«Что же это он такое учудил или... учудит?» — спросила себя Ленка и открыла глаза, ощутила себя лежащей на ложе.
Над ней склонился молодой симпатичный мужчина, кудрявый и статный. Не Феб, и то ладно.
— Здравствуй, о прекрасная пифия, — красивым голосом красиво сказал красавец. — Слухи о твоей божественной красоте изрядно её преуменьшают!
Всё было настолько красиво-красиво и карамельно-карамельно, что Ленку едва не стошнило.
— Ты кто такой, и какого лавра ты тут делаешь? — неизысканно поинтересовалась Афиногенова.
— Я Тихон, скромный друг этого великого святилища. Узнав, что главное сокровище храма в опасности, я прибыл, дабы лично удостовериться — с пифией всё хорошо.
— Угу, с ней всё хорошо, — заверила его студентка. — Только она несколько недоумевает, какого лавра в её спальне делает чужой мужчина, и почему его ещё не выбросили за двери.
— Сам многомудрый Эпиметей дозволил мне сопровождать тебя, дабы доброй беседой и весёлыми рассказами о странах заморских приблизить миг твоего полнейшего выздоровления.
— Тогда не менее многомудрый Тихон выйдет и даст пифии привести себя в порядок. И перестанет, забодай его Минотавр, на неё пялиться! — Ленка изрядно завелась, потому что всё-таки испугалась.
Этак проснёшься, а у тебя в спальне ещё чего похлеще творится...
Тихон изобразил прекрасным лицом и пробормотал прелестным голосом все варианты извинений и раскаянья. И смылся, обещав вернуться.
Встав с ложа, Ленка увидела себя в медном зеркале и ужаснулась: визитёр пялился на неё, одетую в полупрозрачную ночную рубаху, а это считай, что на голую. Проклятые греческие озабоченные самцы!
— Эх, Аполлон, был бы ты здесь, я бы тебе дала копоти!.. — сквозь зубы сказала пифия.
В окно мгновенно впрыгнул Феб, едва не распластавшись при приземлении и не разбив кифару в левой руке об пол.
— Ты звала меня, прелестница? Я думал, этот цыплёнок не уйдёт! — Кифарет раскрыл объятья навстречу Афиногеновой, и не оставалось сомнений в его грязных намерениях.
— Мать-перемать, — выдохнула Ленка, теряя последние крупицы куртуазности. — Вот тебя ещё не хватало!
— Тебе меня не хватало?! — возликовал Аполлон, дыша шумно, как разгоряченный жеребец.
— Феб, ты пьян, иди домой, — тихо сказала пифия, морщась от могучего перегара, исходящего от небожителя. — Кто-то за дверью!
Она действительно услышала шаги и, не раздумывая, подтолкнула сребролукого ловеласа в грудь, чтобы он уже лез обратно в окно.
Результат этого жеста оказался несколько неожиданным: Феба ощутимо шатнуло назад, он в крайнем удивлении сделал пару шагов, но тут началось окно и закончилось равновесие.
Едва из поля Ленкиного зрения скрылись ноги в золотых сандалиях, на пороге её почивальни нарисовался Эпиметей.
— Не обижай нашего друга, добрая дочь Феба, — проворковал он, словно опереточный сутенёр. — Парень прямо-таки в смятении остался. Уважай его. Я тебе объяснял, какой это важный для нас друг, верно?
Над ней склонился молодой симпатичный мужчина, кудрявый и статный. Не Феб, и то ладно.
— Здравствуй, о прекрасная пифия, — красивым голосом красиво сказал красавец. — Слухи о твоей божественной красоте изрядно её преуменьшают!
Всё было настолько красиво-красиво и карамельно-карамельно, что Ленку едва не стошнило.
— Ты кто такой, и какого лавра ты тут делаешь? — неизысканно поинтересовалась Афиногенова.
— Я Тихон, скромный друг этого великого святилища. Узнав, что главное сокровище храма в опасности, я прибыл, дабы лично удостовериться — с пифией всё хорошо.
— Угу, с ней всё хорошо, — заверила его студентка. — Только она несколько недоумевает, какого лавра в её спальне делает чужой мужчина, и почему его ещё не выбросили за двери.
— Сам многомудрый Эпиметей дозволил мне сопровождать тебя, дабы доброй беседой и весёлыми рассказами о странах заморских приблизить миг твоего полнейшего выздоровления.
— Тогда не менее многомудрый Тихон выйдет и даст пифии привести себя в порядок. И перестанет, забодай его Минотавр, на неё пялиться! — Ленка изрядно завелась, потому что всё-таки испугалась.
Этак проснёшься, а у тебя в спальне ещё чего похлеще творится...
Тихон изобразил прекрасным лицом и пробормотал прелестным голосом все варианты извинений и раскаянья. И смылся, обещав вернуться.
Встав с ложа, Ленка увидела себя в медном зеркале и ужаснулась: визитёр пялился на неё, одетую в полупрозрачную ночную рубаху, а это считай, что на голую. Проклятые греческие озабоченные самцы!
— Эх, Аполлон, был бы ты здесь, я бы тебе дала копоти!.. — сквозь зубы сказала пифия.
В окно мгновенно впрыгнул Феб, едва не распластавшись при приземлении и не разбив кифару в левой руке об пол.
— Ты звала меня, прелестница? Я думал, этот цыплёнок не уйдёт! — Кифарет раскрыл объятья навстречу Афиногеновой, и не оставалось сомнений в его грязных намерениях.
— Мать-перемать, — выдохнула Ленка, теряя последние крупицы куртуазности. — Вот тебя ещё не хватало!
— Тебе меня не хватало?! — возликовал Аполлон, дыша шумно, как разгоряченный жеребец.
— Феб, ты пьян, иди домой, — тихо сказала пифия, морщась от могучего перегара, исходящего от небожителя. — Кто-то за дверью!
Она действительно услышала шаги и, не раздумывая, подтолкнула сребролукого ловеласа в грудь, чтобы он уже лез обратно в окно.
Результат этого жеста оказался несколько неожиданным: Феба ощутимо шатнуло назад, он в крайнем удивлении сделал пару шагов, но тут началось окно и закончилось равновесие.
Едва из поля Ленкиного зрения скрылись ноги в золотых сандалиях, на пороге её почивальни нарисовался Эпиметей.
— Не обижай нашего друга, добрая дочь Феба, — проворковал он, словно опереточный сутенёр. — Парень прямо-таки в смятении остался. Уважай его. Я тебе объяснял, какой это важный для нас друг, верно?
Пока верховный жрец читал Афиногеновой вкрадчивую нотацию, его глаза концентрировались исключительно на прозрачной Ленкиной рубашке.