Так грустное лето превратилось в лето, наполненное романтикой и любовью. Поцелуями под хлипкой крышей убежища, прогулками в лесу и разговорами обо всем на свете. Впервые к своему стыду Аркадий обрадовался, что Вовка не приехал. Рано или поздно ему придется все объяснить, но не сейчас, когда её губы с привкусом лесного меда и малины хочется целовать и целовать…
— Я напишу тебе, — Лиля обнимала его до боли в хрупких руках. — Приеду следующим летом, обещаю.
— Хорошо. Буду звонить, как смогу. Не знаю, какой будет в Академии распорядок. Может быть, уговорю отца помочь съездить к вам, если выпустят вообще, — поцеловал в висок, последний раз вдохнул запах ее волос и отпустил, желая лишь одного — не отпускать никогда. Обнимать. Чувствовать эту трогательную, несмелую во всем, что касается проявления чувств, девочку рядом.
Если бы он знал, если бы он только знал, то не отпустил бы её никуда. Похитил. Запер в убежище. Сбежал с ней, наплевав на академию и свою жизнь, только бы она не садилась на тот самолет…
На следующее утро ему позвонил Вова. Его голос дрожал.
Самолет не долетел…
Чуда не произошло…
Выживших нет.
С тех пор, как отрезало. Ни одна даже самая красивая женщина не могла зажечь в нем огонь. Он даже к психологу ходил, там с ним долго разговаривали и посоветовали оглядеться по сторонам, найти то, что его привлекает. Как ни странно, с голубоглазыми блондинами все работало на ура…
О коротком летнем романе Владимир так и не узнал. Зачем? У него после аварии буквально крыша поехала, слишком тесной была его связь с сестрой и матерью. В один момент он потерял обеих… Став чужим в собственной семье. Отец всегда относился к сыну исключительно потребительски.
Много врачей, терапии. Уже много лет Вальдемар Лозовский не упоминает сестру вслух. А напоминать об этом? Бередить старую рану? Рассказывать, как ему было больно и как он любил тонкую светловолосую девчушку? Нет. Лишнее. Запертое на сто замков, но не забытое.
Пока они с Варей молча ехали на такси домой, сцены из далекой, прошлой жизни пролетали перед глазами. Лиля Лозовская была для него единственной девушкой.
Так он думал до этого вечера…
Это было странное чувство. Весь вечер прошел, как в тумане. Поцелуй закончился, как будто так и надо. Нилов сделал вид, что ничего не случилось, и мило подливал вино в бокал до конца праздника. Мое же сердце было не на месте. Неужели я умудрилась влюбиться? Влюбиться в гея! В человека, который целовал мужиков — от одной мысли я поморщилась, глядя в окно.
С другой стороны, ему не было противно целовать меня, это явно сделано с удовольствием и полной самоотдачей. Что происходит в голове у этого хмурого гада?
Я обернулась и замерла, глядя на Нилова. Сейчас он был другим, незнакомым мне: серьезным, задумчивым и очень грустным. Как будто не здесь…
— Мы приехали, — он вздрогнул и, кажется, очнулся.
— Эй, еще едем же! — возмутился и потер подбородок.
— Прости, не придумала другого способа вернуть тебя в реальность. Что ж, все прошло хорошо, кажется? — старалась улыбаться как можно непринужденнее. Этот поцелуй ничего не значит. Просто прикосновение. Просто пролетевшая искра. Все ради того, чтобы сыграть свою роль наилучшим способом.
— Да, спасибо тебе за помощь. За мной должок. Четверг, девятнадцать ноль-ноль? — подмигнул как-то наигранно весело.
Машина как раз повернула в мой темный двор и затормозила у подъезда. Короткий писк телефона о снятии наличных, и мы на улице. Оба.
— Я провожу тебя до квартиры и прогуляюсь. Нужно освежить голову, — взлохматил волосы. Даже я заметила за ним эту привычку, у Лозовского была похожая, но он держал себя в руках значительно лучше. — У вас тут тот еще райончик.
Так грустное лето превратилось в лето, наполненное романтикой и любовью. Поцелуями под хлипкой крышей убежища, прогулками в лесу и разговорами обо всем на свете. Впервые к своему стыду Аркадий обрадовался, что Вовка не приехал. Рано или поздно ему придется все объяснить, но не сейчас, когда её губы с привкусом лесного меда и малины хочется целовать и целовать…
— Я напишу тебе, — Лиля обнимала его до боли в хрупких руках. — Приеду следующим летом, обещаю.
— Хорошо. Буду звонить, как смогу. Не знаю, какой будет в Академии распорядок. Может быть, уговорю отца помочь съездить к вам, если выпустят вообще, — поцеловал в висок, последний раз вдохнул запах ее волос и отпустил, желая лишь одного — не отпускать никогда. Обнимать. Чувствовать эту трогательную, несмелую во всем, что касается проявления чувств, девочку рядом.
Если бы он знал, если бы он только знал, то не отпустил бы её никуда. Похитил. Запер в убежище. Сбежал с ней, наплевав на академию и свою жизнь, только бы она не садилась на тот самолет…
На следующее утро ему позвонил Вова. Его голос дрожал.
Самолет не долетел…
Чуда не произошло…
Выживших нет.
С тех пор, как отрезало. Ни одна даже самая красивая женщина не могла зажечь в нем огонь. Он даже к психологу ходил, там с ним долго разговаривали и посоветовали оглядеться по сторонам, найти то, что его привлекает. Как ни странно, с голубоглазыми блондинами все работало на ура…
О коротком летнем романе Владимир так и не узнал. Зачем? У него после аварии буквально крыша поехала, слишком тесной была его связь с сестрой и матерью. В один момент он потерял обеих… Став чужим в собственной семье. Отец всегда относился к сыну исключительно потребительски.
Много врачей, терапии. Уже много лет Вальдемар Лозовский не упоминает сестру вслух. А напоминать об этом? Бередить старую рану? Рассказывать, как ему было больно и как он любил тонкую светловолосую девчушку? Нет. Лишнее. Запертое на сто замков, но не забытое.
Пока они с Варей молча ехали на такси домой, сцены из далекой, прошлой жизни пролетали перед глазами. Лиля Лозовская была для него единственной девушкой.
Так он думал до этого вечера…
Это было странное чувство. Весь вечер прошел, как в тумане. Поцелуй закончился, как будто так и надо. Нилов сделал вид, что ничего не случилось, и мило подливал вино в бокал до конца праздника. Мое же сердце было не на месте. Неужели я умудрилась влюбиться? Влюбиться в гея! В человека, который целовал мужиков — от одной мысли я поморщилась, глядя в окно.
С другой стороны, ему не было противно целовать меня, это явно сделано с удовольствием и полной самоотдачей. Что происходит в голове у этого хмурого гада?
Я обернулась и замерла, глядя на Нилова. Сейчас он был другим, незнакомым мне: серьезным, задумчивым и очень грустным. Как будто не здесь…
— Мы приехали, — он вздрогнул и, кажется, очнулся.
— Эй, еще едем же! — возмутился и потер подбородок.
— Прости, не придумала другого способа вернуть тебя в реальность. Что ж, все прошло хорошо, кажется? — старалась улыбаться как можно непринужденнее. Этот поцелуй ничего не значит. Просто прикосновение. Просто пролетевшая искра. Все ради того, чтобы сыграть свою роль наилучшим способом.
— Да, спасибо тебе за помощь. За мной должок. Четверг, девятнадцать ноль-ноль? — подмигнул как-то наигранно весело.
Машина как раз повернула в мой темный двор и затормозила у подъезда. Короткий писк телефона о снятии наличных, и мы на улице. Оба.
— Я провожу тебя до квартиры и прогуляюсь. Нужно освежить голову, — взлохматил волосы. Даже я заметила за ним эту привычку, у Лозовского была похожая, но он держал себя в руках значительно лучше. — У вас тут тот еще райончик.