Хотелось бы вот только вжиться, а не наоборот.
— Вот это да-а, — начинает один из компании, коротко стриженый парень с мясистым неправильным лицом. — Ты глянь, Кот, что за зверь в нашем лесу! Добыча, а? Сама пришла.
Тот, к кому он обращается — видимо, старший в группе. Рослый, мощный, но гибкий, в нём действительно есть что-то кошачье. Щеголяет длинной тёмно-русой гривой. Поза небрежная, руки большими пальцами в карманах. Пижон. Но лицо умное. С ним и надо говорить. Он пока молчит, смотрит вприщурку. Изучает.
Я тоже.
— Прикинут неплохо, — вступает в беседу ещё один бандит, шкафообразного вида верзила. — Мальчик небедный. Наличка есть?
Спокойно, медленно выворачиваю карманы. Показываю и протягиваю свои жалкие купюры. Главное — ни капли подобострастия или торопливости, главное — не выдать свой страх.
Деньги забирает стриженый, хмыкает недоверчиво:
— Всё, что ли? Карточки тоже гони.
— Нет у меня.
— Проверим ведь.
— Проверяйте.
— Кот, а давай-ка его разденем, — нетерпеливо предлагает верзила.
В компании — дружные возгласы одобрения.
Пора и мне предпринимать что-нибудь. В упор смотрю на старшего, пытаюсь поймать его взгляд, но он уставился куда-то в область моих ботинок. Да и темновато, хотя ночь довольно ясная, звёздная. Хоть бы луны вылезли. Ладно, обойдёмся.
Говорю:
— Я хочу вступить в вашу банду.
Голос чуть-чуть подводит меня, вздрагивает, и это плохо.
— Раздевайся, — тихо и равнодушно роняет старший.
Интонации у него неприятные, шелестящие.
— Я пришёл вступить в вашу банду!
— Раздевайся.
Раздеваюсь. Прохладно. Дует резковатый ветер, и на коже выступают пупырышки.
Хотелось бы вот только вжиться, а не наоборот.
— Вот это да-а, — начинает один из компании, коротко стриженый парень с мясистым неправильным лицом. — Ты глянь, Кот, что за зверь в нашем лесу! Добыча, а? Сама пришла.
Тот, к кому он обращается — видимо, старший в группе. Рослый, мощный, но гибкий, в нём действительно есть что-то кошачье. Щеголяет длинной тёмно-русой гривой. Поза небрежная, руки большими пальцами в карманах. Пижон. Но лицо умное. С ним и надо говорить. Он пока молчит, смотрит вприщурку. Изучает.
Я тоже.
— Прикинут неплохо, — вступает в беседу ещё один бандит, шкафообразного вида верзила. — Мальчик небедный. Наличка есть?
Спокойно, медленно выворачиваю карманы. Показываю и протягиваю свои жалкие купюры. Главное — ни капли подобострастия или торопливости, главное — не выдать свой страх.
Деньги забирает стриженый, хмыкает недоверчиво:
— Всё, что ли? Карточки тоже гони.
— Нет у меня.
— Проверим ведь.
— Проверяйте.
— Кот, а давай-ка его разденем, — нетерпеливо предлагает верзила.
В компании — дружные возгласы одобрения.
Пора и мне предпринимать что-нибудь. В упор смотрю на старшего, пытаюсь поймать его взгляд, но он уставился куда-то в область моих ботинок. Да и темновато, хотя ночь довольно ясная, звёздная. Хоть бы луны вылезли. Ладно, обойдёмся.
Говорю:
— Я хочу вступить в вашу банду.
Голос чуть-чуть подводит меня, вздрагивает, и это плохо.
— Раздевайся, — тихо и равнодушно роняет старший.
Интонации у него неприятные, шелестящие.
— Я пришёл вступить в вашу банду!
— Раздевайся.
Раздеваюсь. Прохладно. Дует резковатый ветер, и на коже выступают пупырышки.