Утром, когда я вернулся от берега Волги, искупавшись, освежившись и сделав зарядку, меня отправили в штаб полка. До берега Волги тут было километров пять, я посыльный мотоцикл-одиночку использовал чтобы скататься.
– Вот что, старлей, – обратился ко мне комполка. – Приказ пришёл, транспортник на один из военных Подмосковных аэродромов отогнать. С оказией отправляю в тыл безлошадных лётчиков, примут новые машины, ну и сам полетишь. Прислали приказ отправить тебя в Москву на награждение. Жену и сына увидишь. Вылет через час, самолёт готовят.
– А как же кресты?
– Приказали не трогать. Поэтому тебя будет сопровождать один «Миг», охранять. О маршруте трофейного самолёта наши посты будут предупреждены, чтобы не сбили.
– Есть, – козырнул я.
Сбегав к землянке, я забрал свои вещи, и направился к транспортнику, где уже ожидали безлошадные лётчики, тоже с вещами. Сам я при наградах был, с документами, забрал всё из штаба с хранения, ещё вчера, так что проверив машину, прошёл в кабину, и пока остальные загружались, к нам ещё семь пассажиров прибыло, включая генерала, видимо пользовались тем что попутный борт на столицу попался, и было два сотрудника НКВД. Запустив моторы, я вырулил на начало взлётной полосы и поднявшись в воздух полетел в сторону Москвы. Сопровождал нас одиночный «Миг», по номеру командир третьей эскадрильи. Тот недолго сопровождал нас, пролетели мы триста километров, и тот развернувшись, отправился обратно. Дальше мы уже летели спокойно, видели наши самолёты, одна тройка даже сближалась, изучала, но видимо с земли приказали, не трогать, так что только посмотрели и улетали. Долетев до места, связался с диспетчером и совершил посадку. Дольше потом самолёт сдавал местным. После этого вместе с безлошадными лётчиками отправился в казармы при другом аэродроме, где нам место выделили, тут и будем принимать новые машины. Командовал нами полковой штурман, который благополучно прошёл собеседование с особистами. Сам я задерживаться не стал, награждение завтра, адрес свой оставил, и поймав машину, поехал к своему дому. Жена дома была, с малым нянчилась, тёща и моя мама на огороде, у них там свои полевые работы, огород три семьи кормит, так что встретили с радостью. Хотя моё появление и было неожиданным, не предупреждал.
Дальше, пока я переодевшись в домашнюю одежду затапливал баньку, сегодня среда, не банный день, а хотелось, наши успели предупредить всех, и стали готовить на стол. Отметить моё появление. О причинах, почему я в Москве оказался, те уже знали, сообщил. Так что форму стирали, гладили и вообще готовили, чтобы я выглядел на все сто. А вечером уже хорошо отметили в саду за домом, где поставили столы и лавки. Почти пятьдесят человек было. Даже удивительно что так быстро собраться смогли. Нашим женщинам благодарность, за пять часов на столько народу наготовить, это постараться нужно. Нет, соседки конечно помогали, но всё равно я впечатлён. Ночью мы с женой очень тесно общались. Два месяца с родов прошло, уже можно. А с малышом я весь день возился. Отец принёс фотоаппарат и сделал семейное фото, я в форме был. Хорошо время провели, правильно, всё успели.
На следующий день забрав Надю, Алексея мы оставили на попечении моей бабушки, остальные все на работе, и направились в Кремль. А что, я выбил приглашение на себя и для своей жены. Той было что надеть, так что выглядела та отлично. Мы по приглашениям прошли в Кремль, документы у меня забрали, а потом и в зал, нас проводили к нашим местам. Надя крутила головой, осматриваясь, ей всё любопытно было, а то всё дома сидела. Только с постояльцами могла поговорить. Тут да, нам на постой ещё в марте определили двух военных врачей женского пола из ближайшего госпиталя, и беженку-учительницу с маленьким ребёнком. Сокурсницы учебники и конспекты носили, чтобы та на дому занимались. С началом нового учебного года та планировала сама ходить в университет, продолжая учёбу. Она уже на третий курс перевелась. Дальше, когда народ собрался, началось торжественное мероприятие. Вызывали разных командиров, или представителей гражданской деятельности, даже писатель один был. Меня тоже вызвали, наградив «Золотой Звездой» и «орденом Ленина». Приятным бонусом стало то, что меня повысили в звании, я стал капитаном. Надо будет документы сменить в наркомате, там уже в курсе. После этого был банкет, по случаю награждения, и вот после него, два часа пробыли, часто фотографы работали, мы наконец отбыли, и на такси, машины ожидали у входа, поехали домой. А там снова банкет готов, уже по поводу моего награждения. И в этот раз народу немало было, на старые дрожжи хорошо посидели, закончив отмечать только в полночь, когда народ стал расходится. Часть подвыпивших разместили у нас, чтобы выспались.
В Москве наша группа задержалась на пять дней. Я потратил все свободные минуты чтобы побыть дома. Сделал некоторые домашние дела, закупил часть припасов. По поводу замены командирского удостоверения вопрос был решён. Истребитель принял, всё тот же «Миг-3», раз на них пока воюем. Машина не новая, послужила и полетала в частях столичных ПВО. Получили от полка, который на новую технику переучивался. Кстати, меня тут наградили медалью «За оборону Москвы». Раз участвовал, то и выдали. С сильным запозданием, но главное нашла меня награда. Однако, как не тянулось время, но мы были готовы, и ввосьмером вылетели к Сталинграду. Ведущим был наш штурман. Машины мы хорошо изучили, им провели полное ТО, двум так двигатели поменяли, износ большой, и вот поступил приказ, и мы вылетели. За спинкой у моего ястребка была небольшая ниша, я туда свой вещмешок убрал, что сейчас источал ароматы свежего копчённого сала, да с чесночком. Коптил сам. Вообще подсвинка я заколол ещё в конце апреля, мясо и ливер по родственникам разошлось, свежак, а вот всё сало я засолил. Часть успело тоже разойтись, что-то со мной отправилось к Сталинграду, как закуска просто прелесть. Остаток сала я вот закоптил на днях и часть взял, оставив часть своим. Помимо этого, три дня назад я приобрёл на рынке трёх небольших хрюшек. Сало штука нужное, вот Надя с матерью их и откормят к зиме. С птицей та же беда, к лету курочек почти и не осталось, так что подросших цыплят на рынке закупили, полсотни с парой петушков. Так что живность снова пополнила свои ряды, будет из чего куриные супы с лапшой варить. Между прочим, мой любимый суп. Кроме хрюшек и кур, утки я не брал, возни с ними много, приобрёл двух молодых молочных коз, чтобы молоко в доме постоянно было. Даже успел сделать зимний загон для них и с отцом договорился, тот будет машиной сено доставлять, запас на зиму для коз. Молодые-то они молодые, но по два с половиной литра дают каждый день. Делят молоко по-родственному. Два литра Наде, на хозяйство и на готовку, и литр каждый день моя старшая сестра Ольга уносила домой в бидоне. Молоко сейчас в городе дефицит, купить можно, но дорого. Ещё два литра уходят по соседям, включая соседку, та вскармливала младенца, а молоко пропало, помогали так. Они вообще с Надей сдружились, часто много времени вместе проводили, а наши сыновья в одной кроватке лежали. Соседка тоже на обоих празднествах у нас была, помогала с готовкой.
Помимо закупки разных припасов, и службы, я всё же новую машину принимал, были и другие новости. Отец Нади в госпиталь попал. Оказалось, тот тоже воевал под Сталинградом. Сержант-телеграфист при штабе стрелковой дивизии. Сейчас тот излечивался в Подмосковном городке, где размешался госпиталь. Насколько я знал, проводив меня, Надя с мамой и сестрой, оставив Алёшу на моей маме, должны отправиться туда, навестить отца. С подарками, припасами, чтобы ему там не скучно было. В семидесяти километрах от столицы тот городок. За два дня должны всё сделать и вернутся. Возможно Надина мама останется при госпитале, чтобы за мужем ухаживать, ранение тяжёлое, осколочное с проникновением в грудь. Если удастся договорится, то под конец лечения они его к нам домой заберут, чтобы на дому долечивался. Меня постараются в курсе держать, почту ещё никто не отменял, так что пожелав им удачи, я и улетел. Кстати, немного денег выделил, чтобы за отцом было чем ухаживать, закупить что нужно. Остальное как лежало в тайнике, так и лежит. Там почти тридцать тысяч осталось. Надя о нём не знала, у неё на карте в банке лежали чуть больше пяти тысяч, вот и пусть лежат, это НЗ на всякий случай.
Так вот, запах был просто сводящий с ума, сало вкусно пахло, так что пока летел, пока садился на дозаправку, только и глотал слюни. А по прилёту, подхватив мешок, отправился по командирам. Не зря же те меня в тыл отправили, надо отблагодарить, вот все домашние вкусности и разошлись по рукам. Кстати, моё такое понимание ситуации командирам нравилось, так что подарки принимали в охотку, сообщив что вечером посидим, отметим, попробуем вкусности. Тем более отмечать есть что, меня утвердили на должности командира второй эскадрильи, и пусть в эскадрильи всего пять истребителей, считая мой, но главное воевать есть на чём и есть с кем. Парни опытные.
А на следующий день начались полёты, мою эскадрилью сразу включили в план боевых вылетов. Кстати, узнал насчёт штурмовиков. Их уже не было, вывели на пополнение и переформирование. За десять дней боёв от полка осталось всего два самолёта, латанных-перелатанных. Их оставили другому полку и отбыли в тыл. Вот такая она война. В этих сталинградских сражениях наш полк проявлял чудеса героизма и ведения боевых действий. По крайней мере потери у нас были минимальны, если так смотреть по статистике потерь по нашей Воздушной армии. Правда, и задания нам дают серьёзные. Мы работаем мы по прикрытию города. Но если возникает нужда, получаем и другие приказы. Например, первый боевой вылет моей эскадрильи, прикрытие пикировщиков «Пе-2», которые летели бомбить фронтовой аэродром противника. Хорошо поработали. В этом вылете я сбил один «мессер» из дежурной пары, что находилась над аэродром, а потом спикировал и выпустил «эрэсы» по зенитным точкам, для облегчения работы наших бомбардировщиков. Уничтожил две зенитки, да и парни постарались. Я с одной парой выполнял обязанности группы по расчистке воздуха, ещё одна пара непосредственно сопровождала «пешки». Тут и они подошли, две эскадрильи, пятнадцать машин общим счётом, и смешали с землёй стоянку техники и склады с бомбами и «ГСМ». Вот при возвращении на нас навалились двенадцать «мессеров», видимо с другого аэродрома. Ох и пришлось покрутиться. Обошлось без потерь, все вернулись, но два вражеских истребителя заземлили, ещё один уходил с дымами. «Пешки» потерь не понесли. Немцы прорваться к ним не смогли. Так сопроводив «больших» до их аэродрома, мы повернули к своему, благополучно вернувшись. Я сдал машину механику, требовалось заправить и боекомплект пополнить, а сам направился в штаб на доклад, куда и остальные лётчики моей эскадрильи потянулись.
Постепенно я втянулся в боевую работу, воевал, и мой личный счёт поднялся до тридцати одного сбитых лично, когда произошла трагедия. При заходе на посадку, а мы отбивали очередной налёт на город, два «Хейнкеля» на моём счету, внезапно вынырнувшая пара «охотников», подлетевшая на бреющем, дежурная пара их не заметила, срезала меня. Высота небольшая, я ничего не успел сделать, и самолёт грохнулся на полосу, комом металла и стали закрутившись. Хорошо баки пустые, иначе полыхнул бы. Всего я этого не видел, потерял сознание, когда в полосу врезался.
Очнулся я в санитарном эшелоне, лежал на нижней полке весь в гипсе. Очнулся раз и навсегда, сознание ясное было. Тело болело, явные переломы ныли, но уходить обратно в беспамятство я не спешил. Осмотрелся, снаружи явно ночь и редкие фонари мелькали, похоже мы через какой-то город проезжали, те изредка освещали купе. Пить хотелось просто страшно, все мысли только и были о живительной влаге.
В купе из персонала никого не было. На соседней нижней полке лежал раненый весь в бинтах и монотонно стонал. Кто на верхних лежал не видел, только рассмотрел свешивавшиеся руку или ногу. Пить хотелось с каждой минутой всё сильнее, пошевелится я не мог, гипсовый каркас не давал, да и мышцы деревянные, не пошевелишься. Лишь отметил что ноги чувствую, это хорошо, позвоночник цел. Я пытался подать голос, но из горла лишь вырвался хрип, попытался набрать слюны, смочить горло, и не сразу, но получилось, так что попытался окрикнуть:
– Эй, есть там кто?
Полуоткрытая дверь купе давала надежду что меня услышат, и не сразу, но действительно услышали. Зашёл полусонный санитар, что дал мне напиться, узнал, как у меня дела, ловко подсунул утку, и ушёл. А я вскоре уснул. Надо завтра врача расспросить, узнать, что со мной, а то санитар ничего не знает.
Наш эшелон шёл на Москву. Там центральный узел приёма раненых, дальше уже распределяли по тыловым госпиталям. Далеко не все оставались в столице. Правда, местных, москвичей, старались оставить, особенно если родственники есть. У меня были, и я предупредил об этом врача, так что теперь знал, что попал в списки тех, кого высадят в столице. Также я узнал о своём состоянии. Пара сломанных рёбер, левая рука, и серьёзный перелом правой ноги, мне её практически по кускам собирали, и в результате та укоротилась на пять сантиметров. В общем, ранения такие, спишут под чистую, воевать и летать мне больше не придётся. Чудом уцелела левая нога, та где я в прошлом году получил ранение в колено. Она одна не в гипсе, ну и правая рука. Хорошо меня в обломках истребителя поломало, перемололо, можно сказать.
За два дня эшелон добрался до столицы, и там уже привычное для меня дело. Опять ночью разгрузка, перевозка до госпиталя, и выгрузка на койку. В этом госпитале я ещё не бывал, ранее лечился в другом.
Утром при обходе консилиума врачей, в этот раз просить гитару или баян я не стал. Как оказалось, у Кирилла напрочь отсутствовал музыкальный слух, отчего тот и не стал музыкантом при такой-то маме, вот и я не стал разубеждать. Не умею так не умею. Иначе палево будет. Так и терпел. А записку я через санитара своим передал. На завод к отцу унесут, а тот постарается помягче сообщить остальным. Надю не хочу волновать, ещё молоко пропадёт. Да уж, ситуация. Всего две недели назад покинул Москву, улетев на фронт воевать, и вот вернулся в таком виде. Голова лысая, в нашлёпках ран, зелёнкой всё обмазано, в гипсе. Открытые части тела тоже в зелёнке, ссадины замазали. Вид ещё тот, ужасный. При первом ранении я куда лучше выглядел.
В общем, будем лежать и лечится. Раз для меня всё, врачи уверенно говорят, что летать я не смогу, комиссию не пройду, даже пытаться не стоит, так и не буду, хватит, навоевался, то стоит поискать себе работу по мирной профессии. С другой стороны, летать не смогу, но при штабе-то службу нести вполне. Вплоть до начштаба полка могу дослужится, или какую другую должность получить. В общем, до конца войны можно будет где найти место, чтобы дослужить и вытянуть стаж до майора. А это уже старший командный состав, другое дело, и группа по инвалидности тоже другая. Точнее отчисления по ним. После обеда, ел я сам, правая руках хоть и плохо слушалась, отбита, вся в синяках, но действовать ею мог, и лёжа, ел супчик. А что мне на гипс постелили клеёнку, поставили тарелку на грудь, и я поел, в прикуску с белым хлебом, пока санитарка по очереди кормила других. Когда она закончила, я уже очистил тарелки, аппетит у меня был ого-го, второе съел и компот из яблок выпил. Хорошо.
Именно после обеда и отец пришёл. Взволнован был. С работы отпросился. Директор, понимая ситуацию, отпустил, и вот тот никому из наших родственников не сообщая, рванул сюда, в госпиталь. В какой палате я лежу узнал внизу в регистратуре. Да уж, вид мой его поразил, даже на слезу пробило, я как мог успокаивал его.
Утром, когда я вернулся от берега Волги, искупавшись, освежившись и сделав зарядку, меня отправили в штаб полка. До берега Волги тут было километров пять, я посыльный мотоцикл-одиночку использовал чтобы скататься.
– Вот что, старлей, – обратился ко мне комполка. – Приказ пришёл, транспортник на один из военных Подмосковных аэродромов отогнать. С оказией отправляю в тыл безлошадных лётчиков, примут новые машины, ну и сам полетишь. Прислали приказ отправить тебя в Москву на награждение. Жену и сына увидишь. Вылет через час, самолёт готовят.
– А как же кресты?
– Приказали не трогать. Поэтому тебя будет сопровождать один «Миг», охранять. О маршруте трофейного самолёта наши посты будут предупреждены, чтобы не сбили.
– Есть, – козырнул я.
Сбегав к землянке, я забрал свои вещи, и направился к транспортнику, где уже ожидали безлошадные лётчики, тоже с вещами. Сам я при наградах был, с документами, забрал всё из штаба с хранения, ещё вчера, так что проверив машину, прошёл в кабину, и пока остальные загружались, к нам ещё семь пассажиров прибыло, включая генерала, видимо пользовались тем что попутный борт на столицу попался, и было два сотрудника НКВД. Запустив моторы, я вырулил на начало взлётной полосы и поднявшись в воздух полетел в сторону Москвы. Сопровождал нас одиночный «Миг», по номеру командир третьей эскадрильи. Тот недолго сопровождал нас, пролетели мы триста километров, и тот развернувшись, отправился обратно. Дальше мы уже летели спокойно, видели наши самолёты, одна тройка даже сближалась, изучала, но видимо с земли приказали, не трогать, так что только посмотрели и улетали. Долетев до места, связался с диспетчером и совершил посадку. Дольше потом самолёт сдавал местным. После этого вместе с безлошадными лётчиками отправился в казармы при другом аэродроме, где нам место выделили, тут и будем принимать новые машины. Командовал нами полковой штурман, который благополучно прошёл собеседование с особистами. Сам я задерживаться не стал, награждение завтра, адрес свой оставил, и поймав машину, поехал к своему дому. Жена дома была, с малым нянчилась, тёща и моя мама на огороде, у них там свои полевые работы, огород три семьи кормит, так что встретили с радостью. Хотя моё появление и было неожиданным, не предупреждал.
Дальше, пока я переодевшись в домашнюю одежду затапливал баньку, сегодня среда, не банный день, а хотелось, наши успели предупредить всех, и стали готовить на стол. Отметить моё появление. О причинах, почему я в Москве оказался, те уже знали, сообщил. Так что форму стирали, гладили и вообще готовили, чтобы я выглядел на все сто. А вечером уже хорошо отметили в саду за домом, где поставили столы и лавки. Почти пятьдесят человек было. Даже удивительно что так быстро собраться смогли. Нашим женщинам благодарность, за пять часов на столько народу наготовить, это постараться нужно. Нет, соседки конечно помогали, но всё равно я впечатлён. Ночью мы с женой очень тесно общались. Два месяца с родов прошло, уже можно. А с малышом я весь день возился. Отец принёс фотоаппарат и сделал семейное фото, я в форме был. Хорошо время провели, правильно, всё успели.
На следующий день забрав Надю, Алексея мы оставили на попечении моей бабушки, остальные все на работе, и направились в Кремль. А что, я выбил приглашение на себя и для своей жены. Той было что надеть, так что выглядела та отлично. Мы по приглашениям прошли в Кремль, документы у меня забрали, а потом и в зал, нас проводили к нашим местам. Надя крутила головой, осматриваясь, ей всё любопытно было, а то всё дома сидела. Только с постояльцами могла поговорить. Тут да, нам на постой ещё в марте определили двух военных врачей женского пола из ближайшего госпиталя, и беженку-учительницу с маленьким ребёнком. Сокурсницы учебники и конспекты носили, чтобы та на дому занимались. С началом нового учебного года та планировала сама ходить в университет, продолжая учёбу. Она уже на третий курс перевелась. Дальше, когда народ собрался, началось торжественное мероприятие. Вызывали разных командиров, или представителей гражданской деятельности, даже писатель один был. Меня тоже вызвали, наградив «Золотой Звездой» и «орденом Ленина». Приятным бонусом стало то, что меня повысили в звании, я стал капитаном. Надо будет документы сменить в наркомате, там уже в курсе. После этого был банкет, по случаю награждения, и вот после него, два часа пробыли, часто фотографы работали, мы наконец отбыли, и на такси, машины ожидали у входа, поехали домой. А там снова банкет готов, уже по поводу моего награждения. И в этот раз народу немало было, на старые дрожжи хорошо посидели, закончив отмечать только в полночь, когда народ стал расходится. Часть подвыпивших разместили у нас, чтобы выспались.
В Москве наша группа задержалась на пять дней. Я потратил все свободные минуты чтобы побыть дома. Сделал некоторые домашние дела, закупил часть припасов. По поводу замены командирского удостоверения вопрос был решён. Истребитель принял, всё тот же «Миг-3», раз на них пока воюем. Машина не новая, послужила и полетала в частях столичных ПВО. Получили от полка, который на новую технику переучивался. Кстати, меня тут наградили медалью «За оборону Москвы». Раз участвовал, то и выдали. С сильным запозданием, но главное нашла меня награда. Однако, как не тянулось время, но мы были готовы, и ввосьмером вылетели к Сталинграду. Ведущим был наш штурман. Машины мы хорошо изучили, им провели полное ТО, двум так двигатели поменяли, износ большой, и вот поступил приказ, и мы вылетели. За спинкой у моего ястребка была небольшая ниша, я туда свой вещмешок убрал, что сейчас источал ароматы свежего копчённого сала, да с чесночком. Коптил сам. Вообще подсвинка я заколол ещё в конце апреля, мясо и ливер по родственникам разошлось, свежак, а вот всё сало я засолил. Часть успело тоже разойтись, что-то со мной отправилось к Сталинграду, как закуска просто прелесть. Остаток сала я вот закоптил на днях и часть взял, оставив часть своим. Помимо этого, три дня назад я приобрёл на рынке трёх небольших хрюшек. Сало штука нужное, вот Надя с матерью их и откормят к зиме. С птицей та же беда, к лету курочек почти и не осталось, так что подросших цыплят на рынке закупили, полсотни с парой петушков. Так что живность снова пополнила свои ряды, будет из чего куриные супы с лапшой варить. Между прочим, мой любимый суп. Кроме хрюшек и кур, утки я не брал, возни с ними много, приобрёл двух молодых молочных коз, чтобы молоко в доме постоянно было. Даже успел сделать зимний загон для них и с отцом договорился, тот будет машиной сено доставлять, запас на зиму для коз. Молодые-то они молодые, но по два с половиной литра дают каждый день. Делят молоко по-родственному. Два литра Наде, на хозяйство и на готовку, и литр каждый день моя старшая сестра Ольга уносила домой в бидоне. Молоко сейчас в городе дефицит, купить можно, но дорого. Ещё два литра уходят по соседям, включая соседку, та вскармливала младенца, а молоко пропало, помогали так. Они вообще с Надей сдружились, часто много времени вместе проводили, а наши сыновья в одной кроватке лежали. Соседка тоже на обоих празднествах у нас была, помогала с готовкой.
Помимо закупки разных припасов, и службы, я всё же новую машину принимал, были и другие новости. Отец Нади в госпиталь попал. Оказалось, тот тоже воевал под Сталинградом. Сержант-телеграфист при штабе стрелковой дивизии. Сейчас тот излечивался в Подмосковном городке, где размешался госпиталь. Насколько я знал, проводив меня, Надя с мамой и сестрой, оставив Алёшу на моей маме, должны отправиться туда, навестить отца. С подарками, припасами, чтобы ему там не скучно было. В семидесяти километрах от столицы тот городок. За два дня должны всё сделать и вернутся. Возможно Надина мама останется при госпитале, чтобы за мужем ухаживать, ранение тяжёлое, осколочное с проникновением в грудь. Если удастся договорится, то под конец лечения они его к нам домой заберут, чтобы на дому долечивался. Меня постараются в курсе держать, почту ещё никто не отменял, так что пожелав им удачи, я и улетел. Кстати, немного денег выделил, чтобы за отцом было чем ухаживать, закупить что нужно. Остальное как лежало в тайнике, так и лежит. Там почти тридцать тысяч осталось. Надя о нём не знала, у неё на карте в банке лежали чуть больше пяти тысяч, вот и пусть лежат, это НЗ на всякий случай.
Так вот, запах был просто сводящий с ума, сало вкусно пахло, так что пока летел, пока садился на дозаправку, только и глотал слюни. А по прилёту, подхватив мешок, отправился по командирам. Не зря же те меня в тыл отправили, надо отблагодарить, вот все домашние вкусности и разошлись по рукам. Кстати, моё такое понимание ситуации командирам нравилось, так что подарки принимали в охотку, сообщив что вечером посидим, отметим, попробуем вкусности. Тем более отмечать есть что, меня утвердили на должности командира второй эскадрильи, и пусть в эскадрильи всего пять истребителей, считая мой, но главное воевать есть на чём и есть с кем. Парни опытные.
А на следующий день начались полёты, мою эскадрилью сразу включили в план боевых вылетов. Кстати, узнал насчёт штурмовиков. Их уже не было, вывели на пополнение и переформирование. За десять дней боёв от полка осталось всего два самолёта, латанных-перелатанных. Их оставили другому полку и отбыли в тыл. Вот такая она война. В этих сталинградских сражениях наш полк проявлял чудеса героизма и ведения боевых действий. По крайней мере потери у нас были минимальны, если так смотреть по статистике потерь по нашей Воздушной армии. Правда, и задания нам дают серьёзные. Мы работаем мы по прикрытию города. Но если возникает нужда, получаем и другие приказы. Например, первый боевой вылет моей эскадрильи, прикрытие пикировщиков «Пе-2», которые летели бомбить фронтовой аэродром противника. Хорошо поработали. В этом вылете я сбил один «мессер» из дежурной пары, что находилась над аэродром, а потом спикировал и выпустил «эрэсы» по зенитным точкам, для облегчения работы наших бомбардировщиков. Уничтожил две зенитки, да и парни постарались. Я с одной парой выполнял обязанности группы по расчистке воздуха, ещё одна пара непосредственно сопровождала «пешки». Тут и они подошли, две эскадрильи, пятнадцать машин общим счётом, и смешали с землёй стоянку техники и склады с бомбами и «ГСМ». Вот при возвращении на нас навалились двенадцать «мессеров», видимо с другого аэродрома. Ох и пришлось покрутиться. Обошлось без потерь, все вернулись, но два вражеских истребителя заземлили, ещё один уходил с дымами. «Пешки» потерь не понесли. Немцы прорваться к ним не смогли. Так сопроводив «больших» до их аэродрома, мы повернули к своему, благополучно вернувшись. Я сдал машину механику, требовалось заправить и боекомплект пополнить, а сам направился в штаб на доклад, куда и остальные лётчики моей эскадрильи потянулись.
Постепенно я втянулся в боевую работу, воевал, и мой личный счёт поднялся до тридцати одного сбитых лично, когда произошла трагедия. При заходе на посадку, а мы отбивали очередной налёт на город, два «Хейнкеля» на моём счету, внезапно вынырнувшая пара «охотников», подлетевшая на бреющем, дежурная пара их не заметила, срезала меня. Высота небольшая, я ничего не успел сделать, и самолёт грохнулся на полосу, комом металла и стали закрутившись. Хорошо баки пустые, иначе полыхнул бы. Всего я этого не видел, потерял сознание, когда в полосу врезался.
Очнулся я в санитарном эшелоне, лежал на нижней полке весь в гипсе. Очнулся раз и навсегда, сознание ясное было. Тело болело, явные переломы ныли, но уходить обратно в беспамятство я не спешил. Осмотрелся, снаружи явно ночь и редкие фонари мелькали, похоже мы через какой-то город проезжали, те изредка освещали купе. Пить хотелось просто страшно, все мысли только и были о живительной влаге.
В купе из персонала никого не было. На соседней нижней полке лежал раненый весь в бинтах и монотонно стонал. Кто на верхних лежал не видел, только рассмотрел свешивавшиеся руку или ногу. Пить хотелось с каждой минутой всё сильнее, пошевелится я не мог, гипсовый каркас не давал, да и мышцы деревянные, не пошевелишься. Лишь отметил что ноги чувствую, это хорошо, позвоночник цел. Я пытался подать голос, но из горла лишь вырвался хрип, попытался набрать слюны, смочить горло, и не сразу, но получилось, так что попытался окрикнуть:
– Эй, есть там кто?
Полуоткрытая дверь купе давала надежду что меня услышат, и не сразу, но действительно услышали. Зашёл полусонный санитар, что дал мне напиться, узнал, как у меня дела, ловко подсунул утку, и ушёл. А я вскоре уснул. Надо завтра врача расспросить, узнать, что со мной, а то санитар ничего не знает.
Наш эшелон шёл на Москву. Там центральный узел приёма раненых, дальше уже распределяли по тыловым госпиталям. Далеко не все оставались в столице. Правда, местных, москвичей, старались оставить, особенно если родственники есть. У меня были, и я предупредил об этом врача, так что теперь знал, что попал в списки тех, кого высадят в столице. Также я узнал о своём состоянии. Пара сломанных рёбер, левая рука, и серьёзный перелом правой ноги, мне её практически по кускам собирали, и в результате та укоротилась на пять сантиметров. В общем, ранения такие, спишут под чистую, воевать и летать мне больше не придётся. Чудом уцелела левая нога, та где я в прошлом году получил ранение в колено. Она одна не в гипсе, ну и правая рука. Хорошо меня в обломках истребителя поломало, перемололо, можно сказать.
За два дня эшелон добрался до столицы, и там уже привычное для меня дело. Опять ночью разгрузка, перевозка до госпиталя, и выгрузка на койку. В этом госпитале я ещё не бывал, ранее лечился в другом.
Утром при обходе консилиума врачей, в этот раз просить гитару или баян я не стал. Как оказалось, у Кирилла напрочь отсутствовал музыкальный слух, отчего тот и не стал музыкантом при такой-то маме, вот и я не стал разубеждать. Не умею так не умею. Иначе палево будет. Так и терпел. А записку я через санитара своим передал. На завод к отцу унесут, а тот постарается помягче сообщить остальным. Надю не хочу волновать, ещё молоко пропадёт. Да уж, ситуация. Всего две недели назад покинул Москву, улетев на фронт воевать, и вот вернулся в таком виде. Голова лысая, в нашлёпках ран, зелёнкой всё обмазано, в гипсе. Открытые части тела тоже в зелёнке, ссадины замазали. Вид ещё тот, ужасный. При первом ранении я куда лучше выглядел.
В общем, будем лежать и лечится. Раз для меня всё, врачи уверенно говорят, что летать я не смогу, комиссию не пройду, даже пытаться не стоит, так и не буду, хватит, навоевался, то стоит поискать себе работу по мирной профессии. С другой стороны, летать не смогу, но при штабе-то службу нести вполне. Вплоть до начштаба полка могу дослужится, или какую другую должность получить. В общем, до конца войны можно будет где найти место, чтобы дослужить и вытянуть стаж до майора. А это уже старший командный состав, другое дело, и группа по инвалидности тоже другая. Точнее отчисления по ним. После обеда, ел я сам, правая руках хоть и плохо слушалась, отбита, вся в синяках, но действовать ею мог, и лёжа, ел супчик. А что мне на гипс постелили клеёнку, поставили тарелку на грудь, и я поел, в прикуску с белым хлебом, пока санитарка по очереди кормила других. Когда она закончила, я уже очистил тарелки, аппетит у меня был ого-го, второе съел и компот из яблок выпил. Хорошо.
Именно после обеда и отец пришёл. Взволнован был. С работы отпросился. Директор, понимая ситуацию, отпустил, и вот тот никому из наших родственников не сообщая, рванул сюда, в госпиталь. В какой палате я лежу узнал внизу в регистратуре. Да уж, вид мой его поразил, даже на слезу пробило, я как мог успокаивал его.