маленьким домиком, но он необъятно больше внутри, чем снаружи. Как же там всё чудесно придумано и сделано! Это место, где родители становятся одного возраста со своими детьми и откуда маленькие и взрослые выходят с одинаково горящими глазами. Это музей, у входа в который стоят, как припаркованные автомобили, около сотни колясок. А значит, он становится для многих первым музеем в жизни.
Я очень хотел побывать там, где жил Карлсон и где жила Астрид Линдгрен. Но мне сказали, что она вместе со своим героем жила в спальном, ничем не примечательном районе. Жила очень скромно, и никакого дома-музея или музея-квартиры нет, и потому мы туда не поехали. А возле её сказочного музея стоит памятник, который все с удовольствием обнимают, гладят, и поэтому он блестит.