— Эмель. Ты… от Госпожи… нашей? Я пхавда… умру?
Госпожи? Ну, тут гадать и гадать — у каждого клана дроу своя персональная «Госпожа» — пантеон у них не то, чтобы сильно большой, но больше десятка. А где богов больше хотя бы трех — там беспорядок и путаница.
Дроу в темноте видят отлично, а я сейчас выгляжу, как опереточная божественная сущность — темный длинный плащ с капюшоном, мертвенно бледное по причине физического и магического истощения лицо, тлеющие угольками глаза, чуть заострившиеся клыки… Красавец!
Наверно, он принял меня за посланника из свиты Киарансали. У Ллос посланники-мужчины отсутствуют, как класс (она их в основном трахает, убивает, кушает, превращает в пауков и всячески издевается… в произвольной последовательности). Велшарун — покровитель некромагии — совершенно точно не «госпожа», а совсем даже «господин». Посланником Илистри я не могу быть из-за специализации последней — эта Леди делами мертвых не занимается… И, вообще, некромагов недолюбливает. Сильно. Смертельно.
Скорее всего, Эмель — последователь Киарансали. Той самой, на жертвеннике которой мне предлагала устроить оргию Найристри… Надо ж, как повернулось. И теперь меня принимают за Ее Посланца — как там его? — Вестник Иджуо? Идзумо? Изя? Изая? Ох, мало меня Валька по верованиями дроу гоняла! Ох, мало!
А Эмель, получается… даже чуть-чуть коллега!
Я постучал ногтем по стволу сука, на который он нанизался. Эмель скосил глаза вниз и поморщился. Понял.
— Сам все понимаешь. — Покивал я. — Но ты уйдешь без боли. Уж это в моей… компетенции. И не бойся — где-нибудь да родишься — Тропа у тебя широкая получилась. И здешние неприятности забудешь. А там — детство, юность, приключения, девушки… или мальчики. Смотря, кем родишься.
— Прихххольно! Хочу малчщиком… П'сланник… пжайста! Я готофхххх!
Он готов, надо ж… Люди перед лицом смерти ведут себя по-разному. Кто-то теряет последние крохи человечности, а кто-то взрослеет разом на десяток-другой лет и ведет себя соответствующе.
— Ты куда-то торопишься? Не торопись. Минут десять еще протянешь. А я рядом побуду, чтоб тебе скучно не было.
— Спхасибхо, П'сланник… мхне не скхущщно… — И снова скалится.
— Эмель, можно тебя попросить? Мне нужна твоя память, воспоминания. — Взгляд его стал подозрительным, даже испуганным, и я поторопился объяснить. — Просто посмотреть. Источником клянусь! Я как бы за тебя тут останусь. Если не возражаешь, конечно…
— Прихххольно! Кхххласс! Кхххуто! Мохду набей Умилью и его хххомпании! И Длинхххе — тогхе в мохххду! И моих тхххансфохххмехххов отдххай Эвелингу! А диски… — пусть Вихххитор забехххет — он вечно у меххххя их кьянчит… А Лади не вздумай обигхххать — она классная девхххёнка! Похххял?!
М-да… а ведь ему лет тридцать. Одно слово — мужчина дроу.
— Эй-эй! Погодь! Если я диски отдам, то во что же Я тогда играть буду?!
— Лахххно… дискхххи оставь.
Сколько энергии выделяется при смерти человека?
Любое разумное существо считает себя пупом земли, центром мироздания, осью, о которую трутся белые медведи. Считать себя самым-самым — возможно, это даже такое свойство разума. Такой эгоцентризм — в его природе. Главная характеристика. И нет ничего удивительного в том, что прекращение существования этого «бугра на ровном месте» в Ткани Мира другими разумным «буграм» будет считаться чем-то выдающимся.
И кто б ни рассуждал на эту тему, он начинает описывать это, как некое Эпохальное Из Ряда Вон Выходящее Событие.
Тут вам и «Звездные Войны», в которых джедаев скручивает от «возмущения в Силе», вызванной смертью разумных, тут вам и хрестоматийные некроманты, «черпающие силу в умерщвлении». И чем круче умерщвленный и чем больше он помучается перед смертью, тем больше этой самой энергии получает злодей-некромант. С молниями, воздушными ударами, световыми вспышками, парящим в воздухе мертвым телом и громогласным зловещим «муа-ха-ха!» (и каким-нибудь мощным фоновым долби-сурраунд).
Ну, что-то в этом есть, конечно. В кои-то веки эгоцентризм фантазирующего человеческого разума не ошибся и сделал правильное предположение. Частично.
— Эмель. Ты… от Госпожи… нашей? Я пхавда… умру?
Госпожи? Ну, тут гадать и гадать — у каждого клана дроу своя персональная «Госпожа» — пантеон у них не то, чтобы сильно большой, но больше десятка. А где богов больше хотя бы трех — там беспорядок и путаница.
Дроу в темноте видят отлично, а я сейчас выгляжу, как опереточная божественная сущность — темный длинный плащ с капюшоном, мертвенно бледное по причине физического и магического истощения лицо, тлеющие угольками глаза, чуть заострившиеся клыки… Красавец!
Наверно, он принял меня за посланника из свиты Киарансали. У Ллос посланники-мужчины отсутствуют, как класс (она их в основном трахает, убивает, кушает, превращает в пауков и всячески издевается… в произвольной последовательности). Велшарун — покровитель некромагии — совершенно точно не «госпожа», а совсем даже «господин». Посланником Илистри я не могу быть из-за специализации последней — эта Леди делами мертвых не занимается… И, вообще, некромагов недолюбливает. Сильно. Смертельно.
Скорее всего, Эмель — последователь Киарансали. Той самой, на жертвеннике которой мне предлагала устроить оргию Найристри… Надо ж, как повернулось. И теперь меня принимают за Ее Посланца — как там его? — Вестник Иджуо? Идзумо? Изя? Изая? Ох, мало меня Валька по верованиями дроу гоняла! Ох, мало!
А Эмель, получается… даже чуть-чуть коллега!
Я постучал ногтем по стволу сука, на который он нанизался. Эмель скосил глаза вниз и поморщился. Понял.
— Сам все понимаешь. — Покивал я. — Но ты уйдешь без боли. Уж это в моей… компетенции. И не бойся — где-нибудь да родишься — Тропа у тебя широкая получилась. И здешние неприятности забудешь. А там — детство, юность, приключения, девушки… или мальчики. Смотря, кем родишься.
— Прихххольно! Хочу малчщиком… П'сланник… пжайста! Я готофхххх!
Он готов, надо ж… Люди перед лицом смерти ведут себя по-разному. Кто-то теряет последние крохи человечности, а кто-то взрослеет разом на десяток-другой лет и ведет себя соответствующе.
— Ты куда-то торопишься? Не торопись. Минут десять еще протянешь. А я рядом побуду, чтоб тебе скучно не было.
— Спхасибхо, П'сланник… мхне не скхущщно… — И снова скалится.
— Эмель, можно тебя попросить? Мне нужна твоя память, воспоминания. — Взгляд его стал подозрительным, даже испуганным, и я поторопился объяснить. — Просто посмотреть. Источником клянусь! Я как бы за тебя тут останусь. Если не возражаешь, конечно…
— Прихххольно! Кхххласс! Кхххуто! Мохду набей Умилью и его хххомпании! И Длинхххе — тогхе в мохххду! И моих тхххансфохххмехххов отдххай Эвелингу! А диски… — пусть Вихххитор забехххет — он вечно у меххххя их кьянчит… А Лади не вздумай обигхххать — она классная девхххёнка! Похххял?!
М-да… а ведь ему лет тридцать. Одно слово — мужчина дроу.
— Эй-эй! Погодь! Если я диски отдам, то во что же Я тогда играть буду?!
— Лахххно… дискхххи оставь.
Сколько энергии выделяется при смерти человека?
Любое разумное существо считает себя пупом земли, центром мироздания, осью, о которую трутся белые медведи. Считать себя самым-самым — возможно, это даже такое свойство разума. Такой эгоцентризм — в его природе. Главная характеристика. И нет ничего удивительного в том, что прекращение существования этого «бугра на ровном месте» в Ткани Мира другими разумным «буграм» будет считаться чем-то выдающимся.
И кто б ни рассуждал на эту тему, он начинает описывать это, как некое Эпохальное Из Ряда Вон Выходящее Событие.
Тут вам и «Звездные Войны», в которых джедаев скручивает от «возмущения в Силе», вызванной смертью разумных, тут вам и хрестоматийные некроманты, «черпающие силу в умерщвлении». И чем круче умерщвленный и чем больше он помучается перед смертью, тем больше этой самой энергии получает злодей-некромант. С молниями, воздушными ударами, световыми вспышками, парящим в воздухе мертвым телом и громогласным зловещим «муа-ха-ха!» (и каким-нибудь мощным фоновым долби-сурраунд).
Ну, что-то в этом есть, конечно. В кои-то веки эгоцентризм фантазирующего человеческого разума не ошибся и сделал правильное предположение. Частично.