Я кивнул головой. Пять мальчишек за вечер - это уже рубль. Через пятнадцать дней - одна камера, через месяц - две.
Котька прибежал ко мне через час. Сначала он свистнул - два коротких, один длинный, но, не дождавшись ответа, отворил калитку и заглянул во двор.
- Ну, машинка! - заорал он. - Мать купила, да?
Он присел и покрутил рукой педали.
- Блеск! Прокачусь?
- Гони до стадиона и обратно, - сказал я.
Котька побежал, толкая велосипед перед собой, и с ходу впрыгнул в седло. Высоко задрав нос, он покатил к стадиону.
- Отличный ход, - сказал он, вернувшись. - Еще можно? - Котька улыбнулся. Он был рад до чёртиков.
- Нет, Котька, - сказал я, - гони двадцать копеек, тогда поезжай еще раз.
Котька удивлённо посмотрел на меня. Он думал, что я шучу.
- Серьёзно, - сказал я. - Надо собрать деньги на камеры. Ты видишь, какой ход... Здесь же противогазные трубки!
- Противогазные трубки, - повторил Котька. Он сразу стал грустным. - Сейчас я принесу тебе двадцать копеек. Для Дорофея собирал.
Котька вернулся и сунул мне двадцать копеек. Они были тёплыми и чуть мокрыми. Он их сжимал в кулаке, когда нёс.
Котька поехал к стадиону, а я сел на углу на розовое крыльцо.
Котька вернулся и прислонил велосипед к крыльцу. Он сел рядом. На его лбу блестели капельки пота, он стирал их рукой.
- Говорят, скоро будет солнечное затмение, - сказал он. - Станет темно, как ночью. Надо стёкла коптить.
Велосипед стоял внизу и ждал пассажиров. Уже стемнело, а желающих покататься все не было.
- Интересно, отчего пушка бьёт, когда солнце закатится? - опросил Котька.
Я пожал плечами. Мне было не до пушки. Я ждал пассажиров. Наконец, хлопнула калитка напротив. Подошёл Вовка Жереб.
- Твой, что ли?
- Его, - сказал Котька. - Двадцать копеек, и гони до стадиона.
- Подожду лучших времён, - сказал Жереб и звонко сплюнул сквозь зубы. Он достал из кармана бычок и закурил. Дым Жереб выпускал через нос, и его широкие ноздри шевелились. Я решил, что дам ему покататься, когда никого не будет.
Я кивнул головой. Пять мальчишек за вечер - это уже рубль. Через пятнадцать дней - одна камера, через месяц - две.
Котька прибежал ко мне через час. Сначала он свистнул - два коротких, один длинный, но, не дождавшись ответа, отворил калитку и заглянул во двор.
- Ну, машинка! - заорал он. - Мать купила, да?
Он присел и покрутил рукой педали.
- Блеск! Прокачусь?
- Гони до стадиона и обратно, - сказал я.
Котька побежал, толкая велосипед перед собой, и с ходу впрыгнул в седло. Высоко задрав нос, он покатил к стадиону.
- Отличный ход, - сказал он, вернувшись. - Еще можно? - Котька улыбнулся. Он был рад до чёртиков.
- Нет, Котька, - сказал я, - гони двадцать копеек, тогда поезжай еще раз.
Котька удивлённо посмотрел на меня. Он думал, что я шучу.
- Серьёзно, - сказал я. - Надо собрать деньги на камеры. Ты видишь, какой ход... Здесь же противогазные трубки!
- Противогазные трубки, - повторил Котька. Он сразу стал грустным. - Сейчас я принесу тебе двадцать копеек. Для Дорофея собирал.
Котька вернулся и сунул мне двадцать копеек. Они были тёплыми и чуть мокрыми. Он их сжимал в кулаке, когда нёс.
Котька поехал к стадиону, а я сел на углу на розовое крыльцо.
Котька вернулся и прислонил велосипед к крыльцу. Он сел рядом. На его лбу блестели капельки пота, он стирал их рукой.
- Говорят, скоро будет солнечное затмение, - сказал он. - Станет темно, как ночью. Надо стёкла коптить.
Велосипед стоял внизу и ждал пассажиров. Уже стемнело, а желающих покататься все не было.
- Интересно, отчего пушка бьёт, когда солнце закатится? - опросил Котька.
Я пожал плечами. Мне было не до пушки. Я ждал пассажиров. Наконец, хлопнула калитка напротив. Подошёл Вовка Жереб.
- Твой, что ли?
- Его, - сказал Котька. - Двадцать копеек, и гони до стадиона.
- Подожду лучших времён, - сказал Жереб и звонко сплюнул сквозь зубы. Он достал из кармана бычок и закурил. Дым Жереб выпускал через нос, и его широкие ноздри шевелились. Я решил, что дам ему покататься, когда никого не будет.