— Цел.
— Тогда натягивай штаны! — Они расхохотались, давясь смехом.
— Ты как оказался тут? — завязывая штаны, шёпотом спросил Гриц.
— Считай, случаем. Шёл к тебе да гляжу: лестница ещё не прибрана, а солнышко уже небо румянит. Думаю: как бы не попался котик на сметане, а вдруг пособить придётся. Везёт тебе, что друг у тебя пташка ранняя. Слышь, хочешь чудо покажу?
— В колодце? — хмыкнул Гриц.
— Нет, с колокольни. Заскочим к тебе, и айда. Освежимся?
— Как всегда.
— Бежим, надо успеть до восхода.
А Поликсена, отперев дверь, принялась зевать и потирать глаза, делая вид, что сладко спала. Мавра Григорьевна, обойдя комнату, выглянула на всякий случай в сад. И тут Полинька похолодела: в момент бегства Гришка потерял рубаху, и она красовалась на полу у подоконника. Счастье, что Мавра была подслеповата. Заметив беспорядок, упрекнула:
— Неряшлива, матушка, раскидала одёжку. Подбери-ка. Окна раскрыла... — Она подозрительно поглядела на девушку. — Что за шум был перед рассветом, индо меня разбудил?
— Комары тревожили, считай, всю ночь не спала, все их, проклятых, гоняла, — не моргнув глазом, соврала воспитанница.
— А не энтот ли комар смуглявый, на коего вчерась ты всё глаза пялила? Я прознала: он рядом живёт. А?.. Смотри у меня, не для амуров тебя сюда привезла. — Мавра села в кресло, тяжко охнувшее под ней, да и сама она вздохнула при этом никак не тише. — Говорила вчерась с его светлостью насчёт твоего Мировича, женишка объявленного.
— Он не мой, тётенька, и я за него не пойду, — резко ответила Поликсена, сверкнув глазами. Мавра вскочила, как подброшенная.
— Что плетёшь, мерзавка? Её поишь, кормишь, дрянь безродную! Ко двору, в штат фрейлинский определила, а она... — Старуха задохнулась от гнева и вновь шлёпнулась в кресло, хватаясь за грудь.
— Мирович нищ, тётенька, — тихо проговорила воспитанница.
— То есть как — нищ? — Мавра аж рот приоткрыла.
— Алексей Григорьевич сказали, что на родовое имение Мировичей секвестр наложен за долги и дело это бесповоротное. — Она усмехнулась. — У женишка дорогого денег даже на мундир не было при выпуске из кадетов. Алексей Григорьевич справили.
— А что ж теперь, оставил своими милостями? Как-никак родня всё-таки.
— Такой родни, сказали граф, у него целый хутор.
— Замолчи, мерзавка! — снова сорвалась на крик старуха. — Ей слово — она два в ответ! — Задумчиво добавила: — Может, поласковее с его сиятельством надо было, они ведь озорник известный... Я и то пораньше ушла, чтобы поговорить вам с глазу на глаз...
— Куда уж поласковее, — снова усмехнулась Поликсена, показывая оставленные Гришкой синяки на руках. — Всю испятнал, ладно, что хмелен был, а то бы... — врала она вдохновенно и весьма убедительно.
Мельком взглянув на синяки, Мавра проворчала:
— Цел.
— Тогда натягивай штаны! — Они расхохотались, давясь смехом.
— Ты как оказался тут? — завязывая штаны, шёпотом спросил Гриц.
— Считай, случаем. Шёл к тебе да гляжу: лестница ещё не прибрана, а солнышко уже небо румянит. Думаю: как бы не попался котик на сметане, а вдруг пособить придётся. Везёт тебе, что друг у тебя пташка ранняя. Слышь, хочешь чудо покажу?
— В колодце? — хмыкнул Гриц.
— Нет, с колокольни. Заскочим к тебе, и айда. Освежимся?
— Как всегда.
— Бежим, надо успеть до восхода.
А Поликсена, отперев дверь, принялась зевать и потирать глаза, делая вид, что сладко спала. Мавра Григорьевна, обойдя комнату, выглянула на всякий случай в сад. И тут Полинька похолодела: в момент бегства Гришка потерял рубаху, и она красовалась на полу у подоконника. Счастье, что Мавра была подслеповата. Заметив беспорядок, упрекнула:
— Неряшлива, матушка, раскидала одёжку. Подбери-ка. Окна раскрыла... — Она подозрительно поглядела на девушку. — Что за шум был перед рассветом, индо меня разбудил?
— Комары тревожили, считай, всю ночь не спала, все их, проклятых, гоняла, — не моргнув глазом, соврала воспитанница.
— А не энтот ли комар смуглявый, на коего вчерась ты всё глаза пялила? Я прознала: он рядом живёт. А?.. Смотри у меня, не для амуров тебя сюда привезла. — Мавра села в кресло, тяжко охнувшее под ней, да и сама она вздохнула при этом никак не тише. — Говорила вчерась с его светлостью насчёт твоего Мировича, женишка объявленного.
— Он не мой, тётенька, и я за него не пойду, — резко ответила Поликсена, сверкнув глазами. Мавра вскочила, как подброшенная.
— Что плетёшь, мерзавка? Её поишь, кормишь, дрянь безродную! Ко двору, в штат фрейлинский определила, а она... — Старуха задохнулась от гнева и вновь шлёпнулась в кресло, хватаясь за грудь.
— Мирович нищ, тётенька, — тихо проговорила воспитанница.
— То есть как — нищ? — Мавра аж рот приоткрыла.
— Алексей Григорьевич сказали, что на родовое имение Мировичей секвестр наложен за долги и дело это бесповоротное. — Она усмехнулась. — У женишка дорогого денег даже на мундир не было при выпуске из кадетов. Алексей Григорьевич справили.
— А что ж теперь, оставил своими милостями? Как-никак родня всё-таки.
— Такой родни, сказали граф, у него целый хутор.
— Замолчи, мерзавка! — снова сорвалась на крик старуха. — Ей слово — она два в ответ! — Задумчиво добавила: — Может, поласковее с его сиятельством надо было, они ведь озорник известный... Я и то пораньше ушла, чтобы поговорить вам с глазу на глаз...
— Куда уж поласковее, — снова усмехнулась Поликсена, показывая оставленные Гришкой синяки на руках. — Всю испятнал, ладно, что хмелен был, а то бы... — врала она вдохновенно и весьма убедительно.
Мельком взглянув на синяки, Мавра проворчала: