Главарь признал мой ранг, хотя многие считали, что хватило бы и "служивого".
Вообще, забегая вперёд, скажу — в банде все довольно честно. Что заслужил, то получаешь. Мелкие ловилки не в счёт. Банда очень жестока — это я не из-за экзамена говорю, настоящую жестокость я увидел намного позже — но своих диких, подчас совершенно нечеловеческих законов держится железно. Но, повторюсь, это я узнал позже.
А в тот день я выяснил ещё, что сразу после экзамена новичок непременно проходит "крещение" — ему присваивают кличку, под которой он и будет известен в банде. Прежнее имя, равно как и биография, никого не интересует. Я своё "крещение" принял в бессознательном состоянии. Главарь нарёк меня Птахой — уж не знаю, за комплекцию ли мою или за идиотскую готовность висеть на жёрдочке.
Моя жизнь в банде довольно быстро вошла в колею.
После "экзамена" я проболел ещё два дня — валялся, сотрясаемый жестоким ознобом, а Ржавый опекал меня с добросовестностью любящей тётушки. Уж не знаю, почему именно он взял надо мной шефство — глянулся я ему чем-то, или здесь действовали по принципу "кто подвешивает, тот и выхаживает"? Меня это не волновало. Зла на Ржавого я не держал — сволочью он не был, а правила есть правила.
На третий день я уже чувствовал себя вполне сносно и шатался по подвалу, знакомясь с местными обитателями. Побывал в "скворечниках" — помещениях наверху, по-видимому, бывших офисах, теперь чаще использовавшихся как склады. Вообще-то места для жизни здесь было хоть отбавляй — целый здоровенный небоскрёб, но селиться на этажах члены банды избегали — в основном, из-за сложностей с отоплением. "Скворечники" зияли огромными, от пола до потолка, окнами, а вот остекление практически не сохранилось. Кроме того, вода была только на нижних этажах. Я, поначалу, вообще удивился, что она тут есть, но Ржавый заметил, хитро усмехнувшись: "Вентили, они ведь в обе стороны вертятся, сечёшь?" С электричеством, правда, дело обстояло хуже — все самодеятельные подключения городские власти рубили безжалостно. Но народ выкручивался. Я увидел даже нечто вроде импровизированной бани с самопальной водогрейной колонкой, и ещё — предмет особой гордости! — неплохо оборудованный спортзал.
На четвёртый день я вышел на "работу".
Как "боец", я имел ряд привилегий — например, мог не заниматься чисто хозяйственными делами, и это меня вполне устраивало. Ещё я мог сам выбрать, в команду кого из "лейтенантов" мне войти. Ржавый попытался и тут выступить в роли советчика, но потерпел неожиданное фиаско. Я, не задумываясь, назвал Кота. Не могу чётко объяснить, чем был обусловлен этот выбор — уж точно не благодарностью за "собеседование" — тем не менее, я твёрдо стоял на своём и, как показало будущее, не ошибся. Кот имел репутацию командира требовательного и придирчивого, в операциях подчас необдуманно смелого, и его слегка побаивались; зато он был инициативен, честолюбив и не лишён фантазии.
Сам Кот на мое заявление отреагировал недоуменно поднятой бровью; похоже, для него это тоже явилось неожиданностью. Размышлял он, впрочем, недолго; смерил меня своим фирменным, ленивым, вприщурку, взглядом, бросил небрежно:
— Ладно, в патрули пока походишь. А там поглядим.
Помолчал ещё немного и добавил:
— Драться поучу тебя, когда сопли подберешь.
Так что я стал ходить в "патрули" — а попросту в компании ещё нескольких бойцов шляться по близлежащим улицам, следя в основном за тем, чтобы на подконтрольной банде территории не появлялось посторонних, не "прописанных" здесь личностей, в особенности — представителей конкурирующих объединений.
Вообще-то, народу в Норе жило неожиданно много, на "нашей" территории в том числе. Здесь обитали целые семьи потомственных "норушников", селились те, кому не повезло выпасть из обоймы цивилизованной жизни; и как везде, где только есть люди, тут образовалась своя инфраструктура. В Норе работали разнообразные магазинчики и мастерские, питейные заведения и прачечные, даже парикмахерские и ломбарды. То, что все это существует как бы нелегально, местную братию волновало в последнюю очередь. А вот хотя бы какую-то видимость порядка поддерживать было желательно, и эту функцию, как ни странно, брали на себя банды. Разумеется, небескорыстно, соблюдая свой интерес.
"Патрулирование" поначалу показалось мне занятием интересным, поскольку давало возможность познакомиться с новой средой обитания; через пару месяцев прискучило своим однообразием — тем более, что я знал, что других бойцов Кот периодически водит в город на какие-то "дела", а мне туда путь был пока заказан; а ещё через месяц в одном из спорных районов интересы нашей банды пересеклись с интересами соседней, и скучать стало некогда.
***
Когда идёт война банд, Нора замирает.
Запираются двери, закрываются лавки и бары, окна заставляются щитами или завешиваются одеялами. Жители боятся лишний раз высунуть нос на улицу. Каждый опасается ненароком угодить под "разборку".
Нора кажется пустой и безжизненной, когда идёт война банд.
Как обычно и бывает, началось все с пустяка. Парочка боевиков из "северных" сняла проститутку, "прописанную" на нашей территории. Баба та была уже не первой молодости, товарного вида не имела и, возможно, сама забрела в чужую зону, отчаявшись в поисках клиента; впрочем, она потом утверждала, что стояла в своём квартале. Отведя с дурёхой душу всеми доступными способами, парни платить отказались, а когда она посмела настаивать, выбили ей несколько зубов. Вероятно, тем бы все и кончилось — никто не полез бы в разборки из-за одной проститутки — но баба, осатанев окончательно то ли от унижения, то ли от безысходности (понимала ведь, что с выбитыми зубами клиенты ей уж тем более не светят), решилась на отчаянный шаг. В ту же ночь она раздобыла где-то пару литров горючки и подожгла бар, в который боевики зашли после того, как отделали её. Просто запулила через окно несколько бутылок, обвязанных горящей ветошью.
Заведение выгорело; боевиков в нем, правда, к тому времени уже не было — иначе тётка вряд ли ушла бы живой. К несчастью, бар этот издавна считался спорным и только по последней договорённости отошёл к "северным"; немудрено поэтому, что их главарь посчитал поджог провокацией. Ещё до наступления утра на наших улицах, в пограничных кварталах, сгорели два заведения; один поджог удалось предотвратить патрулю, но при этом бойцу по кличке Сыч проломили голову бутылкой, а другой капитально обжёг руки.
Это уже был вызов. А если получен вызов, на него надо отвечать, и дело уже не в прибылях или расчётах; и тогда пусть полыхает синим пламенем вся Нора, ибо кто будет считаться с бандой, которая не сумеет достойным образом ответить на вызов?
Главарь признал мой ранг, хотя многие считали, что хватило бы и "служивого".
Вообще, забегая вперёд, скажу — в банде все довольно честно. Что заслужил, то получаешь. Мелкие ловилки не в счёт. Банда очень жестока — это я не из-за экзамена говорю, настоящую жестокость я увидел намного позже — но своих диких, подчас совершенно нечеловеческих законов держится железно. Но, повторюсь, это я узнал позже.
А в тот день я выяснил ещё, что сразу после экзамена новичок непременно проходит "крещение" — ему присваивают кличку, под которой он и будет известен в банде. Прежнее имя, равно как и биография, никого не интересует. Я своё "крещение" принял в бессознательном состоянии. Главарь нарёк меня Птахой — уж не знаю, за комплекцию ли мою или за идиотскую готовность висеть на жёрдочке.
Моя жизнь в банде довольно быстро вошла в колею.
После "экзамена" я проболел ещё два дня — валялся, сотрясаемый жестоким ознобом, а Ржавый опекал меня с добросовестностью любящей тётушки. Уж не знаю, почему именно он взял надо мной шефство — глянулся я ему чем-то, или здесь действовали по принципу "кто подвешивает, тот и выхаживает"? Меня это не волновало. Зла на Ржавого я не держал — сволочью он не был, а правила есть правила.
На третий день я уже чувствовал себя вполне сносно и шатался по подвалу, знакомясь с местными обитателями. Побывал в "скворечниках" — помещениях наверху, по-видимому, бывших офисах, теперь чаще использовавшихся как склады. Вообще-то места для жизни здесь было хоть отбавляй — целый здоровенный небоскрёб, но селиться на этажах члены банды избегали — в основном, из-за сложностей с отоплением. "Скворечники" зияли огромными, от пола до потолка, окнами, а вот остекление практически не сохранилось. Кроме того, вода была только на нижних этажах. Я, поначалу, вообще удивился, что она тут есть, но Ржавый заметил, хитро усмехнувшись: "Вентили, они ведь в обе стороны вертятся, сечёшь?" С электричеством, правда, дело обстояло хуже — все самодеятельные подключения городские власти рубили безжалостно. Но народ выкручивался. Я увидел даже нечто вроде импровизированной бани с самопальной водогрейной колонкой, и ещё — предмет особой гордости! — неплохо оборудованный спортзал.
На четвёртый день я вышел на "работу".
Как "боец", я имел ряд привилегий — например, мог не заниматься чисто хозяйственными делами, и это меня вполне устраивало. Ещё я мог сам выбрать, в команду кого из "лейтенантов" мне войти. Ржавый попытался и тут выступить в роли советчика, но потерпел неожиданное фиаско. Я, не задумываясь, назвал Кота. Не могу чётко объяснить, чем был обусловлен этот выбор — уж точно не благодарностью за "собеседование" — тем не менее, я твёрдо стоял на своём и, как показало будущее, не ошибся. Кот имел репутацию командира требовательного и придирчивого, в операциях подчас необдуманно смелого, и его слегка побаивались; зато он был инициативен, честолюбив и не лишён фантазии.
Сам Кот на мое заявление отреагировал недоуменно поднятой бровью; похоже, для него это тоже явилось неожиданностью. Размышлял он, впрочем, недолго; смерил меня своим фирменным, ленивым, вприщурку, взглядом, бросил небрежно:
— Ладно, в патрули пока походишь. А там поглядим.
Помолчал ещё немного и добавил:
— Драться поучу тебя, когда сопли подберешь.
Так что я стал ходить в "патрули" — а попросту в компании ещё нескольких бойцов шляться по близлежащим улицам, следя в основном за тем, чтобы на подконтрольной банде территории не появлялось посторонних, не "прописанных" здесь личностей, в особенности — представителей конкурирующих объединений.
Вообще-то, народу в Норе жило неожиданно много, на "нашей" территории в том числе. Здесь обитали целые семьи потомственных "норушников", селились те, кому не повезло выпасть из обоймы цивилизованной жизни; и как везде, где только есть люди, тут образовалась своя инфраструктура. В Норе работали разнообразные магазинчики и мастерские, питейные заведения и прачечные, даже парикмахерские и ломбарды. То, что все это существует как бы нелегально, местную братию волновало в последнюю очередь. А вот хотя бы какую-то видимость порядка поддерживать было желательно, и эту функцию, как ни странно, брали на себя банды. Разумеется, небескорыстно, соблюдая свой интерес.
"Патрулирование" поначалу показалось мне занятием интересным, поскольку давало возможность познакомиться с новой средой обитания; через пару месяцев прискучило своим однообразием — тем более, что я знал, что других бойцов Кот периодически водит в город на какие-то "дела", а мне туда путь был пока заказан; а ещё через месяц в одном из спорных районов интересы нашей банды пересеклись с интересами соседней, и скучать стало некогда.
***
Когда идёт война банд, Нора замирает.
Запираются двери, закрываются лавки и бары, окна заставляются щитами или завешиваются одеялами. Жители боятся лишний раз высунуть нос на улицу. Каждый опасается ненароком угодить под "разборку".
Нора кажется пустой и безжизненной, когда идёт война банд.
Как обычно и бывает, началось все с пустяка. Парочка боевиков из "северных" сняла проститутку, "прописанную" на нашей территории. Баба та была уже не первой молодости, товарного вида не имела и, возможно, сама забрела в чужую зону, отчаявшись в поисках клиента; впрочем, она потом утверждала, что стояла в своём квартале. Отведя с дурёхой душу всеми доступными способами, парни платить отказались, а когда она посмела настаивать, выбили ей несколько зубов. Вероятно, тем бы все и кончилось — никто не полез бы в разборки из-за одной проститутки — но баба, осатанев окончательно то ли от унижения, то ли от безысходности (понимала ведь, что с выбитыми зубами клиенты ей уж тем более не светят), решилась на отчаянный шаг. В ту же ночь она раздобыла где-то пару литров горючки и подожгла бар, в который боевики зашли после того, как отделали её. Просто запулила через окно несколько бутылок, обвязанных горящей ветошью.
Заведение выгорело; боевиков в нем, правда, к тому времени уже не было — иначе тётка вряд ли ушла бы живой. К несчастью, бар этот издавна считался спорным и только по последней договорённости отошёл к "северным"; немудрено поэтому, что их главарь посчитал поджог провокацией. Ещё до наступления утра на наших улицах, в пограничных кварталах, сгорели два заведения; один поджог удалось предотвратить патрулю, но при этом бойцу по кличке Сыч проломили голову бутылкой, а другой капитально обжёг руки.
Это уже был вызов. А если получен вызов, на него надо отвечать, и дело уже не в прибылях или расчётах; и тогда пусть полыхает синим пламенем вся Нора, ибо кто будет считаться с бандой, которая не сумеет достойным образом ответить на вызов?