— Молодость… горячая кровь, — перебила его женщина. — Жаль нынче о чести не заботятся так же трепетно, как в былые времена.
— Для меня важна честь каждого, — Элжерон невольно нахмурился. — Включая меня самого. Не стоит примерять на других, и делать скоропостижные предложения, которые по вкусу Вам.
— Полноте, граф, — улыбнулась Филиппина, не спеша отправляясь к выходу. — Мы оба взрослые люди! Вы уже думали о том, чтобы взять мою дочь в жены? Ей, похоже, очень нравится в Вашем замке, уверена, ей было бы здесь хорошо, вдали от шумного города, на природе.
— Филиппина… — граф с укоризной поджал губы. — Я не стану Вас ни в чем переубеждать. Но посоветую отправиться спать. Хорошо?
Женщина в ответ сделала грудь колесом и уперла руки в бока.
— Надеюсь, если бы я решила сделать иначе, Вы бы не поступили со мной, как с нашим охранником, выгнав из замка прямо в ночном платье?
— Предпочту не вспоминать о том, что Вы натравили на меня вооруженного человека, — учтиво ответил Элжерон. — Если я не ношу в кармане пистолет, не значит, что у меня нет иных способов защитить себя. Помните об этом, — с улыбкой закончил граф. — Доброй ночи.
— Доброй… — недовольно пробурчала Филиппина и ушла из кухни.
Крупное овальное зеркало в тяжелой медной оправе, которая словно состояла из закованных в металл древесных прутьев, листьев и утонченных цветов неведомых Элжерону растений, отбило яркий солнечный утренний луч, дружелюбно выглянувший после долгой снежной бури. Граф одернул полы длинного пальто темно-синего, почти черного цвета, и надел шляпу, напоследок смахнув с одного из цветков надокучливую паутину Франчески, упавшую с потолка. Едва он отвернулся от своего отражения в полный рост, намереваясь покинуть прихожую и отправиться к ждущему его на улице кучеру, как ему наперерез бросилась его старшая горничная.
— Ах, куда же Вы, граф, в такую рань? Едва рассвело, а Вы уже собраны и выходите! — запричитала она, семеня за ним следом.
— Я всего лишь направляюсь по делам в деревню, — улыбнулся ей Элжерон. — Чем раньше я выеду, тем раньше вернусь в замок под твою опеку, Алиса.
— Ну куда Вы, с душой-то нараспашку, — не унималась женщина, из-за чего Элжерон со вздохом начал застегивать резные крупные пуговицы.
— Вот, теперь я достаточно одет для того, чтобы выйти на улицу? — поинтересовался он, разведя руки.
— Нет, как же, а шея голая, — не унималась Алиса. В ее руках невесть откуда появился голубой полосатый шарф, и она ловко намотала его на шею графа, завязав под подбородком. — Вы ведь так наверняка простудитесь!
— Я? Простужусь? — фыркнул Элжерон.
— А что бы сказала Ваша матушка, увидь она, как Вы не заботитесь о себе? — с укоризной в голосе добавила Алиса, закончив одевать своего подопечного.
— Не знаю… — тихо ответил граф. — Спасибо, — произнес он и, ловко обогнув женщину, выскользнул на улицу, слыша вслед причитания о том, что он не позавтракал.
Элжерон тихо засмеялся про себя, бодрым шагом подойдя к ожидающим его саням. Гнедой конь нетерпеливо бил копытом утоптанный им же снег, взволнованно радуясь морозной погоде и скорой пробежке до деревни. Граф подошел к животному и приветственно похлопал его по шее, за что конь резко обернулся и обдал его жарким паром дыхания.
— Мы Вас уже заждались, граф, — донесся с козел хриплый голос старого конюха.
— Томас, в такую погоду тебе бы сидеть дома, и коней чистить, — с укором ответил Элжерон, обходя сани и забираясь в них. Прислуга заботливо укрыла скамью двумя пледами, чтобы он не замерз в пути. — И выброси эту дрянь, — с укоризной добавил граф, покачав головой, заметив во рту Томаса самокрутку. — Я ведь столько раз говорил, что ты попросту растворяешь собственные легкие, добровольно приближая свою смерть.
— Да что мне там осталось-то, в моем возрасте, — беспечно махнул рукой кучер.
— Однако же, подгонять собственное время — не лучшая идея. Оно этого не любит.
— Молодость… горячая кровь, — перебила его женщина. — Жаль нынче о чести не заботятся так же трепетно, как в былые времена.
— Для меня важна честь каждого, — Элжерон невольно нахмурился. — Включая меня самого. Не стоит примерять на других, и делать скоропостижные предложения, которые по вкусу Вам.
— Полноте, граф, — улыбнулась Филиппина, не спеша отправляясь к выходу. — Мы оба взрослые люди! Вы уже думали о том, чтобы взять мою дочь в жены? Ей, похоже, очень нравится в Вашем замке, уверена, ей было бы здесь хорошо, вдали от шумного города, на природе.
— Филиппина… — граф с укоризной поджал губы. — Я не стану Вас ни в чем переубеждать. Но посоветую отправиться спать. Хорошо?
Женщина в ответ сделала грудь колесом и уперла руки в бока.
— Надеюсь, если бы я решила сделать иначе, Вы бы не поступили со мной, как с нашим охранником, выгнав из замка прямо в ночном платье?
— Предпочту не вспоминать о том, что Вы натравили на меня вооруженного человека, — учтиво ответил Элжерон. — Если я не ношу в кармане пистолет, не значит, что у меня нет иных способов защитить себя. Помните об этом, — с улыбкой закончил граф. — Доброй ночи.
— Доброй… — недовольно пробурчала Филиппина и ушла из кухни.
Крупное овальное зеркало в тяжелой медной оправе, которая словно состояла из закованных в металл древесных прутьев, листьев и утонченных цветов неведомых Элжерону растений, отбило яркий солнечный утренний луч, дружелюбно выглянувший после долгой снежной бури. Граф одернул полы длинного пальто темно-синего, почти черного цвета, и надел шляпу, напоследок смахнув с одного из цветков надокучливую паутину Франчески, упавшую с потолка. Едва он отвернулся от своего отражения в полный рост, намереваясь покинуть прихожую и отправиться к ждущему его на улице кучеру, как ему наперерез бросилась его старшая горничная.
— Ах, куда же Вы, граф, в такую рань? Едва рассвело, а Вы уже собраны и выходите! — запричитала она, семеня за ним следом.
— Я всего лишь направляюсь по делам в деревню, — улыбнулся ей Элжерон. — Чем раньше я выеду, тем раньше вернусь в замок под твою опеку, Алиса.
— Ну куда Вы, с душой-то нараспашку, — не унималась женщина, из-за чего Элжерон со вздохом начал застегивать резные крупные пуговицы.
— Вот, теперь я достаточно одет для того, чтобы выйти на улицу? — поинтересовался он, разведя руки.
— Нет, как же, а шея голая, — не унималась Алиса. В ее руках невесть откуда появился голубой полосатый шарф, и она ловко намотала его на шею графа, завязав под подбородком. — Вы ведь так наверняка простудитесь!
— Я? Простужусь? — фыркнул Элжерон.
— А что бы сказала Ваша матушка, увидь она, как Вы не заботитесь о себе? — с укоризной в голосе добавила Алиса, закончив одевать своего подопечного.
— Не знаю… — тихо ответил граф. — Спасибо, — произнес он и, ловко обогнув женщину, выскользнул на улицу, слыша вслед причитания о том, что он не позавтракал.
Элжерон тихо засмеялся про себя, бодрым шагом подойдя к ожидающим его саням. Гнедой конь нетерпеливо бил копытом утоптанный им же снег, взволнованно радуясь морозной погоде и скорой пробежке до деревни. Граф подошел к животному и приветственно похлопал его по шее, за что конь резко обернулся и обдал его жарким паром дыхания.
— Мы Вас уже заждались, граф, — донесся с козел хриплый голос старого конюха.
— Томас, в такую погоду тебе бы сидеть дома, и коней чистить, — с укором ответил Элжерон, обходя сани и забираясь в них. Прислуга заботливо укрыла скамью двумя пледами, чтобы он не замерз в пути. — И выброси эту дрянь, — с укоризной добавил граф, покачав головой, заметив во рту Томаса самокрутку. — Я ведь столько раз говорил, что ты попросту растворяешь собственные легкие, добровольно приближая свою смерть.
— Да что мне там осталось-то, в моем возрасте, — беспечно махнул рукой кучер.
— Однако же, подгонять собственное время — не лучшая идея. Оно этого не любит.