— Нет, — говорят, — муж и жена, только что из-под хупы! Мы ехали в лес, к нашему дяде… К смолокуру…
— Если так, — раздается со всех сторон, — мазл-тов, мазл-тов! Ведь это значит по-вашему: счастья!..
— Тогда вам, — говорит молодой граф, — подарки полагаются… Дроше-гешанк, так ведь, по-вашему, свадебный подарок.
Тут помещик и говорит:
— Отдаю вам в аренду лучшую корчму в моем имении!
А помещица говорит:
— А я дарю вам арендную плату на вечные времена!
И тогда дочь говорит:
— Я единственная дочь, у меня тоже есть право подарить подарок!
— Есть, говори, — отвечают отец и мать, — что ты хочешь?
— Дарю триста ведер водки с нашей винокурни.
И было так… Молодой помещик еще кое-что им добавил от себя…
Я не считал…
Тут заиграла музыка, все стали танцевать.
А наши молодые потихоньку прошмыгнули в двери и уехали — к себе в корчму…
Арендатора там уже не было… Ушел в изгнание…
Перевод Е. Карасевой и В. Дымшица
Дорога, песчаная, тяжелая дорога, выходит из редкого, корявого, узловатого хвойного леска, — который, как объяснил мне мой кучер Мачей, и рубить-то не стоит, — и широко прорезает тощие крестьянские овсы.
Мачей показывает кнутовищем на поля и невесело замечает:
— Стоит еще. Да и на что жать такой овес?
Кучер замолкает и снова поворачивается к лошадям, которые решили воспользоваться минутой и теперь тянутся к овсу. Левая, которая уже повернула было голову, чтобы ухватить колосья, получает удар:
— Пшя крев!
— Нет, — говорят, — муж и жена, только что из-под хупы! Мы ехали в лес, к нашему дяде… К смолокуру…
— Если так, — раздается со всех сторон, — мазл-тов, мазл-тов! Ведь это значит по-вашему: счастья!..
— Тогда вам, — говорит молодой граф, — подарки полагаются… Дроше-гешанк, так ведь, по-вашему, свадебный подарок.
Тут помещик и говорит:
— Отдаю вам в аренду лучшую корчму в моем имении!
А помещица говорит:
— А я дарю вам арендную плату на вечные времена!
И тогда дочь говорит:
— Я единственная дочь, у меня тоже есть право подарить подарок!
— Есть, говори, — отвечают отец и мать, — что ты хочешь?
— Дарю триста ведер водки с нашей винокурни.
И было так… Молодой помещик еще кое-что им добавил от себя…
Я не считал…
Тут заиграла музыка, все стали танцевать.
А наши молодые потихоньку прошмыгнули в двери и уехали — к себе в корчму…
Арендатора там уже не было… Ушел в изгнание…
Перевод Е. Карасевой и В. Дымшица
Дорога, песчаная, тяжелая дорога, выходит из редкого, корявого, узловатого хвойного леска, — который, как объяснил мне мой кучер Мачей, и рубить-то не стоит, — и широко прорезает тощие крестьянские овсы.
Мачей показывает кнутовищем на поля и невесело замечает:
— Стоит еще. Да и на что жать такой овес?
Кучер замолкает и снова поворачивается к лошадям, которые решили воспользоваться минутой и теперь тянутся к овсу. Левая, которая уже повернула было голову, чтобы ухватить колосья, получает удар:
— Пшя крев!