— Умом тронулась, — вовсе протрезвев, буркнул Гришка. — А ежели накроет старая ворона, что будет, разумеешь?
— А будь что будет, мне всё равно.
— Что так?
— Сговорена я замуж, а честь не сберегла... Грех-то какой!
Григорий хмыкнул:
— А ты покайся, не впервой, чать. Грех-то и отлетит.
Поликсена обиженно сверкнула глазами:
— Смеёшься, охальник.
— Прощай, Полинька, — смягчился Потёмкин. — Идти надобно.
— Гриш... — голос Полиньки был нежен и вкрадчив. — А на память девушке-сироте не оставишь ли что?.. Вон тебя вчерась как одарили.
Григорий лукаво сощурился:
— Полинька, дружочек, сладок ли я был?
— Ой, Гриша... Гришефишечка... уж так сладок, так сладок...
— Ну, вот видишь, а я сладости задаром раздаю.
На секунду замерев, Поликсена восхищённо прошептала:
— Ты дьявол.
— Будешь умницей, ещё полакомишься.
Она повисла у него на шее, прижавшись всем телом. Чувствуя вновь поднимающееся желание, Григорий обхватил её горячие бёдра и прижал к себе, она задохнулась, шепча что-то...
Вдруг за дверью скрипнули половицы. Гришка вихрем с постели и нырнул в окно. Вслед донёсся ворчливый зов:
— Поликсена! Отвори.
Гришка кубарем скатился вниз, и лестница, будто сама собой, ушла в сторону, бесшумно легла в траву. Кто-то схватил его за руку и потащил в кусты.
— Цел? — Перед ним возникла ухмыляющаяся Тимошкина физиономия.
— Умом тронулась, — вовсе протрезвев, буркнул Гришка. — А ежели накроет старая ворона, что будет, разумеешь?
— А будь что будет, мне всё равно.
— Что так?
— Сговорена я замуж, а честь не сберегла... Грех-то какой!
Григорий хмыкнул:
— А ты покайся, не впервой, чать. Грех-то и отлетит.
Поликсена обиженно сверкнула глазами:
— Смеёшься, охальник.
— Прощай, Полинька, — смягчился Потёмкин. — Идти надобно.
— Гриш... — голос Полиньки был нежен и вкрадчив. — А на память девушке-сироте не оставишь ли что?.. Вон тебя вчерась как одарили.
Григорий лукаво сощурился:
— Полинька, дружочек, сладок ли я был?
— Ой, Гриша... Гришефишечка... уж так сладок, так сладок...
— Ну, вот видишь, а я сладости задаром раздаю.
На секунду замерев, Поликсена восхищённо прошептала:
— Ты дьявол.
— Будешь умницей, ещё полакомишься.
Она повисла у него на шее, прижавшись всем телом. Чувствуя вновь поднимающееся желание, Григорий обхватил её горячие бёдра и прижал к себе, она задохнулась, шепча что-то...
Вдруг за дверью скрипнули половицы. Гришка вихрем с постели и нырнул в окно. Вслед донёсся ворчливый зов:
— Поликсена! Отвори.
Гришка кубарем скатился вниз, и лестница, будто сама собой, ушла в сторону, бесшумно легла в траву. Кто-то схватил его за руку и потащил в кусты.
— Цел? — Перед ним возникла ухмыляющаяся Тимошкина физиономия.