Придворный ювелир, стоявший на почтительном расстоянии, приблизился к столику, намереваясь прибрать отложенные драгоценности, но императрица предостерегающе подняла руку:
— Эти пока оставь, я ещё раз посмотрю, что-то выберу, а остальные заберёшь.
Ювелир, поглядывая на придворных дам, стоявших рядом со столиком и не сводивших с него глаз, нерешительно переступил с ноги на ногу:
— Я бы, фаше феличество, пока бы... футлярчики... Их бы...
— Ступай!
Завидев великого канцлера, Елизавета протянула руку для поцелуя. Продолговатое лицо Бестужева с тонким разрезом рта и даже тщательно завитые букли и белые чулки под короткими панталонами, выглядывающими из-под превосходно сшитого темно-красного кафтана, — всё это излучает высокомерие.
— Что нового, Алексей Петрович? — Императрица внимательно смотрела в лицо хитрого и умного царедворца.
— Слава Богу, ничего, — чуть дёрнув губой в ироничной усмешке, отвечал канцлер.
— И то хорошо, — кивнула Елизавета. — А у меня новина: думаю свадьбу великому князю сыграть.
Ювелир, не меняя почтительного положения, успел-таки перехватить одну дамскую ручку, которая, улучив момент, потянулась к полыхающему великолепием столику, поднёс ручку к губам, а столик, прикрыв шёлковым платком, отодвинул в глубь комнаты.
— Эта новость, Ваше Величество, каждому воробью ведома, — говорил Бестужев с бесстрастным выражением лица, но прежней усмешечкой в глазах. — Надеюсь, звали не затем, чтобы на свадьбу пригласить?
— Догадлив, граф, — тоже усмехнулась царица, — за то и ценю.
— Увы, матушка, — сразу приступил к делу граф, — казна пуста.
Елизавета, которой эти игры были хорошо известны, никак не отреагировала на горестный вздох канцлера.
Смекнув, что от трат не уйти, Бестужев осторожно спросил:
— Не меньше миллиона потратить думаете, а?
Императрица искренне расхохоталась.
— Миллион!.. Одни энти безделушки, — она показала на камни, — тыщ на триста потянут, и то придётся выторговывать каждую копейку... — Ювелир скромно потупился. — А невесту нашу бесприданную приодеть? Покои отделать, церкви золотой оклад подарить... — Елизавета вздохнула. — Да и сама пообносилась.
Понимая, что это бесполезно, канцлер всё ещё продолжал вяло сопротивляться:
— Армия третий месяц без жалованья, дворцовому штату, стыдно сказать, задолжали...
— Для чего вы мне это говорите, с меня своих забот хватает! — делано возмутилась Елизавета. — Прикажите генерал-прокурору деньги изыскать — это его дело... Сами придумайте что-нибудь, пусть откупщики мошной тряхнут. Вон, сказывают, соль дешева, накиньте на пуд копеечку, пусть губернии подать пришлют... Да мало ли откуда деньги берутся, не бедные же мы!..
— Оно так, матушка, — не сдавался Бестужев, — спереди шик, а сзади-то пшик. — И сделал попытку завершить разговор: — Значит, миллиона три.
Придворный ювелир, стоявший на почтительном расстоянии, приблизился к столику, намереваясь прибрать отложенные драгоценности, но императрица предостерегающе подняла руку:
— Эти пока оставь, я ещё раз посмотрю, что-то выберу, а остальные заберёшь.
Ювелир, поглядывая на придворных дам, стоявших рядом со столиком и не сводивших с него глаз, нерешительно переступил с ноги на ногу:
— Я бы, фаше феличество, пока бы... футлярчики... Их бы...
— Ступай!
Завидев великого канцлера, Елизавета протянула руку для поцелуя. Продолговатое лицо Бестужева с тонким разрезом рта и даже тщательно завитые букли и белые чулки под короткими панталонами, выглядывающими из-под превосходно сшитого темно-красного кафтана, — всё это излучает высокомерие.
— Что нового, Алексей Петрович? — Императрица внимательно смотрела в лицо хитрого и умного царедворца.
— Слава Богу, ничего, — чуть дёрнув губой в ироничной усмешке, отвечал канцлер.
— И то хорошо, — кивнула Елизавета. — А у меня новина: думаю свадьбу великому князю сыграть.
Ювелир, не меняя почтительного положения, успел-таки перехватить одну дамскую ручку, которая, улучив момент, потянулась к полыхающему великолепием столику, поднёс ручку к губам, а столик, прикрыв шёлковым платком, отодвинул в глубь комнаты.
— Эта новость, Ваше Величество, каждому воробью ведома, — говорил Бестужев с бесстрастным выражением лица, но прежней усмешечкой в глазах. — Надеюсь, звали не затем, чтобы на свадьбу пригласить?
— Догадлив, граф, — тоже усмехнулась царица, — за то и ценю.
— Увы, матушка, — сразу приступил к делу граф, — казна пуста.
Елизавета, которой эти игры были хорошо известны, никак не отреагировала на горестный вздох канцлера.
Смекнув, что от трат не уйти, Бестужев осторожно спросил:
— Не меньше миллиона потратить думаете, а?
Императрица искренне расхохоталась.
— Миллион!.. Одни энти безделушки, — она показала на камни, — тыщ на триста потянут, и то придётся выторговывать каждую копейку... — Ювелир скромно потупился. — А невесту нашу бесприданную приодеть? Покои отделать, церкви золотой оклад подарить... — Елизавета вздохнула. — Да и сама пообносилась.
Понимая, что это бесполезно, канцлер всё ещё продолжал вяло сопротивляться:
— Армия третий месяц без жалованья, дворцовому штату, стыдно сказать, задолжали...
— Для чего вы мне это говорите, с меня своих забот хватает! — делано возмутилась Елизавета. — Прикажите генерал-прокурору деньги изыскать — это его дело... Сами придумайте что-нибудь, пусть откупщики мошной тряхнут. Вон, сказывают, соль дешева, накиньте на пуд копеечку, пусть губернии подать пришлют... Да мало ли откуда деньги берутся, не бедные же мы!..
— Оно так, матушка, — не сдавался Бестужев, — спереди шик, а сзади-то пшик. — И сделал попытку завершить разговор: — Значит, миллиона три.