— Беда, люди, — сказала она. — Голова протухла. Рыба, вы знаете, гниет с головы.
И посмотрела на Веренчука. Тот почернел, в его угрюмом взгляде сквозили злоба, страх и растерянность. «Что ей известно?» — спрашивал он себя.
Ярине не много было известно.
— Расскажи про корову, про Рыжуху, — напомнила Ярина. — Признайся людям.
Пришлось Веренчуку признаваться. Предпочел рассказать об одном грешке, чтоб не всплыли десятки других. Только копни!
Рыжуху, по которой болело сердце Ярины, Веренчук с кладовщиком вывезли потихоньку на чужой машине в соседний район и там с помощью знакомого им спекулянта продали, а деньги поделили. В колхозных бумагах появился фальшивый акт о том, что Рыжуха сдохла от воспаления легких.
И казалось, все шито-крыто. Никто об этом не знал. Даже когда судили кладовщика (за недостачу продуктов в кладовой), историю с Рыжухой удалось Веренчуку утаить, как и еще кое-какие махинации. И все забылось бы, если б не Ярина.
Покаялся Веренчук, уплатил за коробу сколько полагалось и пошел на рядовую работу. К тому времени уже почти вывелась мода переставлять с места на место руководителей с протухшей головой.
Надоела народу эта музыка — что ни год менять председателя, подводить невеселые итоги и тащиться в хвосте, среди самых отстающих. Так что, когда колхозникам порекомендовали Павла Даниловича Мазура, они с охотой выбрали его председателем правления.
Инженер-экономист Мазур, работавший до того в областном плановом отделе, взялся за дело с веселой и яростной энергией, с верой в людей. Конечно, много значило и то, что существенно изменились условия в сельском хозяйстве, немало разных препон было смыто потоком жизни.
Пошел «Червоный шлях» в гору.
Когда Мазур после года работы сделал свой первый отчет, кое-кто подшучивал:
— Скучно бабе Ярине. Нечем собрание развеселить. Что это за председатель? Не пьет. Не крадет. К чужим молодицам не льнет.
Народ шутил. А Веренчук от этих шуток чернел и злобился. Никто не знал, как люто возненавидел он Ярину после того памятного дня. Возненавидел и Мазура, за то, что ему верила, что его уважала Ярина.
Но все это он прятал подальше от людских глаз.
На Мазура Веренчук смотрел приветливо и преданно. С Яриной вежливо здоровался. И в колхозе работал исправно.
На третий год председательствования Мазура поставили Веренчука заведующим новой, только что построенной, свинофермой — железобетонной, оборудованной водопроводом, автопоилками и подвесной дорогой.
Не по душе это пришлось Ярине на первых порах. Но затем — справедливости ради — должна была признать, что работает Веренчук старательно и по заслугам их ферму во всем районе считают образцовой.
До сих пор, до самого этого проклятого вечера, ни в чем не могла упрекнуть его. Ничего не скажешь, умеет Веренчук работать. А еще лучше умеет показать свою работу, чтоб видно было всем — и вблизи и издалека.
Посреди широкого двора, замкнутого прямоугольником колхозных ферм, стоит Ярина, сложив на животе натруженные руки.
Стоит, как монумент. Бронзовое лицо. Руки большие, мозолистые.
Смотрит вокруг. Ничто не укроется от ее глаз, окруженных сетью частых морщинок.
— Беда, люди, — сказала она. — Голова протухла. Рыба, вы знаете, гниет с головы.
И посмотрела на Веренчука. Тот почернел, в его угрюмом взгляде сквозили злоба, страх и растерянность. «Что ей известно?» — спрашивал он себя.
Ярине не много было известно.
— Расскажи про корову, про Рыжуху, — напомнила Ярина. — Признайся людям.
Пришлось Веренчуку признаваться. Предпочел рассказать об одном грешке, чтоб не всплыли десятки других. Только копни!
Рыжуху, по которой болело сердце Ярины, Веренчук с кладовщиком вывезли потихоньку на чужой машине в соседний район и там с помощью знакомого им спекулянта продали, а деньги поделили. В колхозных бумагах появился фальшивый акт о том, что Рыжуха сдохла от воспаления легких.
И казалось, все шито-крыто. Никто об этом не знал. Даже когда судили кладовщика (за недостачу продуктов в кладовой), историю с Рыжухой удалось Веренчуку утаить, как и еще кое-какие махинации. И все забылось бы, если б не Ярина.
Покаялся Веренчук, уплатил за коробу сколько полагалось и пошел на рядовую работу. К тому времени уже почти вывелась мода переставлять с места на место руководителей с протухшей головой.
Надоела народу эта музыка — что ни год менять председателя, подводить невеселые итоги и тащиться в хвосте, среди самых отстающих. Так что, когда колхозникам порекомендовали Павла Даниловича Мазура, они с охотой выбрали его председателем правления.
Инженер-экономист Мазур, работавший до того в областном плановом отделе, взялся за дело с веселой и яростной энергией, с верой в людей. Конечно, много значило и то, что существенно изменились условия в сельском хозяйстве, немало разных препон было смыто потоком жизни.
Пошел «Червоный шлях» в гору.
Когда Мазур после года работы сделал свой первый отчет, кое-кто подшучивал:
— Скучно бабе Ярине. Нечем собрание развеселить. Что это за председатель? Не пьет. Не крадет. К чужим молодицам не льнет.
Народ шутил. А Веренчук от этих шуток чернел и злобился. Никто не знал, как люто возненавидел он Ярину после того памятного дня. Возненавидел и Мазура, за то, что ему верила, что его уважала Ярина.
Но все это он прятал подальше от людских глаз.
На Мазура Веренчук смотрел приветливо и преданно. С Яриной вежливо здоровался. И в колхозе работал исправно.
На третий год председательствования Мазура поставили Веренчука заведующим новой, только что построенной, свинофермой — железобетонной, оборудованной водопроводом, автопоилками и подвесной дорогой.
Не по душе это пришлось Ярине на первых порах. Но затем — справедливости ради — должна была признать, что работает Веренчук старательно и по заслугам их ферму во всем районе считают образцовой.
До сих пор, до самого этого проклятого вечера, ни в чем не могла упрекнуть его. Ничего не скажешь, умеет Веренчук работать. А еще лучше умеет показать свою работу, чтоб видно было всем — и вблизи и издалека.
Посреди широкого двора, замкнутого прямоугольником колхозных ферм, стоит Ярина, сложив на животе натруженные руки.
Стоит, как монумент. Бронзовое лицо. Руки большие, мозолистые.
Смотрит вокруг. Ничто не укроется от ее глаз, окруженных сетью частых морщинок.