— Открой дверь, Мэри.
Высокие каблуки Мэри зацокали по деревянному полу. Она открыла дверь и заморгала в темноту.
Мой компаньон шагнул в дверной проем. Неожиданно, он толкнул девушку вперед.
— Сейчас! — выдохнул он.
И в темноте я накинулся на нее. Все инструкции об улыбке и положении рук вылетели у меня из головы. Я знал только, что горло ее было белым и ровным, за исключением того места, где билась тоненькая жилка.
Мне хотелось прикоснуться к этому горлу руками, губами, мне хотелось впиться в него…
Зажав рот рукой, я потащил девушку сквозь темноту, слыша, как она скребет каблуками по гравию. Из лачуги раздался долгий стон, а затем — тишина.
И вдруг для меня перестало существовать все, кроме белого пятна ее шеи с пульсирующей жилкой, которое внезапно стремительно ринулось навстречу моему рту…
В подвале было холодно — холодно и темно.
Я беспокойно заерзал на своей постели, моргнул, и распахнул глаза в черноту. Напрягая зрение, я приподнялся и сел, чувствуя, как изнутри поднимается холодная дрожь.
Я ощущал себя вялым, тяжелым, как насытившаяся рептилия. Зевнув, я попытался выхватить нить воспоминания из красного тумана, окутавшего мои мысли.
Где я был? Как очутился здесь? И что я делал?
Я снова зевнул. Рука потянулась ко рту. На губах запеклось что-то сухое и шелушащееся.
Я коснулся их, и тут же воспоминания хлынули потоком.
Прошлой ночью, в придорожной закусочной, я пировал.
А потом…
— Нет! — выдохнул я.
— Ты проснулся? Хорошо.
Мой хозяин стоял передо мной. Я поспешно поднялся и стал напротив.
— Скажите мне, что это неправда, — умоляюще произнес я. — Скажите, что все это был лишь сон.
— Ты и вправду спал, — ответил он. — Когда я вышел из лачуги, ты без сознания лежал под деревьями. Я забрал тебя домой, пока не рассвело, и положил сюда, чтобы ты отдохнул. Ты проспал от восхода до заката, Грэхэм Кин.
— Но прошлая ночь…
— Открой дверь, Мэри.
Высокие каблуки Мэри зацокали по деревянному полу. Она открыла дверь и заморгала в темноту.
Мой компаньон шагнул в дверной проем. Неожиданно, он толкнул девушку вперед.
— Сейчас! — выдохнул он.
И в темноте я накинулся на нее. Все инструкции об улыбке и положении рук вылетели у меня из головы. Я знал только, что горло ее было белым и ровным, за исключением того места, где билась тоненькая жилка.
Мне хотелось прикоснуться к этому горлу руками, губами, мне хотелось впиться в него…
Зажав рот рукой, я потащил девушку сквозь темноту, слыша, как она скребет каблуками по гравию. Из лачуги раздался долгий стон, а затем — тишина.
И вдруг для меня перестало существовать все, кроме белого пятна ее шеи с пульсирующей жилкой, которое внезапно стремительно ринулось навстречу моему рту…
В подвале было холодно — холодно и темно.
Я беспокойно заерзал на своей постели, моргнул, и распахнул глаза в черноту. Напрягая зрение, я приподнялся и сел, чувствуя, как изнутри поднимается холодная дрожь.
Я ощущал себя вялым, тяжелым, как насытившаяся рептилия. Зевнув, я попытался выхватить нить воспоминания из красного тумана, окутавшего мои мысли.
Где я был? Как очутился здесь? И что я делал?
Я снова зевнул. Рука потянулась ко рту. На губах запеклось что-то сухое и шелушащееся.
Я коснулся их, и тут же воспоминания хлынули потоком.
Прошлой ночью, в придорожной закусочной, я пировал.
А потом…
— Нет! — выдохнул я.
— Ты проснулся? Хорошо.
Мой хозяин стоял передо мной. Я поспешно поднялся и стал напротив.
— Скажите мне, что это неправда, — умоляюще произнес я. — Скажите, что все это был лишь сон.
— Ты и вправду спал, — ответил он. — Когда я вышел из лачуги, ты без сознания лежал под деревьями. Я забрал тебя домой, пока не рассвело, и положил сюда, чтобы ты отдохнул. Ты проспал от восхода до заката, Грэхэм Кин.
— Но прошлая ночь…