— Не там ищете...
— А где, где? — с бессмысленной улыбкой лепетал князь.
— Дайте руку.
Она направила руку Петра туда, где глубокое декольте открывало её пышные формы.
— О-о!.. — восхищённо застонал князь, шаря по её груди, и вдруг воскликнул в голос: — О!
Он открыл глаза и, вынув руку из запретного места, обнаружил в ней крохотную бутылочку. Воронцова залилась смехом, а князь без промедления принялся вытаскивать пробку:
— Что там есть?
— Хлебное вино, — хихикнула запасливая Лизка.
— Путём пить?
— Ага. — Она быстро запустила руку в шиньон и извлекла оттуда маленький стакан.
Глаза наследника хищно блеснули.
— Колоссаль, мадемуазель Лизавета, колоссаль... Лизхен, любовь моя. — Князь чмокнул бутылочку.
Лизхен, снисходительно улыбаясь, смотрела на него. Потом, бросив быстрый взгляд на часового, который бесстрастно, как и положено часовому, смотрел перед собой, шепнула:
— У меня в схронке ещё есть, идёмте... — и, не оглядываясь, направилась к сиреневым кустам.
Князь, припадая к бутылочке, повлёкся за ней.
— Ваше высочество, repp Питер... repp Питер!.. Услышав голос Екатерины, Пётр воровато огляделся и быстро нырнул в кусты.
Опередив жениха и невесту, императрица первой отправилась в Петербург, чтобы подготовиться к свадьбе. О, сколь хлопотно это дело! Сидя в креслах у окна в своём будуаре старого Зимнего дворца, царица разглядывала драгоценности, которые раскладывал перед ней придворный ювелир. Солнечные лучи, пронзая стёкла окон, безумствовали, метались меж граней самоцветных камней. Каждое изделие — на отдельной бархатной подушечке, цвет коей наиболее выгодно подчёркивает достоинства каждого камушка, каждой безделушки. Бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры, аквамарины и топазы сверкали и переливались, стреляя тонкими пронзительными лучиками, слепящими глаза. Всякий раз, перебирая пальцами драгоценные дары гор, Елизавета испытывала почти детскую радость — нет, не радость обладания столь несметными сокровищами, а радость общения с прекрасным. Она могла часами вот так сидеть перед инкрустированным столиком, что-то откладывая сразу, что-то примеряя, надевая на пальцы, прикладывая к груди и волосам. Глядя на себя в зеркало, которое держали перед ней два дюжих лакея, каждый раз дивилась она тому, как меняли внешность эти прекрасные безделушки...
Внезапно она нахмурилась, сузила глаза, рассматривая очередное сокровище, чем-то ей явно не угодившее, и взмахом руки отвергла:
— Продавай!
За её спиной вырос, отразившись в зеркале, дежурный флигель-адъютант:
— Ваше Величество, великий канцлер граф Бестужев прибыл.
— Проси. — Елизавета со вздохом отложила великолепный берилл в изящной золотой оправе. — Подите все прочь.
— Не там ищете...
— А где, где? — с бессмысленной улыбкой лепетал князь.
— Дайте руку.
Она направила руку Петра туда, где глубокое декольте открывало её пышные формы.
— О-о!.. — восхищённо застонал князь, шаря по её груди, и вдруг воскликнул в голос: — О!
Он открыл глаза и, вынув руку из запретного места, обнаружил в ней крохотную бутылочку. Воронцова залилась смехом, а князь без промедления принялся вытаскивать пробку:
— Что там есть?
— Хлебное вино, — хихикнула запасливая Лизка.
— Путём пить?
— Ага. — Она быстро запустила руку в шиньон и извлекла оттуда маленький стакан.
Глаза наследника хищно блеснули.
— Колоссаль, мадемуазель Лизавета, колоссаль... Лизхен, любовь моя. — Князь чмокнул бутылочку.
Лизхен, снисходительно улыбаясь, смотрела на него. Потом, бросив быстрый взгляд на часового, который бесстрастно, как и положено часовому, смотрел перед собой, шепнула:
— У меня в схронке ещё есть, идёмте... — и, не оглядываясь, направилась к сиреневым кустам.
Князь, припадая к бутылочке, повлёкся за ней.
— Ваше высочество, repp Питер... repp Питер!.. Услышав голос Екатерины, Пётр воровато огляделся и быстро нырнул в кусты.
Опередив жениха и невесту, императрица первой отправилась в Петербург, чтобы подготовиться к свадьбе. О, сколь хлопотно это дело! Сидя в креслах у окна в своём будуаре старого Зимнего дворца, царица разглядывала драгоценности, которые раскладывал перед ней придворный ювелир. Солнечные лучи, пронзая стёкла окон, безумствовали, метались меж граней самоцветных камней. Каждое изделие — на отдельной бархатной подушечке, цвет коей наиболее выгодно подчёркивает достоинства каждого камушка, каждой безделушки. Бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры, аквамарины и топазы сверкали и переливались, стреляя тонкими пронзительными лучиками, слепящими глаза. Всякий раз, перебирая пальцами драгоценные дары гор, Елизавета испытывала почти детскую радость — нет, не радость обладания столь несметными сокровищами, а радость общения с прекрасным. Она могла часами вот так сидеть перед инкрустированным столиком, что-то откладывая сразу, что-то примеряя, надевая на пальцы, прикладывая к груди и волосам. Глядя на себя в зеркало, которое держали перед ней два дюжих лакея, каждый раз дивилась она тому, как меняли внешность эти прекрасные безделушки...
Внезапно она нахмурилась, сузила глаза, рассматривая очередное сокровище, чем-то ей явно не угодившее, и взмахом руки отвергла:
— Продавай!
За её спиной вырос, отразившись в зеркале, дежурный флигель-адъютант:
— Ваше Величество, великий канцлер граф Бестужев прибыл.
— Проси. — Елизавета со вздохом отложила великолепный берилл в изящной золотой оправе. — Подите все прочь.