— Если его отравили, значит, кто-то из работников кухни. Ваших слуг, между прочим, баронесса! Хорошо, что я не ела завтрак, кто знает, что в него намешали, — актриса начала повышать голос.
— Расследование покажет, кто и зачем убил профессора Шульца. На данный момент еще рано делать такие выводы… убийца может быть и среди Вас, а возможно и прислуга замешана, — инспектор обвел всех взглядом, — посмотрим, следствие покажет.
— Неслыханно, инспектор! У меня работают люди много лет. Я за каждого из них могу поручиться!
— Не торопитесь баронесса, люди меняются и их, например, можно подкупить.
— Только не моих людей, я им всем доверяю. Они не могли участвовать в убийстве. Они не способны на такое!
— Тогда убийца, возможно, среди приглашенных гостей. Не делайте поспешных выводов, убийца мог проникнуть в замок и отравить профессора. В данный момент это основная версия следствия. Да кстати, а где господин Отто? — спросил полицейский.
— Людвиг, сообщи господину Отто, что завтрак подан, а также о том, что инспектор Вальтер Хок уже в замке, — холодно произнесла баронесса, она все никак не могла успокоиться после обвинений в адрес ее прислуги.
Дворецкий ушел будить магната, а все неохотно принялись завтракать. Актриса подозрительно смотрела на блюдо и никак не могла решиться попробовать, после услышанной от инспектора официальной новости об отравлении ученого. Остальные также со страхом ковырялись в своих блюдах.
Вскоре послышались быстрые шаги. Вошел запыхавшийся дворецкий. Он тяжело дышал.
— Что такое, Людвиг? — спросила баронесса.
— Он мертв. — Растеряно произнес дворецкий.
— Да что же за день то такой! — воскликнул инспектор. — Прошу всех остаться здесь. А ты, — он посмотрел на дворецкого, — проводи в комнату господина Отто и остановите во дворе экспертов, пока они не уехали.
Он ушел вместе с дворецким, оставшиеся гости сидели притихшие, осознавая страшную новость.
Баронесса Анна была растеряна, но пыталась взять себя в руки. Вторая смерть в её замке! По обществу поползут слухи и к ней больше никто не приедет, от её приглашений будут шарахаться, как от чумы, придумывая жалкие отговорки или, что еще хуже игнорируя. Как это могло произойти? Ну почему он не мог умереть у себя дома! Однако жалость к другу семьи приближалась комом к горлу, и баронесса ничего не могла с этим поделать. Отто всегда был так добр к ней, они знали друг друга уже много-много лет, а тут он умер у нее в замке.
Астрид сидела бледная. Смерть в ее жизни уже приходила однажды, когда погибла мама в результате попадания бомбы на колонну беженцев. Именно после смерти матери в её картинах появилась вечерняя грусть, и тоска. Она скучала по маме. Но сейчас, когда смерть дважды постучалась в ее жизнь снова, и пусть это были чужие для нее люди, едва знакомые, ей захотелось снова прижаться к маме, как в детстве и услышать успокаивающий голос, почувствовать защиту.
Адольфф сидел с потухшим взглядом, все время смотрел перед собой. Пустой и ничего не выражающий взгляд, словно что-то окончательно поломалось у него внутри. Только молча смотрел в одну точку, уйдя в себя и в свои мысли.
Старому барону Карлу было плохо, но он мужественно держался, и не показывал окружающим своего состояния, особенно дочери. Но разве можно скрыть от любящего родного человека, что тебе нехорошо физически, а не морально. Смерть чужого человека, с которым он был знаком один день, абсолютно не трогала его душу. Он сам находился в шаге от смерти, и скоро костлявая должна была прийти за ним. Он давно смирился с этим, и даже ждал смерти, но все равно холодом «сосало под ложечкой». Где-то внутри все кричало «Борись, не сдавайся!», но сил уже не было. Он только переживал за свою дочь. Думал о том, правильно ли он поступил, заставив её выйти замуж за человека, которого дочь не любила. Но с другой стороны после его смерти она не будет одна, у нее найдется опора в виде семьи, пусть даже такой.
Эльза, спрашивала о самочувствии отца, смотрела пристально на него, пытаясь понять, что ей делать. Мысли о чужой смерти её не трогали. Ей был важен только отец и его состояние.
Её муж Эрик, был абсолютно безразличен к происходящему. Он хотел только одного, поскорее убраться из этого проклятого замка, от всех незнакомых людей и снова окунуться в свои развлечения и наслаждаться ими.
Клаус сидел и не мог определиться в своих чувствах к случившемуся — магнат мертв: с одной стороны — облегчение, с другой — разочарование. Много эмоций сменилось на лице юноши. Страх, что Отто фон Гальбах будет распоряжаться его жизнью и те кары, которыми он грозил, все уходило и не имело больше никакого значения. Но на молодого человека накатывало состояние неопределенности. Угроза его будущему лежит где-там в комнате и смотрит в потолок мертвыми глазами, он даже представил себе эту картину, и в тоже время, что дальше делать он пока четко не представлял себе. Мысли в голове то и дело бегали, и не могли упорядочиться, что еще больше выбивало из колеи обычно такого рационального человека.
Эдну Дворак волновало только то, как она выглядит со стороны. Как она склонила голову и правильно ли подобрала выражение лица? Продюсер причитал рядом и пытался быть полезным, но тем самым только создавал суету и этим вызывал раздражение актрисы. Никто не оценил её внешний вид, и не бросился к ней с предложением о помощи, и все это страшно бесило её.
Два барона, модельер и помощница сбились в одну кучу и что-то тихо обсуждали. Грета взволнованным шепотом говорила и доказывала им что-то, словно учитель, который пытается вложить знания нерадивым ученикам в голову.
Мужчины качали головами и не соглашались с её доводами, от чего девушка еще больше распалялась и приводила все новые аргументы.
Все уже давно забыли о еде, и, обсуждая сегодняшнюю новость, ждали подробностей от полиции.
В это время инспектор Хок осматривал комнату. Отто фон Гальбах лежал в постели со спокойным выражением лица. Смерть настигла его во сне. В комнате был идеальный порядок, никаких следов борьбы. Но что-то неестественное было в этом порядке. Пока не подошли криминалисты, полицейский осмотрел тело, на нем не было видно ни синяков, ни ссадин. Единственное, что выбивалось из умиротворенной картины, это следы чернил на пальцах труппа. Видимо фон Гальбах что-то писал перед смертью. Но ни каких записей инспектор не обнаружил, хотя тщательно исследовал комнату.
Пришли эксперты.
— Слушай, а я смотрю, дело у тебя продвигается. Труп за трупом. Может нам вообще не уезжать? Обустроимся в прохладном подвале замка, а ты нам тела будешь предоставлять. Кто останется живой, тот и убийца. И всё — дело закрыто. Тебе медаль, нам почет и уважением за проделанную работу. Да и в подвале точно есть запасы хорошего вина, пока ты ждешь, когда всех убьют мы скоротаем время за бокалом хорошего вина, как тебе идея?
— Ты циник. Лучше скажи, от чего он умер. Мне сейчас надо звонить министру, и сообщать новость о смерти одного из влиятельнейших людей Европы. Как думаешь, что скажет высокое начальство?
— Не хотел бы я быть рядом с тобой в это время. Хорошо, займемся телом. Сейчас дам предварительную информацию, а дальше удачи тебе в разговоре с министром.
Через десять минут доктор посмотрел на инспектора.
— Сам понимаешь, всё предварительно. Официально завтра утром, и даже не торопи меня! Умер наш труп с двадцати трех вечера до часу ночи. Смерть наступила от остановки сердца. Следы борьбы отсутствуют. Не пойму, почему чернила на его пальцах? Он, что руки не мыл перед сном? Вывод такой — умер во сне по естественным причинам. Остальное после вскрытия и тщательных экспертиз. Проведу сам. Прежде, чем напечатать отчет, свяжусь с тобой, мне лишние проблемы тоже не нужны.
— Проблемы мы получили вместе с этим делом, — проворчал инспектор.
Легкая радость охватила его. За смерть магната ему не надо будет отвечать перед начальством, но крики и нагоняй он все-таки получит. Да и отравление профессора Шульца никуда не делось. Эта мысль снова вернула ему плохое настроение. «Если смерть профессора наступила из-за бумаг, которые были так необходимы магнату, а Отто фон Гальбах умер от сердечного приступа, не выдержав стресса из-за будущего разорения, картина становилась мрачной. А вдруг, в дело вмешались, какие-то спецслужбы, или силы равные по возможностям самому магнату». Убийца до сих пор в замке, и кто он, еще предстояло выяснить. Полицейский поежился. Дело было гнилым. И его, инспектора криминальной полиции Хока, бросили на съедение. Найдет он убийцу профессора или нет, лично для него конец будет один: или понизят и переведут регулировать перекресток, или получит в темном переулке трубой по голове, а тело потом бросят в канаву. От таких перспектив захотелось все бросить и убежать. Надо будет в разговоре с министром отказаться от дела. Каждый полицейский в своей жизни желает, чтобы такие дела, как это, никогда не попадались ему на пути. Инспектор вздохнул и пошел звонить министру, осознавая, что отказаться не получиться. «Да и, чем плохо на перекрестке? Целый день машешь палкой и дудишь в свисток. Пусть скучно, зато все в твоей жизни просто и перпендикулярно. Надо в разговоре с министром понять, куда двигаться и что делать, а, главное, не попасть в жернова битвы сильных мира сего. Что взять с маленького инспектора? Буду тихо сидеть и не отсвечивать, может, и забудут». Надежда была слабой, но всё-таки…
— Слушаю! — голос министра был как всегда строг и властен.
— Это Инспектор Хок, господин министр.
— Докладывайте, Вальтер, что у Вас?
— По предварительным данным, полученных от экспертов, профессор Шульц был отравлен, — начал инспектор, отдаляя все возможными способами весть о том, что магнат мертв.
— Я и так это знаю, — раздражение слышалось в голосе министра, — вчера Отто фон Гальбах достаточно долго рассказывал об этом. — Инспектор почувствовал, как поморщился министр, вспоминая разговор с магнатом, — Что с записями профессора? Нашли уже? Эти бумаги важны не только для промышленной империи фон Гальбах, они дадут преимущество нашей стране, внимательно выслушайте магната и сделайте выводы, нужны результаты и быстро!
— Господин министр, блокнот профессора пока не нашли.
— Что Вы копаетесь?! Переверните замок, но найдите их! Где бумаги, там и убийца.
— Господин министр, — как можно более спокойным голосом сказал инспектор, — господин Отто фон Гальбах мертв.
— Что?!!! — взревел министр.
Инспектор внутренне сжался. Он просто отстранил трубку, понимая, что сейчас последует.
Таких ругательств он не слышал давно, даже когда был простым полицейским и работал патрульным: в пивных выражались на много пристойнее. Крики в трубке продолжались долго, инспектор никак не мог вставить слово. Только, когда почувствовал, что министр выдохся, он сообщил о мнение криминалистов про естественную смерть промышленника.