Или это она не пощадила его.
— У меня болела спина, — признался он с улыбкой. — Ты не представляешь, каких усилий мне стоило не поддаваться на твои провокации и обходиться объятиями и поцелуями.
— Почему ты сразу не сказал и не объяснил мне все? — надула она губы. — Я нервничала.
— Прости. Карри вообще хотел, чтобы я молчал как можно дольше, — пожал он плечами.
— Он правда думал, что я не узнаю? Не начну что-то подозревать? — удивилась она. — Мы же спим вместе! В одной постели!
— Черт знает, — ответил он. — Но теперь сведение почти закончено, еще пара сеансов — и я свободен.
— Свободен ли? — хмыкнула она, и он кивнул:
— Может, и нет, но я стремлюсь к этому.
— Хорошо.
Она обнимала его за плечи, и вжималась своим тонким телом в его тело, и ловила губами его дыхание, и вела дрожащими пальцами по его обнаженной груди, а он целовал ее, крепко, терпко, закрывая глаза и забывая обо всем на свете. Спина его болела и ныла, и каждое прикосновение к поврежденной коже вызывало чертовски сильную боль, но полтора часа назад, когда она оседлала его и принялась двигаться, одетая и развратная, точно они уже были голыми и трахались, он не мог проигнорировать это. Он наплевал на свою боль, и на ее удобство тоже наплевал. Он опрокинул ее на постель, сдернул с нее гребанные джинсы и трахнул ее так, что она стонала, как в бреду.
Она здорово мстила ему: цеплялась пальцами за его лопатки, царапала и без того обожженную кожу, и он готов был кричать вместе с ней, если бы не вгрызался зубами в ее шею и грудь, рыча и чувствуя, как на глазах выступают слезы.
Это было больно — в самом прямом, физическом смысле слова. Для него — из-за проклятой спины. Для нее — из-за того, что эта боль делала его жестким и почти агрессивным.
Но они не были друг на друга в обиде.
Им было хорошо.
Больно и хорошо.
— Вообще-то, мне тоже есть что сказать тебе, — нерешительно пробормотала Лэсси, когда дыхание было уже восстановлено, и градус напряжения упал, уступив место нежности.
— Мм? — Лайнел приподнялся на локтях, заглядывая ей в глаза.
— Отец болен, — сказала Лэсси. Она так долго не решалась сообщить ему об этом, так долго тянула, ждала чего-то, боялась, что теперь могла только выпалить это на одном дыхании и потом добавить неуверенно: — Вот.
— Чем болен? — не понял мужчина.
— У него синдром Паркинсона.
— Ого, — Лайнел сел в постели, и Лэсси поднялась за ним следом. Растрепанные волосы разметало по плечам, спине и груди, и Лайнел невольно залюбовался ею. Вот только разговор был слишком серьезным, чтобы отвлекаться. — Откуда ты узнала? — спросил он.
— Подслушала, — хмыкнула девушка. — Случайно.
Или это она не пощадила его.
— У меня болела спина, — признался он с улыбкой. — Ты не представляешь, каких усилий мне стоило не поддаваться на твои провокации и обходиться объятиями и поцелуями.
— Почему ты сразу не сказал и не объяснил мне все? — надула она губы. — Я нервничала.
— Прости. Карри вообще хотел, чтобы я молчал как можно дольше, — пожал он плечами.
— Он правда думал, что я не узнаю? Не начну что-то подозревать? — удивилась она. — Мы же спим вместе! В одной постели!
— Черт знает, — ответил он. — Но теперь сведение почти закончено, еще пара сеансов — и я свободен.
— Свободен ли? — хмыкнула она, и он кивнул:
— Может, и нет, но я стремлюсь к этому.
— Хорошо.
Она обнимала его за плечи, и вжималась своим тонким телом в его тело, и ловила губами его дыхание, и вела дрожащими пальцами по его обнаженной груди, а он целовал ее, крепко, терпко, закрывая глаза и забывая обо всем на свете. Спина его болела и ныла, и каждое прикосновение к поврежденной коже вызывало чертовски сильную боль, но полтора часа назад, когда она оседлала его и принялась двигаться, одетая и развратная, точно они уже были голыми и трахались, он не мог проигнорировать это. Он наплевал на свою боль, и на ее удобство тоже наплевал. Он опрокинул ее на постель, сдернул с нее гребанные джинсы и трахнул ее так, что она стонала, как в бреду.
Она здорово мстила ему: цеплялась пальцами за его лопатки, царапала и без того обожженную кожу, и он готов был кричать вместе с ней, если бы не вгрызался зубами в ее шею и грудь, рыча и чувствуя, как на глазах выступают слезы.
Это было больно — в самом прямом, физическом смысле слова. Для него — из-за проклятой спины. Для нее — из-за того, что эта боль делала его жестким и почти агрессивным.
Но они не были друг на друга в обиде.
Им было хорошо.
Больно и хорошо.
— Вообще-то, мне тоже есть что сказать тебе, — нерешительно пробормотала Лэсси, когда дыхание было уже восстановлено, и градус напряжения упал, уступив место нежности.
— Мм? — Лайнел приподнялся на локтях, заглядывая ей в глаза.
— Отец болен, — сказала Лэсси. Она так долго не решалась сообщить ему об этом, так долго тянула, ждала чего-то, боялась, что теперь могла только выпалить это на одном дыхании и потом добавить неуверенно: — Вот.
— Чем болен? — не понял мужчина.
— У него синдром Паркинсона.
— Ого, — Лайнел сел в постели, и Лэсси поднялась за ним следом. Растрепанные волосы разметало по плечам, спине и груди, и Лайнел невольно залюбовался ею. Вот только разговор был слишком серьезным, чтобы отвлекаться. — Откуда ты узнала? — спросил он.
— Подслушала, — хмыкнула девушка. — Случайно.