Отродье Инферно - Кэйв Хью Б. 3 стр.


Каким-то образом, через это сияние я добрался до человека, который был в этой камере ярости вместе со мной. Я рвал его веревки, пока они не раскрошились в моих руках — как будто были проглочены этим первым облаком жидкого пламени.

Я помню, как тащил его к двери и слышал его слова, когда его измученное лицо приближалось к моему.

— Он… связал меня здесь… Моллер… и включил ее! Бог знает… почему… он сделал… это…

Затем я оказался в коридоре снаружи, почти ползя на руках и коленях. Голос тьмы, раздающийся со всех сторон от меня, был похож на воющий волчий крик. Серхио скулил где-то рядом. И тут издалека, — со стороны комнат Вернона на другой стороне площади, — раздался звук, который пронзил мой мозг. Бесконечный, устойчивый вопль абсолютной агонии, рожденный в самых низких глубинах ада и сорвавшийся с умирающих губ. Пронзительный и ясный был он, убивающий все, что было до этого. Убивающий мое последнее слабое сопротивление.

Тем не менее, даже когда я поддался этому, слова Серхио словно обожгли меня:

— Он включил ее!

И я вспомнил лицо человека, который напал на меня наверху лестницы. Лицо Лобера — помощника Антона Серхио.

И когда я пишу этот отчет сейчас, в безопасности своих комнат я все еще содрогаюсь от звериного выражения лица этого человека, когда он напал на меня.

Должна ли быть другая глава в этом повествовании? После прочтения (прошло три месяца и четыре дня с момента моего последнего посещения дома Антона Серхио), я боюсь, что должен добавить еще слово.

Прошло почти четыре часа, прежде чем я пришел в сознание в ту ночь ужаса. Я лежал в коридоре дома Серхио, на том самом месте, где упал.

Моя первая мысль была о той комнате безумия. Я направился к двери. Пол внутри был покрыт мелкой металлической пылью, и сквозь единственное узкое окно в стене просачивался луч теплого солнечного света. В углу комнаты стояла та адская машина, теперь просто покореженная, сломанная груда металла. А рядом с ней я обнаружил Серхио, лежащего наполовину на полу и наполовину на витках проводов.

Я не знаю, как он вернулся в эту комнату. Я знаю лишь одно: его любовь к инструменту, над которым он работал пятьдесят лет, была достаточно сильной, чтобы преодолеть физическую слабость. Он умирал, когда я тащил его через этот странный яркий свет в безопасное место коридора. Он был мертв, когда я его нашел.

Я не остался там долго. Когда я вышел на улицу, солнце снова стало багровым шаром в вечернем небе, и порочная тьма с сопутствующим холодом ушла в прошлое.

Я поспешил в комнаты Вернона, горячо молясь о том, чтобы то, что я видел там в предыдущий свой визит было просто кошмаром. Но я нашел на полу лишь истерзанную, бесформенную вещь с кусочками одежды, висящими на ней. И вокруг нее, над ней, на ней лежала пленка плохо пахнущей зеленой слизи…

Через час, когда я прибыл в дом Педерсена, полиция уже была на месте происшествия. Я увидел тело Педерсена и вздрогнул. И полицейские шепотом говорили, что какой-то злодей с ужасно сильными руками…

С тех пор я обнаружил еще одну вещь. В ходе расследования я выяснил, что записки, отправленные Педерсену, Вернону и мне, были написаны почерком помощника Серхио. Правда, этот почерк был скрыт, но он содержал определенные характеристики, которые были достаточно убедительны, чтобы отправить человека на виселицу.

Он не был повешен. Некоторое время спустя он был обнаружен неподалеку, бродящим по городским улицам, и с тех пор, по моей собственной рекомендации, заключен в клинику. Вы спрашиваете меня, почему? Потому что я обнаружил, что этот бедный несчастный человек, по его собственному признанию, был преданным псом молодой Кармен Веды, которую некоторое время назад отправили в это же учреждение. Он сказал мне с самым искренним сожалением, что причина угрожать нам была в том, что мы отобрали у него единственного человека в мире, которого он любил.

Именно он привязал Серхио к столу. Именно он включил эту ужасную машину, которая открыла врата Измерения Смерти. Именно он выпустил этого злобного элементаля из жуткого мира и отправил его, дав указания для убийства.

Он был безумен, несомненно; так же он мог быть воплощенным извергом. Я содрогаюсь, думая о безымянных ужасах, которые даже сейчас громко кричат у той закрытой Двери в поисках прохода — и которых он мог бы освободить, если бы захотел.

Итак, когда я пишу это, часы адского ужаса ушли в прошлое. Ученые уже придумали свои объяснения; и некоторые из этих объяснений настолько безумны, что вызывают улыбку даже у моих невежественных губ. Врата закрыты. Эта отвратительная тьма с ее живым отродьем заперта. До тех пор, пока какой-нибудь настырный парень не решит отыскать этот отчет, истина этой интерлюдии страха навсегда останется неизвестной. У меня нет желания снова выставлять эти часы ужаса на первый план. Лучше, намного лучше, чтобы они отправились в забвение на все времена».

ПЕРЕВОД — РОМАН ДРЕМИЧЕВ

Я зажег спичку, она горела достаточно времени, чтобы я мог обнаружить очертания мрачной, массивной динамо-машины безумного Антона Серхио. Уже во мраке я нащупал ее, наткнувшись на тяжелый стол, который стоял у меня на пути. Провода оплели мои ноги. С яростью я отшвырнул их в сторону. Я слышал стон самой машины, аккомпанирующий живому нытью, которое окружало меня.

И тогда я остановился. Одно дело было броситься вслепую вперед с героическими мыслями об уничтожении монстра, которого создал Серхио. Совсем другое — войти в контакт с этим пульсирующим металлическим гигантом зла. Эта вещь больше не была холодной и мертвой; она была до ужаса живой!

Я не герой, не человек неустрашимого мужества, который встает перед смертью, смакуя появившиеся ощущения. У меня не было желания безумно броситься на эту штуку и быть втянутым в ее потоки. Я колебался; я отступил. И пока я стоял там, мои жесткие негнущиеся пальцы механически зажгли другую спичку.

В свете этого быстро потухшего пламени я увидел кое-что еще. Это была сморщенная, искаженная фигура Антона Серхио, привязанного к столу в дальнем углу комнаты. Кровь запачкала его лицо, и багровый рубец растянулся по лбу. Он дернулся вперед, пытаясь слабо предупредить меня.

— Переключатель — Моллер! Поверни его! Торопись…

Спичка умерла в моих пальцах. Я чиркнул другую. Моя рука дотронулась до переключателя с черной ручкой, который контролировал силу адского зверя передо мной. С внезапным судорожным рывком я нажал на него.

В том, что произошло после, я не совсем уверен. Огромный слой синего пламени обрушился на меня, окутывая со сверхъестественной скоростью. Каждый отдельный звук в комнате был заглушен ревом поднявшегося шума. Я отшатнулся назад, прижав руки к глазам, и горький запах раскаленного металла затрепетал в моих ноздрях. Я увидел слабое алое сияние, поднимающееся от искривленной массы металла передо мной. Мне было жарко, ужасно жарко, как будто меня внезапно швырнули из абсолютного холода в яму с корчащимся пламенем.

Каким-то образом, через это сияние я добрался до человека, который был в этой камере ярости вместе со мной. Я рвал его веревки, пока они не раскрошились в моих руках — как будто были проглочены этим первым облаком жидкого пламени.

Я помню, как тащил его к двери и слышал его слова, когда его измученное лицо приближалось к моему.

— Он… связал меня здесь… Моллер… и включил ее! Бог знает… почему… он сделал… это…

Затем я оказался в коридоре снаружи, почти ползя на руках и коленях. Голос тьмы, раздающийся со всех сторон от меня, был похож на воющий волчий крик. Серхио скулил где-то рядом. И тут издалека, — со стороны комнат Вернона на другой стороне площади, — раздался звук, который пронзил мой мозг. Бесконечный, устойчивый вопль абсолютной агонии, рожденный в самых низких глубинах ада и сорвавшийся с умирающих губ. Пронзительный и ясный был он, убивающий все, что было до этого. Убивающий мое последнее слабое сопротивление.

Тем не менее, даже когда я поддался этому, слова Серхио словно обожгли меня:

— Он включил ее!

И я вспомнил лицо человека, который напал на меня наверху лестницы. Лицо Лобера — помощника Антона Серхио.

И когда я пишу этот отчет сейчас, в безопасности своих комнат я все еще содрогаюсь от звериного выражения лица этого человека, когда он напал на меня.

* * *

Должна ли быть другая глава в этом повествовании? После прочтения (прошло три месяца и четыре дня с момента моего последнего посещения дома Антона Серхио), я боюсь, что должен добавить еще слово.

Прошло почти четыре часа, прежде чем я пришел в сознание в ту ночь ужаса. Я лежал в коридоре дома Серхио, на том самом месте, где упал.

Моя первая мысль была о той комнате безумия. Я направился к двери. Пол внутри был покрыт мелкой металлической пылью, и сквозь единственное узкое окно в стене просачивался луч теплого солнечного света. В углу комнаты стояла та адская машина, теперь просто покореженная, сломанная груда металла. А рядом с ней я обнаружил Серхио, лежащего наполовину на полу и наполовину на витках проводов.

Я не знаю, как он вернулся в эту комнату. Я знаю лишь одно: его любовь к инструменту, над которым он работал пятьдесят лет, была достаточно сильной, чтобы преодолеть физическую слабость. Он умирал, когда я тащил его через этот странный яркий свет в безопасное место коридора. Он был мертв, когда я его нашел.

Я не остался там долго. Когда я вышел на улицу, солнце снова стало багровым шаром в вечернем небе, и порочная тьма с сопутствующим холодом ушла в прошлое.

Я поспешил в комнаты Вернона, горячо молясь о том, чтобы то, что я видел там в предыдущий свой визит было просто кошмаром. Но я нашел на полу лишь истерзанную, бесформенную вещь с кусочками одежды, висящими на ней. И вокруг нее, над ней, на ней лежала пленка плохо пахнущей зеленой слизи…

Назад