— Вон ты о чем! — удивился Шереметьев. — За чем же дело стало? Али мастеров нет?
— Есть мастера, как им ни быть! — сказал я, — Однако, почитай земли то вотчинные да помещичьи. Не почину мне с боярами да государевыми служилыми тягаться. Вот коли с именитым кем в долю войти…
— А много ли денег на сие потребно? — спросил Иван Васильевич. — Аз добычи в прошлые годы имал изрядно, а коли надобно, так и занять могу по-родственному у братьев.
— Не в деньгах дело, — сказал я, — Оно, конечно, смотреть на месте надобно, во сколько все встанет, но в тысячу, али в полторы всяко уложимся. Людей надобно, а где их взять! Плотину строить, да домну, да сам завод, да чтоб к осени в работу пустить, тут сотен шесть, а то и восемь работников потребно.
— Найти людишек не велика печаль, — усмехнулся боярин. — В Рязани ноне воеводой брат мой, Никита Васильевич сидит, у него и поспрошаю, сотни две, а то и три найдет, да у Шигалея в Касимове с сотню попрошу. Остальных можно в Коломне да окрест набрать. По рублю в год им положить…
— Мало, я своим по три полушки за день плачу, да хлебный припас и прочий корм. За год только деньгами — два рубля и двадцать пять алтын.
— Эка напасть! — удивился Шереметьев. — Нешто эдак мужиков баловать можно?
— Так и работают не за страх, а за совесть, и я не в убытке. Однако и по-иному можно: жалование не деньгами давать, а долей с доходов, окромя хлебной выдачи. Выгода в том прямая всем. Опять же никого неволить не надобно — сами со всем усердием работать будут, да друг за другом смотреть и учить неразумных по-свойски.
— Оно конечно так, — согласился воевода. — Но однова ж, такого отродясь не водилось, чтоб черный люд баловать.
— Ты Иван Васильевич, сам рассуди: года с три или более пройдет — самые справные деньжат накопят, чугунное ремесло уразумеют, да и задумают свое дело открыть. А мы им в том поможем. Государю челом бить будем, чтобы грамотку обельную дал, да своими деньгами в долю войдем, дабы быстрее спорилось. Глядишь лет через десять в твою мошну не с одного заводика доход, а с пяти пойдет.
— Ох и хитер ты гишпанец! — всплеснул руками Шереметьев. — И то верно, и родовой чести в том порухи никакой, и прибыток немалый.
— Тут не только наша корысть, но и государь доволен будет! Впору не у шведов железо закупать, а сами его "в немцы" везти.
— И то верно! — сказал Иван Васильевич. — Токмо не дают ливонцы нашим купчикам торговать. Воют торговые людишки от их каверз.
— Сию беду лишь едино лечить — свои порты строит, да флот! Без торговли морской не можно государству…
— Городок в устье Наровы поставить можно, а вот флот, — задумался боярин. — Кому его строить? А построим суда, кто за море на них пойдет?
— Пока некому строить, но дай время — будут мастера! И моряки будут. Доколе портов нет, откуда взяться им, без костей мясо не нарастет…
Посидели, помолчали. Иван Васильевич плеснул вина в кубки, протянул один мне. Не люблю мальвазию. К тому же мучают меня подозрения, что сахар там по большей части свинцовый. Отставил в сторону и в ответ на удивленный взгляд Шереметьева пояснил:
— Отравы берегусь! Несколько лет в Риме прожил, случалось видеть, что в сладкие вина торговцы кладут, ежели год холодный да винная ягода сладости не набирает. Свинцовый сахар дешев…
— Эвона как! — удивился Иван Васильевич и тоже отставил кубок.
— Поди, узнай какого года то вино, может и нет в нем той отравы, а ну как есть? Сразу-то не поймешь, а дни свои укоротишь изрядно.
Шереметьев вздохнул, позвал кравчего и велел убрать с глаз долой кувшин с мальвазией. А я подождал, пока тот затворит дверь, и продолжил:
— Потому только свое пью, благо государь в милости своей, своей жалованной грамотой дозволил мне хлебное вино и водки делать, для домашних нужд. Коли не побрезгуешь отведать, пошлю на расшиву за бочонками. Как знал, будет в том нужда.
— Вон ты о чем! — удивился Шереметьев. — За чем же дело стало? Али мастеров нет?
— Есть мастера, как им ни быть! — сказал я, — Однако, почитай земли то вотчинные да помещичьи. Не почину мне с боярами да государевыми служилыми тягаться. Вот коли с именитым кем в долю войти…
— А много ли денег на сие потребно? — спросил Иван Васильевич. — Аз добычи в прошлые годы имал изрядно, а коли надобно, так и занять могу по-родственному у братьев.
— Не в деньгах дело, — сказал я, — Оно, конечно, смотреть на месте надобно, во сколько все встанет, но в тысячу, али в полторы всяко уложимся. Людей надобно, а где их взять! Плотину строить, да домну, да сам завод, да чтоб к осени в работу пустить, тут сотен шесть, а то и восемь работников потребно.
— Найти людишек не велика печаль, — усмехнулся боярин. — В Рязани ноне воеводой брат мой, Никита Васильевич сидит, у него и поспрошаю, сотни две, а то и три найдет, да у Шигалея в Касимове с сотню попрошу. Остальных можно в Коломне да окрест набрать. По рублю в год им положить…
— Мало, я своим по три полушки за день плачу, да хлебный припас и прочий корм. За год только деньгами — два рубля и двадцать пять алтын.
— Эка напасть! — удивился Шереметьев. — Нешто эдак мужиков баловать можно?
— Так и работают не за страх, а за совесть, и я не в убытке. Однако и по-иному можно: жалование не деньгами давать, а долей с доходов, окромя хлебной выдачи. Выгода в том прямая всем. Опять же никого неволить не надобно — сами со всем усердием работать будут, да друг за другом смотреть и учить неразумных по-свойски.
— Оно конечно так, — согласился воевода. — Но однова ж, такого отродясь не водилось, чтоб черный люд баловать.
— Ты Иван Васильевич, сам рассуди: года с три или более пройдет — самые справные деньжат накопят, чугунное ремесло уразумеют, да и задумают свое дело открыть. А мы им в том поможем. Государю челом бить будем, чтобы грамотку обельную дал, да своими деньгами в долю войдем, дабы быстрее спорилось. Глядишь лет через десять в твою мошну не с одного заводика доход, а с пяти пойдет.
— Ох и хитер ты гишпанец! — всплеснул руками Шереметьев. — И то верно, и родовой чести в том порухи никакой, и прибыток немалый.
— Тут не только наша корысть, но и государь доволен будет! Впору не у шведов железо закупать, а сами его "в немцы" везти.
— И то верно! — сказал Иван Васильевич. — Токмо не дают ливонцы нашим купчикам торговать. Воют торговые людишки от их каверз.
— Сию беду лишь едино лечить — свои порты строит, да флот! Без торговли морской не можно государству…
— Городок в устье Наровы поставить можно, а вот флот, — задумался боярин. — Кому его строить? А построим суда, кто за море на них пойдет?
— Пока некому строить, но дай время — будут мастера! И моряки будут. Доколе портов нет, откуда взяться им, без костей мясо не нарастет…
Посидели, помолчали. Иван Васильевич плеснул вина в кубки, протянул один мне. Не люблю мальвазию. К тому же мучают меня подозрения, что сахар там по большей части свинцовый. Отставил в сторону и в ответ на удивленный взгляд Шереметьева пояснил:
— Отравы берегусь! Несколько лет в Риме прожил, случалось видеть, что в сладкие вина торговцы кладут, ежели год холодный да винная ягода сладости не набирает. Свинцовый сахар дешев…
— Эвона как! — удивился Иван Васильевич и тоже отставил кубок.
— Поди, узнай какого года то вино, может и нет в нем той отравы, а ну как есть? Сразу-то не поймешь, а дни свои укоротишь изрядно.
Шереметьев вздохнул, позвал кравчего и велел убрать с глаз долой кувшин с мальвазией. А я подождал, пока тот затворит дверь, и продолжил:
— Потому только свое пью, благо государь в милости своей, своей жалованной грамотой дозволил мне хлебное вино и водки делать, для домашних нужд. Коли не побрезгуешь отведать, пошлю на расшиву за бочонками. Как знал, будет в том нужда.