— Он кто? — поинтересовался Копытко.
— Лелевич?
— Враг советской власти?
Порхневич двинул одним плечом и сказал как бы чуть отвлеченно:
— Пожалуй, что враг. — Витольд хмыкнул. — А так — поляк.
— А, — сказал Копытко, ему стало чуть понятнее.
— Как-то уберегся от ссылки, когда пришли Советы.
— Как?
Витольд опять шевельнул плечом:
— Прокрался в лес. Засел с семьей на мельничке.
— Почему же за ним не пришли?
— А не донес никто, народ у нас такой: живи себе, и я буду жить себе.
— А чего же сейчас приспичило?
— Много задаешь вопросов.
Копытко встал, дернул пилотку за уши:
— Я идейный, но… не злодейный.
Витольд снизошел пояснить:
— Деятельность его — против простого народа: зажимает муку, а мы голодаем. По-хорошему отказался дать.
— А-а, — это было «комиссару» понятно, картина прояснялась. — А кого мне взять?
— Возьми парабеллум, — усмехнулся Витольд, но комсомольцу не было видно, что он усмехнулся.
— Я про людей.
— Долженкова возьми, Кукина — как-никак бойцы Красной армии.
Сели под навесом, у остывающей печи.
— Ну.
Про Михася отец услышал то, что рассчитывал услышать. Сивенков по наущению Гапана и Кивляка держит у себя его сына в залоге. Чтоб воздержать отца от возможных глупостей.
— Тебе нельзя воевать.
— Без тебя знаю, — усмехнулся Витольд, уже жалея, что унизился до этого разговора. Но Янка… Может, он хоть полслова про Янку…
Отец Иона на секунду провалился в темный сон, но почти сразу захлопал глазами — не место дремать.
— Но так сидеть тебе тоже нельзя.
На это Витольд ничего не сказал. Злость его разгорелась сильнее.
— Люди-то мрут. Ты их сюда привел, а они мрут. Грудью слабеют — чахотка. Вши. Я сейчас нагляделся.
— А так бы сгорели.
— Сейчас они не думают про тот огонь, сейчас про гниль и вшей думают. И про пустое брюхо.
— А то я не знаю. Шел бы ты, руина, отсюда!
И отец Иона встал:
— Слышал я, что дочка от тебя ушла.
Витольд закрыл глаза, чтобы как-то сдержаться.
— Она в Волковысске.
— Откуда знаешь?!
— Сказывали люди.
— Какие люди?! — Витольд вскочил.
— Пришли, ушли. Сказывали.
Они постояли немного друг против друга. Иона отвернулся и пошел к своей подводе. Обернулся:
— Ты, смотрю, не знаешь, из-за чего Янинка сбежала.