— Ну, балалаечки ваши украдем!
Тогда музыканты побежали в купе и расхватали свои балалайки. Один из них даже немедленно заиграл.
— Только частушки и можете играть! — сказал капитан команды.
— И нет, и нет! — крикнули музыканты. — Еще рапсодию Листа умеем. Потом «Выйду ль я на реченьку». После — «Светит месяц». Много еще умеем, почти без конца!..
Дело окончилось бы крупным скандалом, если бы мама не догадалась предложить:
— Знаете что, а давайте пить чай с пирожками!
— Давайте, давайте! — закричали футболисты и музыканты и разошлись доставать пирожки.
Леша Копейкин, не переставая думать о папе, наблюдал за тем, как футболисты и музыканты пьют чай. Кроме того, он не спускал глаз со своей мамы, ожидая, когда она начнет его замечать. И ко всему прочему, ему удавалось видеть все самое интересное, что попадалось поезду на пути.
И все же, несмотря на всю свою занятость, Леша Копейкин поглядывал на шестое купе. Там обстановка была по-прежнему сложной: в то время как в вагоне все уже познакомились и принялись пить чай по второму стакану, те трое еще не сдвинулись с места и продолжали молчать. Они все еще сидели возле своих одинаковых чемоданов и чего-то ждали, даже не сняв пиджаков. И снова в голову Леши Копейкина закралось тревожное подозрение, что у этих людей нехорошее на уме. Он стал искать, кому бы можно доверить тревогу, но все кругом были так беспечны и так много смеялись, что не хотелось даже к ним подходить. И мама Леше Копейкину в этот момент не понравилась — особенно, как с нею смеялся один музыкант. Все же Леша попробовал к ним подойти. Музыкант спросил:
— Хочешь стаканчик чаю и пирожок?
Но мама сказала:
— Не давайте ему ничего, его здесь нет.
— Мама, как же меня нет, если я здесь! — воскликнул Леша Копейкин. — Вот же я! И костюмчик ты мне вчера гладила.
— Может быть, ты и есть для кого-нибудь, — ответила мама, — но только не для меня.
И снова засмеялась с тем музыкантом, а Леша Копейкин потихонечку отошел.
Он отвернулся к окну и стал наблюдать, как двигаются деревья. Потом он увидел, что на поле повсюду лежат белые овцы. На их спины сели вороны, и Леша Копейкин все ждал, что овцы вот-вот встанут и побегут. Но овцы остались лежать, и Леша Копейкин понял, что это не овцы, а камни, иначе бы они побежали, не вытерпев сидящих ворон.
В это время по радио заиграла веселая музыка, и в поезде стало еще веселей.
«Ладно, ладно, — подумал Леша Копейкин, — смейтесь. Смейтесь сколько хотите, а я подожду».
Но долго ждать ему не пришлось. Двери вагона неожиданно хлопнули, и прямо на Лешу пошел бригадир.
— Ваш билет, — сказал он, повиснув над Лешей Копейкиным. Потом подошел с другой стороны и спросил вторично: — Пожалуйста, ваш билет.
Если бы у Леши Копейкина был в кармане билет, он бы его, конечно, тотчас отдал, но билета ведь не было, и потому он молчал.
— Так, — сказал бригадир. — Все понятно. Но у меня есть вопросы, поэтому попрошу вас идти за мной.
— Ну, балалаечки ваши украдем!
Тогда музыканты побежали в купе и расхватали свои балалайки. Один из них даже немедленно заиграл.
— Только частушки и можете играть! — сказал капитан команды.
— И нет, и нет! — крикнули музыканты. — Еще рапсодию Листа умеем. Потом «Выйду ль я на реченьку». После — «Светит месяц». Много еще умеем, почти без конца!..
Дело окончилось бы крупным скандалом, если бы мама не догадалась предложить:
— Знаете что, а давайте пить чай с пирожками!
— Давайте, давайте! — закричали футболисты и музыканты и разошлись доставать пирожки.
Леша Копейкин, не переставая думать о папе, наблюдал за тем, как футболисты и музыканты пьют чай. Кроме того, он не спускал глаз со своей мамы, ожидая, когда она начнет его замечать. И ко всему прочему, ему удавалось видеть все самое интересное, что попадалось поезду на пути.
И все же, несмотря на всю свою занятость, Леша Копейкин поглядывал на шестое купе. Там обстановка была по-прежнему сложной: в то время как в вагоне все уже познакомились и принялись пить чай по второму стакану, те трое еще не сдвинулись с места и продолжали молчать. Они все еще сидели возле своих одинаковых чемоданов и чего-то ждали, даже не сняв пиджаков. И снова в голову Леши Копейкина закралось тревожное подозрение, что у этих людей нехорошее на уме. Он стал искать, кому бы можно доверить тревогу, но все кругом были так беспечны и так много смеялись, что не хотелось даже к ним подходить. И мама Леше Копейкину в этот момент не понравилась — особенно, как с нею смеялся один музыкант. Все же Леша попробовал к ним подойти. Музыкант спросил:
— Хочешь стаканчик чаю и пирожок?
Но мама сказала:
— Не давайте ему ничего, его здесь нет.
— Мама, как же меня нет, если я здесь! — воскликнул Леша Копейкин. — Вот же я! И костюмчик ты мне вчера гладила.
— Может быть, ты и есть для кого-нибудь, — ответила мама, — но только не для меня.
И снова засмеялась с тем музыкантом, а Леша Копейкин потихонечку отошел.
Он отвернулся к окну и стал наблюдать, как двигаются деревья. Потом он увидел, что на поле повсюду лежат белые овцы. На их спины сели вороны, и Леша Копейкин все ждал, что овцы вот-вот встанут и побегут. Но овцы остались лежать, и Леша Копейкин понял, что это не овцы, а камни, иначе бы они побежали, не вытерпев сидящих ворон.
В это время по радио заиграла веселая музыка, и в поезде стало еще веселей.
«Ладно, ладно, — подумал Леша Копейкин, — смейтесь. Смейтесь сколько хотите, а я подожду».
Но долго ждать ему не пришлось. Двери вагона неожиданно хлопнули, и прямо на Лешу пошел бригадир.
— Ваш билет, — сказал он, повиснув над Лешей Копейкиным. Потом подошел с другой стороны и спросил вторично: — Пожалуйста, ваш билет.
Если бы у Леши Копейкина был в кармане билет, он бы его, конечно, тотчас отдал, но билета ведь не было, и потому он молчал.
— Так, — сказал бригадир. — Все понятно. Но у меня есть вопросы, поэтому попрошу вас идти за мной.