— Ах чертовка эдакая, подумал Гомес. — Ведь у меня сыновей полторы дюжины. На свадьбе сына? Да котораго же? Вот одолжила-то! Уж лучше бы держала язык за зубами, старая шатунья!
Прийдя в себя от всего случившагося, Гомес решил немедленно приняться за дело. Он вернулся в столицу.
Всюду только и было говору, что про больного королевича, кончину котораго ожидали с часу на час. Кроме того, в городе было много больных, некоторые уже умерли в несколько часов. Говорили, что это новая чума посетила город. Гомес пошел прямо во дворец и велел доложить королю, что он доктор и возьмется вылечить королевича. Известие это поставило во дворце, да и в народе, все вверх дном… т. е. лучше сказать, поставило все вниз дном, так как все придворные ходили уже как потерянные, а теперь обрадовались и успокоились — и дело пошло своим порядком.
Гомеса встретил сам король и обещая ему за спасенье сына половину своего королевства и титул маркиза Касторкина. Гомес вошел в опочивальню королевича и нашел там полсотни докторов — старых и молодых. Вся комната была завалена лекарствами, и смрад от них шел такой, что Гомес чуть не задохнулся. Королевич лежал без чувств, потому что из него доктора выпустили уж третье ведро крови и собирались выпустить еще три. Доктора так и окрысились на новаго доктора Гомеса, а один так даже его ловко укусил сзади за локать.
— Ну что-ж, — вылечишь мне сына? спрашивает король, а сам чуть не плачет.
Гомес оглядел комнату, видит — действительно его новой знакомой, т. е. Смерти, нет нигде.
— Вылечу, ваше королевское величество. Это, действительно, трудная болезнь — и кроме меня вылечить никто не может.
— Ну, дон-Гомес, слушай: вылечишь — отдам тебе пол-королевства и будешь ты герцог Касторкин. Не вылечишь — я тебя казнить велю на площади. Согласен?
Гомес опять оглядел горницу, чтобы не ошибиться — боялся он на первых порах — но, не найдя положительно нигде Смерти, храбро и важно отвечал, что не пройдет трех дней, как он вылечит королевича. Доктора совсем остервенились на Гомеса и одни стали над ним насмехаться, ругаться, другие начали даже драться. Гомес прежде всего велел выкинуть в окошко все лекарства и принести сто ушатов воды. Кроме того приказал подать бутылку самой лучшей малаги, да бутылку перваго сорта лиссабонскаго, потом пол-теленка жаренаго с каштанами и дюжину апельсинов. Все это он велел себе подать в отдельную комнату и никому туда не входить.
Докторов он велел разогнать палками и не пускать во дворец. А за женой своей и за детьми выпросил у короля послать золотую карету, чтобы привезти их в столицу. Без них ему, видите ли, стало скучно, а ходить пешком они, видите ли, не привыкли.
Король был как мальчик на побегушках у Гомеса. Все обещал, только сына вылечи.
Вышел Гомес в отдельную горницу, где было все приготовлено, заперся и стал будто составлять лекарство. Во всяком случае, жареная телятина с каштанами, апельсяны, малага и лиссабонское — сами составились вместе в желудке Гомеса.
Плотно поев и выпив, Гомес, радостный, вышел к больному и вынес миску с водой, в которую подлил рюмочку малаги. На счет ста ушатов воды он распорядился, чтобы их по одному и по два держали придворные у окошек — и каждый раз, что ко дворцу сунется кто-либо из докторов — то воду выливать им на голову.
Вешел Гомес в опочивальню королевича, дал ему лекарство свое и, сев на кровать, начал хвастать. Откуда что у него бралось с сыта. И султана-то турецкаго он спас от смерти, и убитаго полководца французскаго воскресил. И всякую другую дичь понес новый доктор.
В опочивальне были только король, королева да королевич. Вдруг, смотрит Гомес, отворяется дверь и входит… кто ж бы такой? Да сана она — госпожа Смерть… Вошла да и села с ними в кружок. У Гомеса язык прилип к нёбу, да так и остался. Хотел он было крикнуть:
— Батюшки светы! Надула!.. но и этого язык его не был в состоянии выговорить.
Король и королева не могли видеть нежданную гостью. Мог видеть ее один Гомес — и поэтому они не могли себе обяснить, что сделалось вдруг с доктором.
— Ах, анаѳема! закричал, наконец Гомес, забывая всякое приличие. — За что же ты меня, анаѳема, погубила? Не лезь я в доктора — не быть бы мне и казнену!
Король выпучил глаза на Гомеса — и смекнув, что доктор, может быть, с ума спятил, отскочил от постели сына в угол; королева прыгнула в другой угол… А Смерть будто тоже испугалась, тоже отскочила, да за королем. И стоит около него — глазом не моргнет, проклятая; будто не ея дело.
Гомес поглядел-поглядел, да и треснул себя по лбу.
— Вот оно что! Эка я тетеря! сообразил он про себя. — Ну, хорошо! Спасибо Смерти. Сразу прославлюсь. Вишь штука-то какая!..
Видя, что доктор успокоился, король и королева опять подсели к сыну, а Смерть опять за королем — и еще ближе, чуть не на спине у него сидит.
— Ах чертовка эдакая, подумал Гомес. — Ведь у меня сыновей полторы дюжины. На свадьбе сына? Да котораго же? Вот одолжила-то! Уж лучше бы держала язык за зубами, старая шатунья!
Прийдя в себя от всего случившагося, Гомес решил немедленно приняться за дело. Он вернулся в столицу.
Всюду только и было говору, что про больного королевича, кончину котораго ожидали с часу на час. Кроме того, в городе было много больных, некоторые уже умерли в несколько часов. Говорили, что это новая чума посетила город. Гомес пошел прямо во дворец и велел доложить королю, что он доктор и возьмется вылечить королевича. Известие это поставило во дворце, да и в народе, все вверх дном… т. е. лучше сказать, поставило все вниз дном, так как все придворные ходили уже как потерянные, а теперь обрадовались и успокоились — и дело пошло своим порядком.
Гомеса встретил сам король и обещая ему за спасенье сына половину своего королевства и титул маркиза Касторкина. Гомес вошел в опочивальню королевича и нашел там полсотни докторов — старых и молодых. Вся комната была завалена лекарствами, и смрад от них шел такой, что Гомес чуть не задохнулся. Королевич лежал без чувств, потому что из него доктора выпустили уж третье ведро крови и собирались выпустить еще три. Доктора так и окрысились на новаго доктора Гомеса, а один так даже его ловко укусил сзади за локать.
— Ну что-ж, — вылечишь мне сына? спрашивает король, а сам чуть не плачет.
Гомес оглядел комнату, видит — действительно его новой знакомой, т. е. Смерти, нет нигде.
— Вылечу, ваше королевское величество. Это, действительно, трудная болезнь — и кроме меня вылечить никто не может.
— Ну, дон-Гомес, слушай: вылечишь — отдам тебе пол-королевства и будешь ты герцог Касторкин. Не вылечишь — я тебя казнить велю на площади. Согласен?
Гомес опять оглядел горницу, чтобы не ошибиться — боялся он на первых порах — но, не найдя положительно нигде Смерти, храбро и важно отвечал, что не пройдет трех дней, как он вылечит королевича. Доктора совсем остервенились на Гомеса и одни стали над ним насмехаться, ругаться, другие начали даже драться. Гомес прежде всего велел выкинуть в окошко все лекарства и принести сто ушатов воды. Кроме того приказал подать бутылку самой лучшей малаги, да бутылку перваго сорта лиссабонскаго, потом пол-теленка жаренаго с каштанами и дюжину апельсинов. Все это он велел себе подать в отдельную комнату и никому туда не входить.
Докторов он велел разогнать палками и не пускать во дворец. А за женой своей и за детьми выпросил у короля послать золотую карету, чтобы привезти их в столицу. Без них ему, видите ли, стало скучно, а ходить пешком они, видите ли, не привыкли.
Король был как мальчик на побегушках у Гомеса. Все обещал, только сына вылечи.
Вышел Гомес в отдельную горницу, где было все приготовлено, заперся и стал будто составлять лекарство. Во всяком случае, жареная телятина с каштанами, апельсяны, малага и лиссабонское — сами составились вместе в желудке Гомеса.
Плотно поев и выпив, Гомес, радостный, вышел к больному и вынес миску с водой, в которую подлил рюмочку малаги. На счет ста ушатов воды он распорядился, чтобы их по одному и по два держали придворные у окошек — и каждый раз, что ко дворцу сунется кто-либо из докторов — то воду выливать им на голову.
Вешел Гомес в опочивальню королевича, дал ему лекарство свое и, сев на кровать, начал хвастать. Откуда что у него бралось с сыта. И султана-то турецкаго он спас от смерти, и убитаго полководца французскаго воскресил. И всякую другую дичь понес новый доктор.
В опочивальне были только король, королева да королевич. Вдруг, смотрит Гомес, отворяется дверь и входит… кто ж бы такой? Да сана она — госпожа Смерть… Вошла да и села с ними в кружок. У Гомеса язык прилип к нёбу, да так и остался. Хотел он было крикнуть:
— Батюшки светы! Надула!.. но и этого язык его не был в состоянии выговорить.
Король и королева не могли видеть нежданную гостью. Мог видеть ее один Гомес — и поэтому они не могли себе обяснить, что сделалось вдруг с доктором.
— Ах, анаѳема! закричал, наконец Гомес, забывая всякое приличие. — За что же ты меня, анаѳема, погубила? Не лезь я в доктора — не быть бы мне и казнену!
Король выпучил глаза на Гомеса — и смекнув, что доктор, может быть, с ума спятил, отскочил от постели сына в угол; королева прыгнула в другой угол… А Смерть будто тоже испугалась, тоже отскочила, да за королем. И стоит около него — глазом не моргнет, проклятая; будто не ея дело.
Гомес поглядел-поглядел, да и треснул себя по лбу.
— Вот оно что! Эка я тетеря! сообразил он про себя. — Ну, хорошо! Спасибо Смерти. Сразу прославлюсь. Вишь штука-то какая!..
Видя, что доктор успокоился, король и королева опять подсели к сыну, а Смерть опять за королем — и еще ближе, чуть не на спине у него сидит.