Верной дорогой идем!
— Открываю глаза — стоит мужик. Улыбается. Потом узнал — новый секретарь крайкома Кузьмин! Лично поисковую группу возглавил — спас, можно сказать. Взял мою руку, пульс потрогал. Говорит: жив пацан. Потом пальцы мои к глазам поднес. Под ногтями, ясное дело, грязь. Смотрит пристально. И вдруг — слова те мне навек запомнились: “Э-э-э! Да ты у нас Колумб!”
Такие слова трудно не запомнить.
— “Новую землю открыл! Под ногтями у тебя — целое богатство!”
Я невольно глянул на Пекины ногти: богатство на месте!
— Не преувеличиваешь? — спросил осторожно.
— Прям! Чтобы тебя порадовать, себя закопал!
— Ну дальше.
— Ну и пошли рудники…
Я потряс головой.
— С твоих ногтей, что ли?
— Ну.
Я вздохнул. Неплохо бы сейчас прогуляться, образумиться... Потом вспомнил, где мы. Как-то отвлекся от этого.
— Дальше давай.
— Батю канавщиком взяли на рудник. Самая вредная работа! Канавы чистить, по которым все отходы производства идут. Ну — без образования.
— А ты? — вырвалось у меня.
— Обо мне речь впереди, — произнес он неторопливо.
Неужели мы так надолго тут?
— Край наш резко в гору пошел.
Складно. Теперь понимаю, почему Ежов его во ВГИК взял.
— Замечательно, — выговорил я.
— Да хер ли замечательного?! — вдруг резко тональность сменил. — “Всем ордена да медали — а мне опять ничего не дали!” Кузьмин — герой соцтруда!
Верной дорогой идем!
— Открываю глаза — стоит мужик. Улыбается. Потом узнал — новый секретарь крайкома Кузьмин! Лично поисковую группу возглавил — спас, можно сказать. Взял мою руку, пульс потрогал. Говорит: жив пацан. Потом пальцы мои к глазам поднес. Под ногтями, ясное дело, грязь. Смотрит пристально. И вдруг — слова те мне навек запомнились: “Э-э-э! Да ты у нас Колумб!”
Такие слова трудно не запомнить.
— “Новую землю открыл! Под ногтями у тебя — целое богатство!”
Я невольно глянул на Пекины ногти: богатство на месте!
— Не преувеличиваешь? — спросил осторожно.
— Прям! Чтобы тебя порадовать, себя закопал!
— Ну дальше.
— Ну и пошли рудники…
Я потряс головой.
— С твоих ногтей, что ли?
— Ну.
Я вздохнул. Неплохо бы сейчас прогуляться, образумиться... Потом вспомнил, где мы. Как-то отвлекся от этого.
— Дальше давай.
— Батю канавщиком взяли на рудник. Самая вредная работа! Канавы чистить, по которым все отходы производства идут. Ну — без образования.
— А ты? — вырвалось у меня.
— Обо мне речь впереди, — произнес он неторопливо.
Неужели мы так надолго тут?
— Край наш резко в гору пошел.
Складно. Теперь понимаю, почему Ежов его во ВГИК взял.
— Замечательно, — выговорил я.
— Да хер ли замечательного?! — вдруг резко тональность сменил. — “Всем ордена да медали — а мне опять ничего не дали!” Кузьмин — герой соцтруда!