— А к чему сие? — удивился воевода. — Нешто без него никак не можно?
— Корысть в том есть и немалая. На постройку плотины людей не три-четыре сотни надобно, а у монастыря народ есть, как страда минует, дадут. Опять же хлеб. С твоих вотчин далеко везти и долго, а у меня хватит ли своим, покуда не ведаю. Да и десятину все одно платить, чай не латинянин ты, а православный. Потому десятую часть и дать в долю, аккурат в счет десятины.
— Ежели так, то непременно! — сказал Иван Васильевич. — И людишек дадут и жита, дабы дело быстрей пошло. Никита в письме помянул, де в сём годе урожай под Рязанью обильный ждут. Не в цене хлеб-то будет.
В этот момент дверь в светлицу отворилась и вошли двое стрельцов, которые, поклонившись боярину и перекрестившись на образа, поставили на стол один из бочонков, поле чего отправились за остальными. Я разлил часть содержимого в пару кубков и произнес:
— Здрав будь, боярин!
— Эх, хороша! — крякнул воевода, одним движением опустошив кубок. — Отведай ка балыка, сей осетр с Астрахани, и вкуса отменного.
Старка пошла хорошо, и осетрина действительно оказалась великолепной. Закусив копченой рыбкой, я подвинул к себе блюдо со стерляжей ухой, а Иван Васильевич предпочел холодные закуски. После второго кубка и он перешел на горячие: с поварни принесли поросенка с хреном и большое блюдо жареной баранины.
— А барашек хорош!
— Исмаила люди шли на Москву торг вести, так Михайло с них за провоз полста голов взял, да кобыл пяток, — сказал боярин, отрезая поросячью ножку. — Покуда они у реки станом встали, до завтрева. Дале на Москву идти мыслят, там торг вести хотят.
— Обожди ка Иван Васильевич, дам наказ моим людям сторговаться с ногайцами, покуда они на Москву не ушли!
Вышел на крыльцо, велел разыскать Заболоцкого. Тот нашелся буквально минуты через три, видать сам шел на запах. Вот тут я его и огорчил, наказав сторговать у ногайцев за котлы кобылиц да баранов, а коли есть шерсть, так и ее прикупить. Сенька, прихватив несколько человек, убежал на расшиву за товаром, а я, велел караул упредить, когда явятся стрельцы и вернулся в дом. Пока ждали Ласкирева, я краем уха слушал Шереметьева, который после трех кубков старки перешел на любимую тему о ратных подвигах, и размышлял, какую мину замедленного действия подложил под нынешний государственный уклад.
Пара железоделательных заводов погоды, конечно, не делают, но лиха беда начало! Лет через пять, когда о доходах боярина узнают другие, многие крепко задумаются, а кое-что и начнет действовать. Получить у государя грамотку вроде моей некоторым из них труда не составит, Иван Васильевич будет только за: чем больше железа и чугуна, тем меньше зависимость от закупок у шведов и немцев. Массовое производство потребует много рабочих рук, которых придется оторвать от земли. Особой проблемы в этом нет: использование моих многолемеховых плугов, с регулируемой глубиной вспашки, совмещенных с сеялкой и конных жаток позволит быстро решить проблему с повышением производительностью труда оставшихся на земле крестьян.
В царских и крупных боярских вотчинах проблем с их закупкой не возникнет. Тем более что тот же Шереметьев им пример подаст, я для этого ему несколько штук специально дам, на пробу, причем в рассрочку лет на пять, чтоб уж совсем дешево казалось. Монастырские хозяйства тоже смогут позволить себе такие траты. А вот служилым дворянам в своем большинстве придется кисло. На ста пятидесяти десятинах содержать такую технику и потребных для нее тягловых животных накладно, особенно волов. Им даже аренда не поможет, разве что объединять посошно, что думаю, будет весьма непросто. А раз так, то еще лет через шесть-семь напряженность начнет расти, и если к тому времени ничего не менять в принципах комплектования поместного войска, и рано или поздно недовольство служивых выльется в серьезные проблемы. Причем найдутся умные головы, которые сумеют сложить, дважды два и ткнуть пальцев в истинного виновника своих бед.
Так что придется очень чутко отслеживать тенденции и постараться своевременно подтолкнуть царя к радикальным реформам в военной сфере, которые снимут напряженность среди поместных дворян и одновременно подымут их боеготовность. Но беда в том, что он и сам на данный момент не контролирует ситуацию — во главе Челобитного приказа стоит Алексей Адашев. А он, как я помню по разговорам с Висковатым, этот канал обратной связи государя с народом и прочими просителями, контролирует плотно, придерживая те челобитные, кои, по его мнению, могут доставить государю "ненужную докуку". В том числе естественно и жалобы на себя и своих людей. Так же в свое время делал Генрих Ягода, который, как и Адашев кончил весьма печально.
…
Михайло Дмитриевич со стрельцами поспел аккурат в полдень. Я со своими бойцами встретил его у ворот. Зрелище было душераздирающее: если те, кого он начал тренировать еще в Выксе, держались относительно неплохо, то остальные как один напоминали "умирающую лебедь".
— Сколько ж верст ты их гонял Михайло Дмитриевич? — спросил я. — Краше в гроб кладут!
— Не шибко далече, — ответил стрелецкий голова. — Верст на шесть, али на семь отсюда ходили.
Кто-то из моих воспитанников не сдержался, прыснул от смеха. Оно и понятно после тренировок в реальной боевой обстановке, на которых им доводилось преодолевать вдвое большее расстояние за куда как меньшее время, реакция предсказуемая. Однако есть разница: пусть выкладка при этом у них была даже больше чем у стрельцов, зато не приходилось тащить на плече тяжелую пищаль, придерживая другой рукой хлопающую по ногам саблю. Весь груз распределен грамотно, так что его едва чувствуешь — это я лично проверял в свое время. К тому же обувь у них не чета стрелецким сафьяновым сапожкам. Красоты особой в черных, яловых сапогах не много, зато толстая подошва из фактиса отлично амортизирует ударные нагрузки, короткие шипы в виде срезанного конуса не скользят, а усиленные берцы и носок предохраняют ноги от травм.
Ко всему прочему постоянные силовые упражнения держат ребят в хорошей физической форме. А тех новиков, что получил в качестве пополнения стрелецкий голова никто толком и не учил даже как правильно ходить, тем более бегать, а это тоже уметь нужно. Хотя как можно бегать в том, что у них на ногах я смутно представляю. Даже после легкого дождя аттракцион "коровы на льду" гарантирован — гладкая кожаная подошва других вариантов не оставляет. Об этом и зашел разговор, когда Михайло Дмитриевич присоединился к нашему с Шереметьевым застолью.
Чуть позже подтянулся и Заболоцкий, да не один: с "лучшими ногайскими людьми". Скота у них было немало, однако в цене с моим посланцем они не сошлись, и желали договориться с самим хозяином. К тому же наш товар им не подходил — слишком мелковат, на большее кочевье, в несколько десятков кибиток, такого не хватит, а несколько штук мелких они брать не хотят, потому что так и дороже выходит и мороки с готовкой больше. Мы же котлы подходящего объема, отливали исключительно для собственного пользования: на расшивы, да для заводской кухни, потому как полторы сотни литров не то, что на бурлацкую ватагу, на целую деревню — лишку будет. С другой стороны раз уж подвернулся такой случай, грех не воспользоваться возможностью прикупить баранов вместо двух алтын и три денги за голову, всего за алтын с полушкой. В Муроме столько гуси стоят!
Деньги у меня есть, хотя и не слишком много. Разве что часть придется заранее отложить на жалование казакам, что посланы за солью. Этих не попросишь подождать, ребята они хмурые, такой шутки не поймут. А они мне еще пригодятся — соляной промысел дело не только прибыльное, но и очень важное, потому как соли в дореволюционной России всегда не хватало. И хотя солеварен сейчас хватает, что в Перми, что на Соловках, да и в иных местах, но леса они переводят до куба на каждый пуд соли. Так что исподволь придется подминать под себя соляную торговлю, используя ресурсы Баскунчака и прочих соляных озер Нижнего Поволжья.
— А к чему сие? — удивился воевода. — Нешто без него никак не можно?
— Корысть в том есть и немалая. На постройку плотины людей не три-четыре сотни надобно, а у монастыря народ есть, как страда минует, дадут. Опять же хлеб. С твоих вотчин далеко везти и долго, а у меня хватит ли своим, покуда не ведаю. Да и десятину все одно платить, чай не латинянин ты, а православный. Потому десятую часть и дать в долю, аккурат в счет десятины.
— Ежели так, то непременно! — сказал Иван Васильевич. — И людишек дадут и жита, дабы дело быстрей пошло. Никита в письме помянул, де в сём годе урожай под Рязанью обильный ждут. Не в цене хлеб-то будет.
В этот момент дверь в светлицу отворилась и вошли двое стрельцов, которые, поклонившись боярину и перекрестившись на образа, поставили на стол один из бочонков, поле чего отправились за остальными. Я разлил часть содержимого в пару кубков и произнес:
— Здрав будь, боярин!
— Эх, хороша! — крякнул воевода, одним движением опустошив кубок. — Отведай ка балыка, сей осетр с Астрахани, и вкуса отменного.
Старка пошла хорошо, и осетрина действительно оказалась великолепной. Закусив копченой рыбкой, я подвинул к себе блюдо со стерляжей ухой, а Иван Васильевич предпочел холодные закуски. После второго кубка и он перешел на горячие: с поварни принесли поросенка с хреном и большое блюдо жареной баранины.
— А барашек хорош!
— Исмаила люди шли на Москву торг вести, так Михайло с них за провоз полста голов взял, да кобыл пяток, — сказал боярин, отрезая поросячью ножку. — Покуда они у реки станом встали, до завтрева. Дале на Москву идти мыслят, там торг вести хотят.
— Обожди ка Иван Васильевич, дам наказ моим людям сторговаться с ногайцами, покуда они на Москву не ушли!
Вышел на крыльцо, велел разыскать Заболоцкого. Тот нашелся буквально минуты через три, видать сам шел на запах. Вот тут я его и огорчил, наказав сторговать у ногайцев за котлы кобылиц да баранов, а коли есть шерсть, так и ее прикупить. Сенька, прихватив несколько человек, убежал на расшиву за товаром, а я, велел караул упредить, когда явятся стрельцы и вернулся в дом. Пока ждали Ласкирева, я краем уха слушал Шереметьева, который после трех кубков старки перешел на любимую тему о ратных подвигах, и размышлял, какую мину замедленного действия подложил под нынешний государственный уклад.
Пара железоделательных заводов погоды, конечно, не делают, но лиха беда начало! Лет через пять, когда о доходах боярина узнают другие, многие крепко задумаются, а кое-что и начнет действовать. Получить у государя грамотку вроде моей некоторым из них труда не составит, Иван Васильевич будет только за: чем больше железа и чугуна, тем меньше зависимость от закупок у шведов и немцев. Массовое производство потребует много рабочих рук, которых придется оторвать от земли. Особой проблемы в этом нет: использование моих многолемеховых плугов, с регулируемой глубиной вспашки, совмещенных с сеялкой и конных жаток позволит быстро решить проблему с повышением производительностью труда оставшихся на земле крестьян.
В царских и крупных боярских вотчинах проблем с их закупкой не возникнет. Тем более что тот же Шереметьев им пример подаст, я для этого ему несколько штук специально дам, на пробу, причем в рассрочку лет на пять, чтоб уж совсем дешево казалось. Монастырские хозяйства тоже смогут позволить себе такие траты. А вот служилым дворянам в своем большинстве придется кисло. На ста пятидесяти десятинах содержать такую технику и потребных для нее тягловых животных накладно, особенно волов. Им даже аренда не поможет, разве что объединять посошно, что думаю, будет весьма непросто. А раз так, то еще лет через шесть-семь напряженность начнет расти, и если к тому времени ничего не менять в принципах комплектования поместного войска, и рано или поздно недовольство служивых выльется в серьезные проблемы. Причем найдутся умные головы, которые сумеют сложить, дважды два и ткнуть пальцев в истинного виновника своих бед.
Так что придется очень чутко отслеживать тенденции и постараться своевременно подтолкнуть царя к радикальным реформам в военной сфере, которые снимут напряженность среди поместных дворян и одновременно подымут их боеготовность. Но беда в том, что он и сам на данный момент не контролирует ситуацию — во главе Челобитного приказа стоит Алексей Адашев. А он, как я помню по разговорам с Висковатым, этот канал обратной связи государя с народом и прочими просителями, контролирует плотно, придерживая те челобитные, кои, по его мнению, могут доставить государю "ненужную докуку". В том числе естественно и жалобы на себя и своих людей. Так же в свое время делал Генрих Ягода, который, как и Адашев кончил весьма печально.
…
Михайло Дмитриевич со стрельцами поспел аккурат в полдень. Я со своими бойцами встретил его у ворот. Зрелище было душераздирающее: если те, кого он начал тренировать еще в Выксе, держались относительно неплохо, то остальные как один напоминали "умирающую лебедь".
— Сколько ж верст ты их гонял Михайло Дмитриевич? — спросил я. — Краше в гроб кладут!
— Не шибко далече, — ответил стрелецкий голова. — Верст на шесть, али на семь отсюда ходили.
Кто-то из моих воспитанников не сдержался, прыснул от смеха. Оно и понятно после тренировок в реальной боевой обстановке, на которых им доводилось преодолевать вдвое большее расстояние за куда как меньшее время, реакция предсказуемая. Однако есть разница: пусть выкладка при этом у них была даже больше чем у стрельцов, зато не приходилось тащить на плече тяжелую пищаль, придерживая другой рукой хлопающую по ногам саблю. Весь груз распределен грамотно, так что его едва чувствуешь — это я лично проверял в свое время. К тому же обувь у них не чета стрелецким сафьяновым сапожкам. Красоты особой в черных, яловых сапогах не много, зато толстая подошва из фактиса отлично амортизирует ударные нагрузки, короткие шипы в виде срезанного конуса не скользят, а усиленные берцы и носок предохраняют ноги от травм.
Ко всему прочему постоянные силовые упражнения держат ребят в хорошей физической форме. А тех новиков, что получил в качестве пополнения стрелецкий голова никто толком и не учил даже как правильно ходить, тем более бегать, а это тоже уметь нужно. Хотя как можно бегать в том, что у них на ногах я смутно представляю. Даже после легкого дождя аттракцион "коровы на льду" гарантирован — гладкая кожаная подошва других вариантов не оставляет. Об этом и зашел разговор, когда Михайло Дмитриевич присоединился к нашему с Шереметьевым застолью.
Чуть позже подтянулся и Заболоцкий, да не один: с "лучшими ногайскими людьми". Скота у них было немало, однако в цене с моим посланцем они не сошлись, и желали договориться с самим хозяином. К тому же наш товар им не подходил — слишком мелковат, на большее кочевье, в несколько десятков кибиток, такого не хватит, а несколько штук мелких они брать не хотят, потому что так и дороже выходит и мороки с готовкой больше. Мы же котлы подходящего объема, отливали исключительно для собственного пользования: на расшивы, да для заводской кухни, потому как полторы сотни литров не то, что на бурлацкую ватагу, на целую деревню — лишку будет. С другой стороны раз уж подвернулся такой случай, грех не воспользоваться возможностью прикупить баранов вместо двух алтын и три денги за голову, всего за алтын с полушкой. В Муроме столько гуси стоят!
Деньги у меня есть, хотя и не слишком много. Разве что часть придется заранее отложить на жалование казакам, что посланы за солью. Этих не попросишь подождать, ребята они хмурые, такой шутки не поймут. А они мне еще пригодятся — соляной промысел дело не только прибыльное, но и очень важное, потому как соли в дореволюционной России всегда не хватало. И хотя солеварен сейчас хватает, что в Перми, что на Соловках, да и в иных местах, но леса они переводят до куба на каждый пуд соли. Так что исподволь придется подминать под себя соляную торговлю, используя ресурсы Баскунчака и прочих соляных озер Нижнего Поволжья.