На следующий день Курани исчезла. Потол любила наряжать Курани, надевать на нее украшения. Она мало внимания обращала на себя, и всю свою страсть к нарядам вкладывала в заботы о девушке. Сейчас все эти одежды и украшения в беспорядке валялись на полу в комнате Курани — все, даже ручные браслеты. Она как будто пыталась стереть с себя все следы забот Потол-диди.
Хоркумар обратился в полицию с просьбой помочь найти Курани. Но в то время столько людей, напуганных эпидемией чумы, бродило по дорогам, что даже полиции было очень трудно разыскать кого-нибудь среди этой толпы. Несколько женщин были задержаны по ошибке, и Хоркумару-бабу пришлось из-за этого пережить немало неприятных и неловких минут.
Наконец они потеряли всякую надежду найти Курани. Она пришла неведомо откуда и так же незаметно ушла неизвестно куда.
Джотин после долгих хлопот устроился врачом в больницу, где находились заболевшие чумой. Однажды в полдень, вернувшись после завтрака в больницу, он узнал, что в женское отделение поступила новая больная. Полиция подобрала ее на дороге. Джотин пошел осмотреть ее… Лицо больной было закрыто платком. Первым делом он нащупал пульс. Жар был небольшой, но женщина, видимо, очень ослабела. Он снял покрывало. Это была Курани.
Джотин знал от Потол об ее исчезновении. Перед его взором в минуты досуга часто появлялись нежные, полные затаенного чувства глаза газели, излучавшие немую печаль. А сегодня на нежный лоб девушки, казалось, падала грозная тень. Сердце Джотина сжалось. Как мог всевышний, создав эту хрупкую, как цветок, девушку, оставить ее, сначала умирающую с голоду, а теперь — больную неизлечимой болезнью!
Сейчас это хрупкое существо, истощенное болезнью, было перед ним. Как она перенесла все эти удары, обрушившиеся на нее за такое короткое время? Джотин, появившись неведомо откуда, вызвал в ее жизни еще одну катастрофу.
Он подавил вздох. Но вместе с печалью он ощутил и странную радость. Любовь, так редко встречающаяся в жизни, — любовь, о которой он и не думал, внезапно упала к его ногам, как распустившийся цветок, полный меда. Кто в мире имеет право владеть этим божественным даром — любовью, которая добирается до самых ворот смерти, чтобы пасть там бездыханной…
Сидя возле Курани, Джотин осторожно поил ее горячим молоком. Наконец, спустя долгое время, она вздохнула и открыла глаза. Ей показалось, что лицо сидящего молодого мужчины напоминает какой-то давно забытый сон. А когда он положил руку на ее лоб и тихо произнес: «Курани», завеса разорвалась — она вспомнила Джотина. Прежнее очарование вновь охватило ее; глаза ее застлала пелена нежности, похожей на легкие тучки в небе.
— Курани, допей молоко, допей! — заботливо сказал Джотин.
Курани слегка приподнялась, внимательно посмотрела на Джотина и стала пить молоко медленными глотками.
Врач не может долгое время находиться у одной и той же больной, но, когда Джотин встал, чтобы идти к другим больным, в глазах Курани отразились страх и отчаянье. Он взял ее за руку:
— Я сейчас вернусь, ты ничего не бойся.
На следующий день Джотин доложил начальству больницы, что вновь поступившая больная только ослабела от голода, и ей опасно находиться среди чумных. С трудом добившись разрешения забрать ее из больницы, он в тот же вечер перевез ее в свой дом и написал обо всем Потол.
Кроме врача и больной, в комнате никого больше не было. У изголовья Курани стояла керосиновая лампа, прикрытая красной бумагой; в мягком полумраке тикали стенные часы с маятником. Джотин опустил руку на лоб Курани:
— Как ты себя чувствуешь?
Она ничего не ответила и только сильнее прижала его ладонь ко лбу.
— Скажи, тебе лучше? — еще раз спросил Джотин.
— Да, — тихо произнесла, полузакрыв глаза, Курани.
— А что у тебя на шее, Курани?
Она поспешно натянула одеяло. Джотин успел разглядеть гирлянду засохших цветов и сейчас же догадался, что это была за гирлянда.
Мерно тикали часы. Джотин задумался. Он понял, что Курани в первый раз пытается скрыть свои чувства. Когда она успела превратиться в настоящую женщину? Лучи света разогнали туман, окутавший ее рассудок и сердце, и теперь она познала стыд, страх и боль.
В третьем часу ночи задремавший на стуле Джотин вздрогнул — кто-то открывал дверь. В комнату вошли Потол и Хоркумар-бабу с большим саквояжем в руке.
На следующий день Курани исчезла. Потол любила наряжать Курани, надевать на нее украшения. Она мало внимания обращала на себя, и всю свою страсть к нарядам вкладывала в заботы о девушке. Сейчас все эти одежды и украшения в беспорядке валялись на полу в комнате Курани — все, даже ручные браслеты. Она как будто пыталась стереть с себя все следы забот Потол-диди.
Хоркумар обратился в полицию с просьбой помочь найти Курани. Но в то время столько людей, напуганных эпидемией чумы, бродило по дорогам, что даже полиции было очень трудно разыскать кого-нибудь среди этой толпы. Несколько женщин были задержаны по ошибке, и Хоркумару-бабу пришлось из-за этого пережить немало неприятных и неловких минут.
Наконец они потеряли всякую надежду найти Курани. Она пришла неведомо откуда и так же незаметно ушла неизвестно куда.
Джотин после долгих хлопот устроился врачом в больницу, где находились заболевшие чумой. Однажды в полдень, вернувшись после завтрака в больницу, он узнал, что в женское отделение поступила новая больная. Полиция подобрала ее на дороге. Джотин пошел осмотреть ее… Лицо больной было закрыто платком. Первым делом он нащупал пульс. Жар был небольшой, но женщина, видимо, очень ослабела. Он снял покрывало. Это была Курани.
Джотин знал от Потол об ее исчезновении. Перед его взором в минуты досуга часто появлялись нежные, полные затаенного чувства глаза газели, излучавшие немую печаль. А сегодня на нежный лоб девушки, казалось, падала грозная тень. Сердце Джотина сжалось. Как мог всевышний, создав эту хрупкую, как цветок, девушку, оставить ее, сначала умирающую с голоду, а теперь — больную неизлечимой болезнью!
Сейчас это хрупкое существо, истощенное болезнью, было перед ним. Как она перенесла все эти удары, обрушившиеся на нее за такое короткое время? Джотин, появившись неведомо откуда, вызвал в ее жизни еще одну катастрофу.
Он подавил вздох. Но вместе с печалью он ощутил и странную радость. Любовь, так редко встречающаяся в жизни, — любовь, о которой он и не думал, внезапно упала к его ногам, как распустившийся цветок, полный меда. Кто в мире имеет право владеть этим божественным даром — любовью, которая добирается до самых ворот смерти, чтобы пасть там бездыханной…
Сидя возле Курани, Джотин осторожно поил ее горячим молоком. Наконец, спустя долгое время, она вздохнула и открыла глаза. Ей показалось, что лицо сидящего молодого мужчины напоминает какой-то давно забытый сон. А когда он положил руку на ее лоб и тихо произнес: «Курани», завеса разорвалась — она вспомнила Джотина. Прежнее очарование вновь охватило ее; глаза ее застлала пелена нежности, похожей на легкие тучки в небе.
— Курани, допей молоко, допей! — заботливо сказал Джотин.
Курани слегка приподнялась, внимательно посмотрела на Джотина и стала пить молоко медленными глотками.
Врач не может долгое время находиться у одной и той же больной, но, когда Джотин встал, чтобы идти к другим больным, в глазах Курани отразились страх и отчаянье. Он взял ее за руку:
— Я сейчас вернусь, ты ничего не бойся.
На следующий день Джотин доложил начальству больницы, что вновь поступившая больная только ослабела от голода, и ей опасно находиться среди чумных. С трудом добившись разрешения забрать ее из больницы, он в тот же вечер перевез ее в свой дом и написал обо всем Потол.
Кроме врача и больной, в комнате никого больше не было. У изголовья Курани стояла керосиновая лампа, прикрытая красной бумагой; в мягком полумраке тикали стенные часы с маятником. Джотин опустил руку на лоб Курани:
— Как ты себя чувствуешь?
Она ничего не ответила и только сильнее прижала его ладонь ко лбу.
— Скажи, тебе лучше? — еще раз спросил Джотин.
— Да, — тихо произнесла, полузакрыв глаза, Курани.
— А что у тебя на шее, Курани?
Она поспешно натянула одеяло. Джотин успел разглядеть гирлянду засохших цветов и сейчас же догадался, что это была за гирлянда.
Мерно тикали часы. Джотин задумался. Он понял, что Курани в первый раз пытается скрыть свои чувства. Когда она успела превратиться в настоящую женщину? Лучи света разогнали туман, окутавший ее рассудок и сердце, и теперь она познала стыд, страх и боль.
В третьем часу ночи задремавший на стуле Джотин вздрогнул — кто-то открывал дверь. В комнату вошли Потол и Хоркумар-бабу с большим саквояжем в руке.