Наде захотелось сегодня сделать приятное мадемуазель Сури:
— Я с удовольствием съем. Булочки у Софьи Константиновны всегда душистые!
— Вот тоже, — ворчала тихонько Вера, однако так, что мадемуазель все слышали, — от своего добра-то отказываться и есть черствый кусок! И где это видано!
— Что вы ворчите, Вера? — сделала ей замечание София Константиновна. — Вас надо учить манерам. Вы не умеете себя держать! Вы можете служить только у Екатерины Николаевны. В настоящем доме вас бы не держали. Вы порядка не знаете!
— «Порядок, порядок»! — бурчала Вера. — Носовым платком-то чистую посуду вытирать!
Но Екатерина Николаевна сейчас же со свойственным ей тактом успокоила и Веру и мадемуазель:
— У вас сегодня, Софья Константиновна, прекрасный цвет лица, а Вера так искусно загофрировала ваши воротнички. Молодец!
Все успокоились, и завтрак окончился благополучно.
Екатерина Николаевна сидела в кабинете и читала газету «Восточное Поморье», когда в дверь постучал Арсентий и подал на подносике визитную карточку Курбатова.
— Проси, — сказала Екатерина Николаевна, — в гостиную, я сейчас выйду.
В дверь прохладной гостиной вошел Курбатов. Он был в белом костюме, свежий, загоревший и сильный. Подошел и почтительно поцеловал Екатерине Николаевне руку.
— Садитесь, прошу вас, — сказала Екатерина Николаевна, указывая на мягкий стул, и села на диван. — Как проехались? Все ли сошло удачно? Ведь это впервые участок осматривал сам министр?
— Благодарю! Все обошлось чудесно. А еще чудеснее сегодняшний день. Я, признаюсь, как школьник, рвался домой. Минуты считал.
И Курбатов стал рассказывать, как министр путей сообщения знакомился с проектом переустройства порта, в лимане осматривал рыбные промыслы, и как он был удивлен, когда все китайцы, как только прогремел гром, нацепили на головы мешки от картофеля и бросились к своим фанзам.
Он сидел и говорил с обычной своей непринужденной уверенностью, но чуткая Екатерина Николаевна уловила, как он был напряжен. Ни в голосе, ни в спокойных его движениях это не было заметно. Только одни глаза выдавали внутреннее волнение. Они вспыхивали порой особенным огнем, и тогда все его лицо преображалось: мягкость и нежность светились в его обычно чуть насмешливых серых глазах.
Екатерина Николаевна поймала шнур, свисавший с люстры, и нажала кнопку. Вошла Вера.
— Попросите к нам барышню.
Курбатов чуть побледнел, и опять огнем вспыхнули его глаза. Он заговорил немного оживленнее, прислушиваясь к шуму на лестнице.
Послышались знакомые легкие шаги быстрых молодых ног. Но сначала в комнату неожиданно ворвался громадный сеттер Кадо и, ткнувшись носом в колени Курбатова, растянулся на мягком ковре и сразу заснул, даже захрапел, шлепая отвислыми баками, но и во сне не пропускал беззаботно залетевшую муху.
Портьера из красного бархата в дверях столовой раздвинулась, на ней блеснула белая рука, и, чуть наклоняя голову, вошла Надя.
От быстрой ходьбы она раскраснелась и учащенно дышала. Она уже забыла, что обещала матери говорить только умное, и радостно улыбалась, прямо и открыто глядя в лицо Курбатову. Он поспешно поднялся, подошел и протянул ей свою сильную широкую руку, у запястья которой застучали о накрахмаленный манжет кителя золотые запонки.
Надя присела на край стула рядом с матерью.
Наде захотелось сегодня сделать приятное мадемуазель Сури:
— Я с удовольствием съем. Булочки у Софьи Константиновны всегда душистые!
— Вот тоже, — ворчала тихонько Вера, однако так, что мадемуазель все слышали, — от своего добра-то отказываться и есть черствый кусок! И где это видано!
— Что вы ворчите, Вера? — сделала ей замечание София Константиновна. — Вас надо учить манерам. Вы не умеете себя держать! Вы можете служить только у Екатерины Николаевны. В настоящем доме вас бы не держали. Вы порядка не знаете!
— «Порядок, порядок»! — бурчала Вера. — Носовым платком-то чистую посуду вытирать!
Но Екатерина Николаевна сейчас же со свойственным ей тактом успокоила и Веру и мадемуазель:
— У вас сегодня, Софья Константиновна, прекрасный цвет лица, а Вера так искусно загофрировала ваши воротнички. Молодец!
Все успокоились, и завтрак окончился благополучно.
Екатерина Николаевна сидела в кабинете и читала газету «Восточное Поморье», когда в дверь постучал Арсентий и подал на подносике визитную карточку Курбатова.
— Проси, — сказала Екатерина Николаевна, — в гостиную, я сейчас выйду.
В дверь прохладной гостиной вошел Курбатов. Он был в белом костюме, свежий, загоревший и сильный. Подошел и почтительно поцеловал Екатерине Николаевне руку.
— Садитесь, прошу вас, — сказала Екатерина Николаевна, указывая на мягкий стул, и села на диван. — Как проехались? Все ли сошло удачно? Ведь это впервые участок осматривал сам министр?
— Благодарю! Все обошлось чудесно. А еще чудеснее сегодняшний день. Я, признаюсь, как школьник, рвался домой. Минуты считал.
И Курбатов стал рассказывать, как министр путей сообщения знакомился с проектом переустройства порта, в лимане осматривал рыбные промыслы, и как он был удивлен, когда все китайцы, как только прогремел гром, нацепили на головы мешки от картофеля и бросились к своим фанзам.
Он сидел и говорил с обычной своей непринужденной уверенностью, но чуткая Екатерина Николаевна уловила, как он был напряжен. Ни в голосе, ни в спокойных его движениях это не было заметно. Только одни глаза выдавали внутреннее волнение. Они вспыхивали порой особенным огнем, и тогда все его лицо преображалось: мягкость и нежность светились в его обычно чуть насмешливых серых глазах.
Екатерина Николаевна поймала шнур, свисавший с люстры, и нажала кнопку. Вошла Вера.
— Попросите к нам барышню.
Курбатов чуть побледнел, и опять огнем вспыхнули его глаза. Он заговорил немного оживленнее, прислушиваясь к шуму на лестнице.
Послышались знакомые легкие шаги быстрых молодых ног. Но сначала в комнату неожиданно ворвался громадный сеттер Кадо и, ткнувшись носом в колени Курбатова, растянулся на мягком ковре и сразу заснул, даже захрапел, шлепая отвислыми баками, но и во сне не пропускал беззаботно залетевшую муху.
Портьера из красного бархата в дверях столовой раздвинулась, на ней блеснула белая рука, и, чуть наклоняя голову, вошла Надя.
От быстрой ходьбы она раскраснелась и учащенно дышала. Она уже забыла, что обещала матери говорить только умное, и радостно улыбалась, прямо и открыто глядя в лицо Курбатову. Он поспешно поднялся, подошел и протянул ей свою сильную широкую руку, у запястья которой застучали о накрахмаленный манжет кителя золотые запонки.
Надя присела на край стула рядом с матерью.