Цитра уже начала надеяться, что обед пройдет без неприятных происшествий, как вдруг в самом разгаре мать решила создать инцидент.
— Я слышала, тот парень, с которым ты была в обучении, пропал, — сказала она.
Цитра набрала полную ложку чего-то малинового, вкусом напоминающего пюре из гибрида картошки с питайей. Ей очень не нравилось, что ее родители с самого начала стали называть Роуэна не иначе, как «тот парень».
— Я слышал, он вроде как чокнулся, — вставил Бен с набитым ртом. — И раз он почти серп, Грозоблаку нельзя его вылечить.
— Бен! — одернул его отец. — За столом мы о таких вещах не разговариваем.
И хотя смотрел он при этом на Бена, Цитра знала, что на самом деле он обращался к их матери.
— По крайней мере, я рада, что тебя с ним больше ничего не связывает, — сказала мать. А когда Цитра не ответила, она решила дожать. — Я знаю, что во время вашего ученичества вы с ним были близки…
— Не были мы близки, — отрезала Цитра. — Мы были друг другу никто.
Это признание ранило ее больнее, чем способны были представить родители. Да какие у них с Роуэном могли быть отношения, если их сделали соперниками не на жизнь, а на смерть?! Даже сейчас, когда за ним охотились, а на ней тяжким бременем лежала ответственность, налагаемая положением серпа, — что еще могло быть между ними, кроме мрачной пропасти тоски?
— Ради твоего собственного блага, Цитра, — сказала мать, — держись от этого парня подальше. Просто забудь, что когда-то была с ним знакома, не то пожалеешь.
Тут отец испустил вздох и прекратил попытки сменить тему.
— Солнышко, твоя мама права. Они недаром выбрали тебя, а не его…
Цитра бросила нож на стол. Не потому, что боялась пустить его в ход, а потому, что серп Кюри внушила ей, что нельзя держать в руках оружие, когда тобой овладевает гнев, пусть даже это всего лишь столовый нож. Цитра постаралась тщательно выбирать слова, но, кажется, ей это не очень удалось.
— Я серп! — В ее голосе звенела сталь. — Конечно, я ваша дочь, но вы должны оказывать мне уважение, подобающее моему званию.
В глазах Бена вспыхнуло страдание, как в ту ночь, когда Цитру заставили пронзить его сердце ножом.
— Значит, мы все должны теперь называть тебя «серп Анастасия»? — спросил он.
— Конечно нет, — ответила она.
— Конечно нет, — передразнила мать. — Достаточно и «Ваша честь».
И тогда Цитра вспомнила слова, которые ей когда-то сказал серп Фарадей: «Первое, что теряет человек, становясь серпом — это его семья».
Они больше не разговаривали до самого конца обеда, а как только посуду очистили от остатков еды и поместили в моечную машину, Цитра проговорила:
— Думаю, мне пора.
Родители не стали упрашивать ее остаться. Ими владела та же неловкость, что и ею. Мать больше не пыталась ее подколоть. Казалось, она сдалась. На ее глазах выступили слезы, которые она постаралась скрыть, крепко сжав Цитру в объятиях, но та все равно заметила.
— Приходи опять поскорей, солнышко, — сказала мать. — Это ведь по-прежнему твой дом.
Но это больше не был ее дом, и все это знали.
— Буду учиться водить, и неважно, сколько раз я при этом погибну!
Уже назавтра после Дня благодарения Анастасия — Анастасия, не Цитра — была как никогда полна решимости рулить собственной судьбой. Неудачная трапеза с родными навела ее на мысль, что необходимо проложить дистанцию между тем, кем она когда-то была и кем стала сейчас. Если она намерена стать настоящим серпом, то школьницу, всюду разъезжающую на публикаре, нужно оставить позади.
— Повезешь нас на сегодняшнюю прополку, — ответила ей Мари.
— У меня получится, — сказала Анастасия, хотя уверенности вовсе не чувствовала. На последнем уроке она умудрилась свалиться в кювет.
— Ехать будем в основном по сельским дорогам, — говорила Мари, пока они шли к машине, — так что проверим твои навыки, не подвергая опасности слишком много народу.
— Мы серпы, — заметила Цитра. — Мы — сама опасность во плоти.
Городишко, куда они направлялись, целый год не видал серпа. А сегодня их там окажется целых двое. Серп Кюри будет быстра и эффективна, серп Анастасия даст отсрочку на месяц. Для своих совместных прополок они нашли ритм, подходящий обеим.
Они рывками выехали из гаража, потому что Цитра никак не могла освоиться с ручной коробкой передач «Порше». Сама концепция сцепления представлялась ей чем-то вроде средневековой пытки.
— Что за блажь такая — три педали? — ныла она. — У людей только две ноги!
— Представь себе, что это рояль, Анастасия.
— Ненавижу рояли!
Шутливая перебранка немного успокаивала Цитру, к тому же когда она имела возможность пожаловаться, ее вождение становилось более плавным. Но все же Цитра находилась лишь в самом начале крутого подъема к вершине водительского мастерства, и если бы за рулем сидела серп Кюри, дальнейшее могло бы обернуться совсем иначе.
Не проехали они и четверти мили по извилистой частной дороге, ведущей от «Дома над водопадом» вниз, как из лесу прямо под колеса бросился какой-то человек.
— Кляксоман! — вскрикнула серп Кюри.
Последним криком моды у ищущих острых ощущений подростков стало изображать из себя козявок, разбивающихся о лобовое стекло. Нелегкая задачка. Застать врасплох автомобиль, подключенный к направляющей сети, было очень трудно, а машинами, не имеющими доступа к сети, обычно управляли опытные водители. Если бы за рулем сидела серп Кюри, она бы проворно объехала потенциального кляксомана и проследовала бы дальше, не притормозив. Но у Цитры нужные рефлексы еще не выработались. Ее руки приклеились к баранке, а нога, которой она намеревалась нажать на тормоз, угодила на проклятое сцепление. Они врезались прямо в любителя приключений. Тот упал на капот, отскочил, ударился о лобовое стекло, тут же украсившееся паутиной трещин, и перелетел через крышу. К тому времени, когда Цитра нашла тормоз и машина остановилась, шалопай уже лежал на асфальте позади.
— Дерьмо!
Серп Кюри набрала в грудь побольше воздуха и медленно выпустила его.
— В смертные времена это означало бы, что ты провалила экзамен на права, — сказала она.
Они вышли из машины. Серп Кюри принялась исследовать травмы, нанесенные ее драгоценному «Порше», а Цитра бросилась к кляксоману, собираясь высказать все, что о нем думает. Первая ее настоящая поездка за рулем — и нá тебе, какой-то придурок все испортил!
Придурок все еще был жив, но едва-едва, и, судя по виду, ему было очень больно, однако Цитра знала, что это не так. Его болевые наниты включились, как только он ударился о машину, — а «дорожные» кляксоманы всегда настраивали свои наниты на самый высокий уровень, чтобы причинить себе максимум вреда с минимальным дискомфортом. Наниты-целители уже взялись за работу, но лишь продлили агонию, потому что меньше чем через минуту парень будет квазимертв.