— Какая разница, он всего лишь человек.
— Демон и человек… — размышляю вслух, — А демон и дракон?
Вместо ожидаемого отвращения, на лице ее легкое недоумение.
— Все одинаково невозможно, — отмахивается баронесса.
Она права. Невозможно.
— Нельзя допустить, чтобы эта сделка состоялась. Но его смерть ничего не решит, драконы назначат опекунов для наследника. Своих. Герцог должен жить, но не должен подписать договор, — размышляю вслух.
— Если он будет не в состоянии подписать, объявлен недееспособным, Опекунский Совет возглавит барон. А я смогу оградить его от давления. Дашь гвардейцев?
— Слишком много драконов.
— Когда совет узнает правду, драконов станет меньше. Им придется убраться, с удовольствием помогу в этом.
— И союз с нами?
— Почему нет? Мы были союзниками.
Молчим. Наши мысли текут в одном направлении. И что предстоит совершить понятно, ничего другого просто не остается.
— Доведешь его до предела.
Она соглашается, кивает мне и вопросительно, с ноткой скорби, едва различимой:
— Это обратимо?
Не знаю, не пробовала — не тот ответ, что должен прозвучать.
— Сделай все как в последний раз, — предлагаю.
Порой смерть лучший выбор. Но эта роскошь не для герцога Палеодо.
Отступаю в сторону и смотрю, как баронесса будит его поцелуем. Притянутые друг к другу они избавляются от одежды. Переплетаются дуэтом движений и звуков: покрытые испариной тела естественны и откровенность их ласк не шокирует. Я словно раздваиваюсь, одновременно участвуя в ритуале и наблюдая его.
Баронесса светится изнутри, своим демоническим огнем и герцог купается в отблесках ее силы. Ведет партию она: язычком скользит по напрягшемуся животу, глаза прикрыты и комната насыщается острым запахом. Пота и желания. Время растягивается.
Я никогда не имела склонности к рифмоплетству, тут же сами собой стали соединяться слова:
Баронесса как в трансе, скатывается по дрожащему телу, частями, каплями ртути собираясь в его ногах…
— Какая разница, он всего лишь человек.
— Демон и человек… — размышляю вслух, — А демон и дракон?
Вместо ожидаемого отвращения, на лице ее легкое недоумение.
— Все одинаково невозможно, — отмахивается баронесса.
Она права. Невозможно.
— Нельзя допустить, чтобы эта сделка состоялась. Но его смерть ничего не решит, драконы назначат опекунов для наследника. Своих. Герцог должен жить, но не должен подписать договор, — размышляю вслух.
— Если он будет не в состоянии подписать, объявлен недееспособным, Опекунский Совет возглавит барон. А я смогу оградить его от давления. Дашь гвардейцев?
— Слишком много драконов.
— Когда совет узнает правду, драконов станет меньше. Им придется убраться, с удовольствием помогу в этом.
— И союз с нами?
— Почему нет? Мы были союзниками.
Молчим. Наши мысли текут в одном направлении. И что предстоит совершить понятно, ничего другого просто не остается.
— Доведешь его до предела.
Она соглашается, кивает мне и вопросительно, с ноткой скорби, едва различимой:
— Это обратимо?
Не знаю, не пробовала — не тот ответ, что должен прозвучать.
— Сделай все как в последний раз, — предлагаю.
Порой смерть лучший выбор. Но эта роскошь не для герцога Палеодо.
Отступаю в сторону и смотрю, как баронесса будит его поцелуем. Притянутые друг к другу они избавляются от одежды. Переплетаются дуэтом движений и звуков: покрытые испариной тела естественны и откровенность их ласк не шокирует. Я словно раздваиваюсь, одновременно участвуя в ритуале и наблюдая его.
Баронесса светится изнутри, своим демоническим огнем и герцог купается в отблесках ее силы. Ведет партию она: язычком скользит по напрягшемуся животу, глаза прикрыты и комната насыщается острым запахом. Пота и желания. Время растягивается.
Я никогда не имела склонности к рифмоплетству, тут же сами собой стали соединяться слова:
Баронесса как в трансе, скатывается по дрожащему телу, частями, каплями ртути собираясь в его ногах…