- Нюни распустили, - Жереб презрительно сплюнул.
- Плюй, Жереб, плюй, - сказал Шурка. - Зуб даю, что он и тебе по шее смажет. Он к тебе слабость питает.
- Не имеет права, - буркнул Жереб.
- Спорим, - Шурка протянул руку.
- Идите к чёрту! - крикнул Жереб. Он встал из-за стола и улёгся в углу на сено. Сено было покрыто парусом.
- Комфорт, - крикнул Шурка и лёг рядом. Мы е Котькой доели тушёнку и тоже легли.
Сено было свежее. От него пахло солнцем, наверно, его долго просушивали.
Было мягко. Я сам не заметил, как уснул.
Проснулся я неизвестно отчего. За столом сидели Фёдоров, Зурико и незнакомый матрос. Они ужинали,
- Что будем делать с ними? - спросил матрос и кивнул в нашу сторону.
- Завтра отвезём. Сменимся и отвезём. Эта такая шпана, знаешь, да?
- Пацаны как пацаны, - сказал Фёдоров. - Налей еще чайку.
Сахар хрустел у них на зубах. Они пили и курили махорку. Запах сена исчез. Мне было не заснуть. Я злился. «Водохлёбы, - думал я. - Другие воюют, а они здесь чаи гоняют. И еще шпаной обзывают».
- Слушай, Федоров, - сказал Зурико, - всё хочу у тебя спросить... Между прочим, почему у тебя такие губы?
- Да так, - задумчиво протянул Федоров. - Фельдфебель один постарался.
- Ты что, в плену был, да? - удивился Зурико. - Брось, кацо, не надо меня пугать.
Фёдоров затянулся и, вздохнув, выпустил узкую и долгую струйку дыма.
- Мне повезло. Меня отбили партизаны. Я ещё партизанил.
- Реабилитировал, стало быть, себя, - сказал третий.
- А где ты сам был, когда мы сдавали Севастополь, - вдруг зло крикнул Фёдоров, - А?!
- Меня еще тогда не призвали, - растерянно сказал матрос, - меня только весной мобилизовали. Как раз в мае.
- Мобилизовали… - усмехнувшись, повторил Фёдоров и повернулся к Зурико. - А меня взяли на Фиоленте, помнишь, как это было. За спиной море. Отступать уже некуда.,.
- Нюни распустили, - Жереб презрительно сплюнул.
- Плюй, Жереб, плюй, - сказал Шурка. - Зуб даю, что он и тебе по шее смажет. Он к тебе слабость питает.
- Не имеет права, - буркнул Жереб.
- Спорим, - Шурка протянул руку.
- Идите к чёрту! - крикнул Жереб. Он встал из-за стола и улёгся в углу на сено. Сено было покрыто парусом.
- Комфорт, - крикнул Шурка и лёг рядом. Мы е Котькой доели тушёнку и тоже легли.
Сено было свежее. От него пахло солнцем, наверно, его долго просушивали.
Было мягко. Я сам не заметил, как уснул.
Проснулся я неизвестно отчего. За столом сидели Фёдоров, Зурико и незнакомый матрос. Они ужинали,
- Что будем делать с ними? - спросил матрос и кивнул в нашу сторону.
- Завтра отвезём. Сменимся и отвезём. Эта такая шпана, знаешь, да?
- Пацаны как пацаны, - сказал Фёдоров. - Налей еще чайку.
Сахар хрустел у них на зубах. Они пили и курили махорку. Запах сена исчез. Мне было не заснуть. Я злился. «Водохлёбы, - думал я. - Другие воюют, а они здесь чаи гоняют. И еще шпаной обзывают».
- Слушай, Федоров, - сказал Зурико, - всё хочу у тебя спросить... Между прочим, почему у тебя такие губы?
- Да так, - задумчиво протянул Федоров. - Фельдфебель один постарался.
- Ты что, в плену был, да? - удивился Зурико. - Брось, кацо, не надо меня пугать.
Фёдоров затянулся и, вздохнув, выпустил узкую и долгую струйку дыма.
- Мне повезло. Меня отбили партизаны. Я ещё партизанил.
- Реабилитировал, стало быть, себя, - сказал третий.
- А где ты сам был, когда мы сдавали Севастополь, - вдруг зло крикнул Фёдоров, - А?!
- Меня еще тогда не призвали, - растерянно сказал матрос, - меня только весной мобилизовали. Как раз в мае.
- Мобилизовали… - усмехнувшись, повторил Фёдоров и повернулся к Зурико. - А меня взяли на Фиоленте, помнишь, как это было. За спиной море. Отступать уже некуда.,.