— А что будет с нами?
— Убьют, — вяло усмехнулся Жан. — Храмовники никогда не выкупают своих пленных, и султан это знает. Так что нас прикончат — без вариантов. Впрочем, есть один вариант — тем, кто отречётся от Христа султан сохранит жизнь. Если хотя бы несколько храмовников примут ислам, для Саладина это будет куда больший праздник, чем сама победа.
— Ну щас, — буркнул Ариэль.
— Вот и братья так настроены.
Ариэль сел, прислонился спиной к скале и огляделся. Оказывается, болтали языками тут только они двое. В маленьком лагере пленных храмовников царило молчание. Это молчание было очень мирным, атмосферы нервного напряжения здесь совсем не чувствовалось. Одни лежали с закрытыми глазами, расположившись поудобнее, с тихими улыбками на губах, словно невинные дети в колыбелях. Другие сидели, сосредоточенно глядя перед собой, и на их лицах читалось искреннее сокрушение, как на исповеди, видимо, они каялись Богу в своих грехах. Другие молились, стоя на коленях лицом к востоку, и в их глазах, казалось, отражается Царство Небесное. Ариэль увидел рыцаря, который накануне сражения закопал в пустыне Крест Господень. Он и тогда говорил, что слышит ангельское пение, а сейчас он смотрел в небо на восток, и его лицо было совершенно счастливым, а губы беззвучно шевелились, словно теперь он уже подпевал ангелам. Ариэль понял, что находится в обществе самых счастливых людей на свете, его лицо просветлело, и он тоже почувствовал себя таким счастливым, как никогда. Они оставили за спиной все человеческие страсти, земные неурядицы теперь не имели для них никакого значения. Всё то зло, которого было немало в их жизни, осыпалось, как высохшая грязь, а души тихо и мирно светились. Ариэль явственно увидел перед собой оправдание земного бытия, оправдание боли и зла, через которые они всё-таки пробились сюда — на взлётную площадку в Небеса. Вот в чём цель и смысл жизни и высшая радость, ради которой стоило вытерпеть какое угодно зло. Их крестовый поход завершился величайшей победой, плоды которой пребудут в вечности. А что сейчас празднуют сарацины? Их победа — это пыль на ветру.
— Мне даже неловко находится в таком прекрасном и возвышенном сообществе воистину святых людей, — улыбнулся Ариэль, взглянув на Жана. — Всё-таки земная жизнь — непостижимая штука. Кто бы видел нас полдня назад — бесчеловечные мясники, ожесточённые убийцы, залитые кровью врагов, бездумные машины смерти, несущие только боль и страдания всем, кто встал на их пути. Мы ставили перед собой высокие цели, но ведь грешили-то мы гораздо больше других людей. Мы буквально купались во зле, как в родной для нас стихии. Почему же именно мы оказались сейчас ближе всех к Небу? Как так вышло, что именно для нас Христос стал дороже всего на свете? Иной торговец за всю свою жизнь никого не убьёт и боли никому не причинит, он занимается безобиднейшим делом, с милой улыбкой пересчитывает монеты, а в душе у него — помойка, и Христос для него ничего не значит. А мы всю жизнь купаемся в грязи, и наша греховность просто бьёт в нос своим мерзким запахом. Каким непостижимым образом наши души оказываются чище, чем души торгашей? Почему самые высокие идеалы находят свою обитель в среде именно тех людей, для которых зло — повседневность? Почему подлинное благородство души рождается именно среди тех, кто вынужден убивать? Почему Бог дарит мир носителям самого немирного ремесла?
— Потому, что они всегда готовы жертвовать собой, дорогой Ариэль. Наверное, поэтому.
Тут они неожиданно услышали звучный глубокий голос: «Прекрасные братья, прошу послушать меня». Рослый седой командор с лицом, иссечённым шрамами, встал перед всеми, видимо, желая сказать что-то очень важное:
— Не сомневаюсь, что все здесь готовы умереть за Христа. Не для того мы прошли через боль и страдания, чтобы отречься. Но не будьте слишком самонадеянными, братья. Мы ещё пока не на Небе. Мы только на пороге Неба. В последний момент душа может дрогнуть, ослабеть и уста помимо воли произнесут слова отречения. Так случается с гордецами, которые слишком уверены в своей твёрдости. Не думайте сейчас, что Господь даровал вам хорошую смерть. Этого ещё не произошло. Думайте о том, что Господь может вам её даровать, если вы будете всецело уповать на Него, не полагаясь на собственную твёрдость и храбрость. И не думайте, что мы заслужили хорошую смерть. Никто из нас, грешных рыцарей, хорошей смерти не заслужил. Но Господь всё же может нам её даровать, несмотря на наше недостоинство. Поэтому, братья, давайте все вместе дружно помолимся о том, чтобы Господь укрепил наши души.
Командор встал на колени лицом к востоку, все братья дружно с военной слаженностью последовали его примеру. Командор громко и отчётливо читал молитвы, братья шёпотом их повторяли. Командор называл грехи, которые могли быть свойственны храмовникам, и все вместе в них каялись, при этом каждый вспоминал что-то своё. Ариэль вспомнил своё самоуверенное «ну щас» и покаялся перед Богом в грехе гордыни.
Совместная предсмертная молитва храмовников была прекрасна — мужественная и бесхитростная, без тени фальши, она помогла всему боевому монастырю слиться в единую душу. Не сказать, что всем было одинаково легко. Рыцари вполне осознавали, что предстоит последний, самый важный шаг, и этот шаг будет трудным. Когда молитва закончилась, и все разошлись по своим местам, Ариэль заметил, что на лице одного совсем юного рыцаря отражается мучительная тревога. Он решил поддержать мальчишку, подсел к нему и просто спросил:
— Не хочется умирать?
— Совсем не хочется. Я ведь ещё и жить не начал, — честно ответил юноша, потупясь.
— Понимаю, — Ариэль постарался сказать это как можно доброжелательнее. — Жизнь — хорошая штука, и расставаться с ней трудно. Переход в другой мир — это так ответственно, что тут невозможно не боятся. Совсем не чувствуют страха смерти разве что святые, а мы ведь не святые. Но, поверь мне, в том, чтобы прожить на этой земле как можно дольше, нет никакой цели и никакого счастья. Господь всех нас послал в этот мир с заданием. Одни долго не могут его выполнить, поэтому и живут долго, может они не очень хорошо справляются, или задание у них большое и сложное. А другие выполняют своё задание ещё молодыми и уходят. Что тут плохого? Мне не хотелось бы жить долго, хотя, конечно, как Господь решит, но сегодня сам Господь предлагает всем нам переход в мир иной. Лично я этому рад.
— Извини, брат, но поверить в это трудно.
— Я скажу тебе то, во что будет ещё труднее поверить. Некоторое время назад мне предложили испить из чудесного источника. Тот, кто выпьет той воды, не умрёт в течение трёхсот лет. Я отказался.
— Кто ты, брат? — юноша с изумлением посмотрел на Ариэля.
— Рыцарь пресвитера Иоанна. Слышал про наше царство?
— Конечно, слышал, — изумление совершенно вытеснило из души юноши тревогу и страх. — Расскажи, как там всё у вас?
— В нашем царстве есть много такого, что показалось бы вам поразительным. Например, у подножия горы Олимп есть роща, где бьёт прозрачный ключ, вода которого источает ароматы всех специй на свете. Запах этой воды меняется каждый час. Если кто в течение трёх недель, соблюдая строгий пост и пребывая в молитве, троекратно отведает из этого источника, то никогда уже не будет страдать никакой болезнью и в течение всей жизни будет выглядеть так, словно ему 33 года.
— Должно быть, все подданные вашего царства испили из этого ключа?
— Некоторые испили, но далеко не все и даже не большинство.
— А что будет с нами?
— Убьют, — вяло усмехнулся Жан. — Храмовники никогда не выкупают своих пленных, и султан это знает. Так что нас прикончат — без вариантов. Впрочем, есть один вариант — тем, кто отречётся от Христа султан сохранит жизнь. Если хотя бы несколько храмовников примут ислам, для Саладина это будет куда больший праздник, чем сама победа.
— Ну щас, — буркнул Ариэль.
— Вот и братья так настроены.
Ариэль сел, прислонился спиной к скале и огляделся. Оказывается, болтали языками тут только они двое. В маленьком лагере пленных храмовников царило молчание. Это молчание было очень мирным, атмосферы нервного напряжения здесь совсем не чувствовалось. Одни лежали с закрытыми глазами, расположившись поудобнее, с тихими улыбками на губах, словно невинные дети в колыбелях. Другие сидели, сосредоточенно глядя перед собой, и на их лицах читалось искреннее сокрушение, как на исповеди, видимо, они каялись Богу в своих грехах. Другие молились, стоя на коленях лицом к востоку, и в их глазах, казалось, отражается Царство Небесное. Ариэль увидел рыцаря, который накануне сражения закопал в пустыне Крест Господень. Он и тогда говорил, что слышит ангельское пение, а сейчас он смотрел в небо на восток, и его лицо было совершенно счастливым, а губы беззвучно шевелились, словно теперь он уже подпевал ангелам. Ариэль понял, что находится в обществе самых счастливых людей на свете, его лицо просветлело, и он тоже почувствовал себя таким счастливым, как никогда. Они оставили за спиной все человеческие страсти, земные неурядицы теперь не имели для них никакого значения. Всё то зло, которого было немало в их жизни, осыпалось, как высохшая грязь, а души тихо и мирно светились. Ариэль явственно увидел перед собой оправдание земного бытия, оправдание боли и зла, через которые они всё-таки пробились сюда — на взлётную площадку в Небеса. Вот в чём цель и смысл жизни и высшая радость, ради которой стоило вытерпеть какое угодно зло. Их крестовый поход завершился величайшей победой, плоды которой пребудут в вечности. А что сейчас празднуют сарацины? Их победа — это пыль на ветру.
— Мне даже неловко находится в таком прекрасном и возвышенном сообществе воистину святых людей, — улыбнулся Ариэль, взглянув на Жана. — Всё-таки земная жизнь — непостижимая штука. Кто бы видел нас полдня назад — бесчеловечные мясники, ожесточённые убийцы, залитые кровью врагов, бездумные машины смерти, несущие только боль и страдания всем, кто встал на их пути. Мы ставили перед собой высокие цели, но ведь грешили-то мы гораздо больше других людей. Мы буквально купались во зле, как в родной для нас стихии. Почему же именно мы оказались сейчас ближе всех к Небу? Как так вышло, что именно для нас Христос стал дороже всего на свете? Иной торговец за всю свою жизнь никого не убьёт и боли никому не причинит, он занимается безобиднейшим делом, с милой улыбкой пересчитывает монеты, а в душе у него — помойка, и Христос для него ничего не значит. А мы всю жизнь купаемся в грязи, и наша греховность просто бьёт в нос своим мерзким запахом. Каким непостижимым образом наши души оказываются чище, чем души торгашей? Почему самые высокие идеалы находят свою обитель в среде именно тех людей, для которых зло — повседневность? Почему подлинное благородство души рождается именно среди тех, кто вынужден убивать? Почему Бог дарит мир носителям самого немирного ремесла?
— Потому, что они всегда готовы жертвовать собой, дорогой Ариэль. Наверное, поэтому.
Тут они неожиданно услышали звучный глубокий голос: «Прекрасные братья, прошу послушать меня». Рослый седой командор с лицом, иссечённым шрамами, встал перед всеми, видимо, желая сказать что-то очень важное:
— Не сомневаюсь, что все здесь готовы умереть за Христа. Не для того мы прошли через боль и страдания, чтобы отречься. Но не будьте слишком самонадеянными, братья. Мы ещё пока не на Небе. Мы только на пороге Неба. В последний момент душа может дрогнуть, ослабеть и уста помимо воли произнесут слова отречения. Так случается с гордецами, которые слишком уверены в своей твёрдости. Не думайте сейчас, что Господь даровал вам хорошую смерть. Этого ещё не произошло. Думайте о том, что Господь может вам её даровать, если вы будете всецело уповать на Него, не полагаясь на собственную твёрдость и храбрость. И не думайте, что мы заслужили хорошую смерть. Никто из нас, грешных рыцарей, хорошей смерти не заслужил. Но Господь всё же может нам её даровать, несмотря на наше недостоинство. Поэтому, братья, давайте все вместе дружно помолимся о том, чтобы Господь укрепил наши души.
Командор встал на колени лицом к востоку, все братья дружно с военной слаженностью последовали его примеру. Командор громко и отчётливо читал молитвы, братья шёпотом их повторяли. Командор называл грехи, которые могли быть свойственны храмовникам, и все вместе в них каялись, при этом каждый вспоминал что-то своё. Ариэль вспомнил своё самоуверенное «ну щас» и покаялся перед Богом в грехе гордыни.
Совместная предсмертная молитва храмовников была прекрасна — мужественная и бесхитростная, без тени фальши, она помогла всему боевому монастырю слиться в единую душу. Не сказать, что всем было одинаково легко. Рыцари вполне осознавали, что предстоит последний, самый важный шаг, и этот шаг будет трудным. Когда молитва закончилась, и все разошлись по своим местам, Ариэль заметил, что на лице одного совсем юного рыцаря отражается мучительная тревога. Он решил поддержать мальчишку, подсел к нему и просто спросил:
— Не хочется умирать?
— Совсем не хочется. Я ведь ещё и жить не начал, — честно ответил юноша, потупясь.
— Понимаю, — Ариэль постарался сказать это как можно доброжелательнее. — Жизнь — хорошая штука, и расставаться с ней трудно. Переход в другой мир — это так ответственно, что тут невозможно не боятся. Совсем не чувствуют страха смерти разве что святые, а мы ведь не святые. Но, поверь мне, в том, чтобы прожить на этой земле как можно дольше, нет никакой цели и никакого счастья. Господь всех нас послал в этот мир с заданием. Одни долго не могут его выполнить, поэтому и живут долго, может они не очень хорошо справляются, или задание у них большое и сложное. А другие выполняют своё задание ещё молодыми и уходят. Что тут плохого? Мне не хотелось бы жить долго, хотя, конечно, как Господь решит, но сегодня сам Господь предлагает всем нам переход в мир иной. Лично я этому рад.
— Извини, брат, но поверить в это трудно.
— Я скажу тебе то, во что будет ещё труднее поверить. Некоторое время назад мне предложили испить из чудесного источника. Тот, кто выпьет той воды, не умрёт в течение трёхсот лет. Я отказался.
— Кто ты, брат? — юноша с изумлением посмотрел на Ариэля.
— Рыцарь пресвитера Иоанна. Слышал про наше царство?
— Конечно, слышал, — изумление совершенно вытеснило из души юноши тревогу и страх. — Расскажи, как там всё у вас?
— В нашем царстве есть много такого, что показалось бы вам поразительным. Например, у подножия горы Олимп есть роща, где бьёт прозрачный ключ, вода которого источает ароматы всех специй на свете. Запах этой воды меняется каждый час. Если кто в течение трёх недель, соблюдая строгий пост и пребывая в молитве, троекратно отведает из этого источника, то никогда уже не будет страдать никакой болезнью и в течение всей жизни будет выглядеть так, словно ему 33 года.
— Должно быть, все подданные вашего царства испили из этого ключа?
— Некоторые испили, но далеко не все и даже не большинство.