— Ты же боишься боли, — произнесла тварь ласково, почти заботливо.
Как хочется плакать, разрываясь от противоречивых чувств. Страха и долга. Я и правда очень боюсь боли. Очень. Это был постоянный повод для насмешек у отца и брата. Незлобных, но обидных. Я скрывал этот страх как можно глубже. Но родные и близкие, те, кто всегда рядом, конечно, знали о нем. Драться этот страх не мешал — горячка боя заглушала боль. Но даже для того, чтобы удалить занозу из пальца, мне надо было собрать всю силу воли. И сейчас… Живые отец и мать. Сестры и брат. Неужто я позволю своему страху взять верх?
— Это не имеет значения. Но если ты собираешься брать меня сзади, то сначала все-таки позаботься о кляпе. Орать я буду очень громко!
Тварь опять рассмеялась, заразительно, весело, совсем не обидно. Как будто глупости, которые я несу от страха, ее умиляли.
И вдруг у меня за спиной, там, где сидело это веселящееся надо мной чудовище, что-то сверкнуло, и я резко обернулся и обмер…
Конец
— Ты же боишься боли, — произнесла тварь ласково, почти заботливо.
Как хочется плакать, разрываясь от противоречивых чувств. Страха и долга. Я и правда очень боюсь боли. Очень. Это был постоянный повод для насмешек у отца и брата. Незлобных, но обидных. Я скрывал этот страх как можно глубже. Но родные и близкие, те, кто всегда рядом, конечно, знали о нем. Драться этот страх не мешал — горячка боя заглушала боль. Но даже для того, чтобы удалить занозу из пальца, мне надо было собрать всю силу воли. И сейчас… Живые отец и мать. Сестры и брат. Неужто я позволю своему страху взять верх?
— Это не имеет значения. Но если ты собираешься брать меня сзади, то сначала все-таки позаботься о кляпе. Орать я буду очень громко!
Тварь опять рассмеялась, заразительно, весело, совсем не обидно. Как будто глупости, которые я несу от страха, ее умиляли.
И вдруг у меня за спиной, там, где сидело это веселящееся надо мной чудовище, что-то сверкнуло, и я резко обернулся и обмер…
Конец