- Ну? - сказал Федоров, возвращаясь к телефону. Он внимательно осмотрел нас. Его взгляд остановился на мне.
- Адрес?
Я хотел соврать. Я уже открыл рот, чтобы соврать, но, посмотрев на его губы, вдруг сказал правду.
Он отвернулся и стал крутить ручку телефона.
- Мостовой, - крикнул он в трубку.
Шурка задышал мне в ухо:
- Кому это надо?
Шурка был прав. Я покосился на Котьку. Котька стоял по стойке смирно. Через плечо у него висела противогазная сумка с вышитой надписью «Казанджи». В сумке были Котькины тетради и учебники. Еще там были булочки, которые нам выдавали в школе. Мне захотелось есть.
Скрипнула дверь, и в дот вернулся старшина Зурико.
- Вы у меня третьи за неделю, - сказал он. - Великое переселение народов. Куда бежали, генацвале?
- В Африку, - пробурчал Шурка. - К неграм и обезьянам. Охотиться за слонами.
Послышался шум приближающегося автомобиля.
- Завтра ты еще не так будешь острить, сопляк. Я тебя сам домой отведу, клянусь.
Зурико вышел.
Бежали мы в Лубны. К Шуркиной бабке. Бабка писала, что домик сохранился и сад тоже, и приглашала их приехать. Но Шуркиной матери было некогда, - она работала в госпитале. Тогда Шурка подбил нас.
- Поедем, - сказал он. - Отожрёмся. Это же Украина, всесоюзная житница. Сметану будем есть. Мёд.
Мы согласились. Бежали мы в субботу, сразу после уроков. А погорели мы глупо. Поздно заметили КПП и поздно легли на дно кузова. Ложиться не стоило. Это уж точно. Зурико так и сказал, снимая нас с форда: «Честный человек, покидая запретную зону, не будет прятаться при виде КПП».
- Рубать будете? - спросил Федоров. Он прошёл в угол дота. Зашуршало сено. Он склонился над вещмешком и достал банку американской тушёнки и финку с наборной ручкой. Финка беззвучно вошла в банку. Он протянул банку Жеребу.
- Хлеб и ложки на столе.
Мы молчали. Он толкнул ногой дверь и вышел. Он был высок и костист. Он сильно нагнулся, выходя из дота. Над его плечом на секунду заискрились звезды и опять исчезли.
- Уже вечер, - грустно сказал Котька.
- Вам-то что! - сказал Шурка. - А мой любимый дядя орденоносец имеет сто килограммов весу.
- Ну? - сказал Федоров, возвращаясь к телефону. Он внимательно осмотрел нас. Его взгляд остановился на мне.
- Адрес?
Я хотел соврать. Я уже открыл рот, чтобы соврать, но, посмотрев на его губы, вдруг сказал правду.
Он отвернулся и стал крутить ручку телефона.
- Мостовой, - крикнул он в трубку.
Шурка задышал мне в ухо:
- Кому это надо?
Шурка был прав. Я покосился на Котьку. Котька стоял по стойке смирно. Через плечо у него висела противогазная сумка с вышитой надписью «Казанджи». В сумке были Котькины тетради и учебники. Еще там были булочки, которые нам выдавали в школе. Мне захотелось есть.
Скрипнула дверь, и в дот вернулся старшина Зурико.
- Вы у меня третьи за неделю, - сказал он. - Великое переселение народов. Куда бежали, генацвале?
- В Африку, - пробурчал Шурка. - К неграм и обезьянам. Охотиться за слонами.
Послышался шум приближающегося автомобиля.
- Завтра ты еще не так будешь острить, сопляк. Я тебя сам домой отведу, клянусь.
Зурико вышел.
Бежали мы в Лубны. К Шуркиной бабке. Бабка писала, что домик сохранился и сад тоже, и приглашала их приехать. Но Шуркиной матери было некогда, - она работала в госпитале. Тогда Шурка подбил нас.
- Поедем, - сказал он. - Отожрёмся. Это же Украина, всесоюзная житница. Сметану будем есть. Мёд.
Мы согласились. Бежали мы в субботу, сразу после уроков. А погорели мы глупо. Поздно заметили КПП и поздно легли на дно кузова. Ложиться не стоило. Это уж точно. Зурико так и сказал, снимая нас с форда: «Честный человек, покидая запретную зону, не будет прятаться при виде КПП».
- Рубать будете? - спросил Федоров. Он прошёл в угол дота. Зашуршало сено. Он склонился над вещмешком и достал банку американской тушёнки и финку с наборной ручкой. Финка беззвучно вошла в банку. Он протянул банку Жеребу.
- Хлеб и ложки на столе.
Мы молчали. Он толкнул ногой дверь и вышел. Он был высок и костист. Он сильно нагнулся, выходя из дота. Над его плечом на секунду заискрились звезды и опять исчезли.
- Уже вечер, - грустно сказал Котька.
- Вам-то что! - сказал Шурка. - А мой любимый дядя орденоносец имеет сто килограммов весу.