— Франческа! — воскликнул он, потянув к ней руку, но не услышал своего голоса, заглушаемого дьявольским криком. На пол закапала кровь, и Элжерон прижал ладонь к лицу, понимая, что она текла из носа.
Вой остановился так же внезапно, как начался. Маргарет закрыла рот и глаза, и безвольной куклой упала на пол. Элжерон едва успел протянуть руки и подхватить ее, не позволяя ушибиться. Он размашисто вытер рукавом с лица кровь и обхватил девушку за предплечья, встряхивая, надеясь привести ее в чувства. Граф заметил, что оставил на ее коже красные отпечатки своей крови и, невольно скрившись, отнял от нее ладони, внезапно осознавая, что это была вовсе не его кровь. На жемчужной коже Маргарет, в местах, где он ее коснулся, оставались багровые вмятины, словно Элжерон дотронулся до льда, и тот растаял под жаром его тела. Граф отдернул ладони от девушки, лежащей без сознания на его коленях, отмечая еще больше пятен, оставленных его неосторожными движениями.
Внезапно из дальнего коридора Элжерон услышал взволнованные голоса. Похоже, вопль боли, изданный Маргарет, пробудил всех обитателей замка, что теперь поспешно искали источник шума. И вскоре они найдут графа, сидящего на коленях посреди холла с обнаженной девушкой на руках.
— Проклятье, — прошипел он сквозь зубы, озираясь.
Франческа лежала рядом с ним на спине, поджав под себя все лапы, как лежат в пыльных углах амбара давно почившие пауки, но, к счастью, была жива. Элжерон наспех снял с себя верхнюю часть пижамы и натянул обратно на руки, манжетами к плечам, закрывая открытую часть кожи, после чего просунул руки под девушку и накрыл ее сверху оставшейся свисать тканью, пряча ее наготу от собственных глаз. Он поднялся, бережно держа ее на руках, и с сожалением обернулся на Франческу.
— Я скоро вернусь к тебе, — пообещал он, и никем не замеченный нырнул в темноту прохода, ведущего в подвал.
Элжерон напряженно прислушивался к голосам и топоту ног прислуги, снующей по замку и нервно обсуждающей взбудоражившее их событие. Граф неслышно прошел по темному холодному коридору, образованному каменными серыми стенами, и зашел в обширный погреб. Элжерон ощупью, тщательно огибая шкафы, полки, ящики и бочки, стоящие на полу, добрался до лестницы, ведущей на кухню, и, подняв деревянный люк, настороженно окинул взглядом кухню. К счастью, здесь не было ни души, и граф поднялся наверх. Оставалось лишь доставить свою ношу в ее спальню и проверить, все ли с ней было в порядке. Элжерон выглянул в коридор, слыша голоса горничных совсем неподалеку, но никого не заметил, и быстрым шагом отправился к боковой лестнице, которой чаще пользовалась прислуга. Поднявшись на третий этаж, он вздохнул с облегчением, слыша лишь абсолютную тишину, утопающую в ковровых дорожках коридоров, и, в конце концов, зашел в спальню, выделенную для юной баронессы.
Граф почувствовал жгучий холод и мгновенно продрог в этой комнате. Он бережно положил девушку на кровать и удивленно оглянулся. Из распахнутого настежь окна сквозил ледяной ветер, а у подоконника собрался небольшой сугроб, навеянный грубыми порывами вьюги. Несмотря на то, что была глубокая ночь, в комнате было достаточно светло из-за снега, коего навалило на улице с лихвой, и граф неплохо видел окружающую его обстановку. Он осторожно вытащил из-под Маргарет свою окровавленную ночную рубаху и надел ее обратно, шаря глазами в поисках одежды девушки. Она обнаружилась на полу рядом, но к удивлению Элжерона была полностью уничтожена, словно ее рвали на себе в тщетных попытках избавиться от удушающей тело ткани. Граф прислушался к Маргарет, отмечая, что она всего лишь глубоко и безмятежно спала, словно ничего не случилось несколькими минутами ранее. Он накрыл девушку одеялом, и все же закрыл окно заледеневшими от зимнего холода пальцами.
— Что за чертовщина здесь творится… — прошептал он, растерянно оглядывая комнату и виновницу произошедшего. Но все же оставаться в этой комнате было небезопасно.
Элжерон вышел в коридор, чтобы проскользнуть в гардеробную и сменить испорченную одежду. Убедившись, что новая темно-синяя пижама была абсолютно чистой, он прихватил еще одну свечу и, напустив себя сонный вид, спустился в холл.
Здесь творила суета и волнение, разлившееся по помещению удушающими Элжерона волнами, будоражащими чувства и забивающими голову. Он невольно поморщился и громко спросил:
— Почему вы все здесь собрались?
Графу показалось, что в холле была и вправду едва ли не вся прислуга: человек 30, не меньше. Они сновали вокруг Франчески, взбудораженно переговариваясь. От толпы отделилась Алиса, старшая горничная в летах, и подошла к Элжерону.
— Сэр, нас всех разбудил леденящий кровь вой! Словно стая волков проникла в замок и решила устроить песнопения! Неужто Вы ничего не слышали? — взволнованной скороговоркой проговорила она.
— Нет, я сплю крепко. Разойдитесь, — приказал он, пытаясь пробраться к Франческе.
— Похоже, с Вашим питомцем что-то случилось, — запричитала Алиса, заламывая руки.
— Я разберусь со своим питомцем, — вздохнул граф. — А теперь все, будьте любезны, отправляйтесь обратно спать, — велел он, окинув взглядом притихшую прислугу. Они переглянулись и нехотя, тихо перешептываясь, растеклись по проходам замка, возвращаясь в свои комнаты. Элжерон подождал, пока не останется в полном одиночестве, и упал на колени перед Франческой. — Мой бедный маленький паучок, — с сожалением произнес он, проводя ладонью по ее боку и останавливаясь в передней части головогруди, над глазами. Он медленно снял с нее морок бессознательности, приводя существо в себя. Франческа слабо пошевелилась и начала распрямлять скрюченные ноги.
— Элжерон… — жалобно проскрипела она, потянувшись к нему за помощью.
— Знаю, моя хорошая, тебе плохо, — утешающе произнес он, поглаживая второй рукой брюшко. — Сейчас я все сделаю, и тебе станет полегче, — добавил граф, убирая последствия оглушения. Через пару минут он ощутил, что силы вернулись к Франческе, и она осторожно перевернулась на ноги, с трудом поднимаясь. — Пойдем в спальню? — спросил Элжерон, вставая с пола. Паучиха, пошатываясь, отправилась к лестнице, и он последовал за ней. Добравшись, наконец, до его комнаты, Франческа неспешно залезла на кровать и бухнулась на нее, распрямляя ноги. Элжерон прихватил с кресла пестрый теплый плед с квадратным узором и заботливо укрыл паучиху.
— Можно мне остаться в ногах? — плаксиво спросила она.
— Можно, можно, — разрешил Элжерон, успокаивающе погладив ее бок. Он положил ладонь ей на глаза: — А теперь спи, — приказал он, погружая существо в глубокий исцеляющий сон, благодаря которому Франческа на утро будет в полном порядке.
Убедившись, что с его питомцем теперь все было хорошо, Элжерон взволнованно обошел по кругу свою спальню, ощущая крайнюю степень эмоционального возбуждения. Похоже, над Маргарет и вправду довлел некий недуг, который лекарям был неподвластен, но и сам граф не разбирался в этой сфере. Стоило более детально опросить баронессу о том, что происходило с ней во время до того, как на нее пало проклятие, и возможно ему удалось хотя бы найти источник, который его создал, и отправить Маргарет домой разбираться с этим человеком, ведь тот, кто проклятие создал, должен знать, как его снимать. Вот только ее мать, Филиппина, вряд ли позволит им провести спокойную беседу, постоянно перебивая и внося смуту в их диалог, разбивая цепочки мыслей и путая нити повествования.
— Франческа! — воскликнул он, потянув к ней руку, но не услышал своего голоса, заглушаемого дьявольским криком. На пол закапала кровь, и Элжерон прижал ладонь к лицу, понимая, что она текла из носа.
Вой остановился так же внезапно, как начался. Маргарет закрыла рот и глаза, и безвольной куклой упала на пол. Элжерон едва успел протянуть руки и подхватить ее, не позволяя ушибиться. Он размашисто вытер рукавом с лица кровь и обхватил девушку за предплечья, встряхивая, надеясь привести ее в чувства. Граф заметил, что оставил на ее коже красные отпечатки своей крови и, невольно скрившись, отнял от нее ладони, внезапно осознавая, что это была вовсе не его кровь. На жемчужной коже Маргарет, в местах, где он ее коснулся, оставались багровые вмятины, словно Элжерон дотронулся до льда, и тот растаял под жаром его тела. Граф отдернул ладони от девушки, лежащей без сознания на его коленях, отмечая еще больше пятен, оставленных его неосторожными движениями.
Внезапно из дальнего коридора Элжерон услышал взволнованные голоса. Похоже, вопль боли, изданный Маргарет, пробудил всех обитателей замка, что теперь поспешно искали источник шума. И вскоре они найдут графа, сидящего на коленях посреди холла с обнаженной девушкой на руках.
— Проклятье, — прошипел он сквозь зубы, озираясь.
Франческа лежала рядом с ним на спине, поджав под себя все лапы, как лежат в пыльных углах амбара давно почившие пауки, но, к счастью, была жива. Элжерон наспех снял с себя верхнюю часть пижамы и натянул обратно на руки, манжетами к плечам, закрывая открытую часть кожи, после чего просунул руки под девушку и накрыл ее сверху оставшейся свисать тканью, пряча ее наготу от собственных глаз. Он поднялся, бережно держа ее на руках, и с сожалением обернулся на Франческу.
— Я скоро вернусь к тебе, — пообещал он, и никем не замеченный нырнул в темноту прохода, ведущего в подвал.
Элжерон напряженно прислушивался к голосам и топоту ног прислуги, снующей по замку и нервно обсуждающей взбудоражившее их событие. Граф неслышно прошел по темному холодному коридору, образованному каменными серыми стенами, и зашел в обширный погреб. Элжерон ощупью, тщательно огибая шкафы, полки, ящики и бочки, стоящие на полу, добрался до лестницы, ведущей на кухню, и, подняв деревянный люк, настороженно окинул взглядом кухню. К счастью, здесь не было ни души, и граф поднялся наверх. Оставалось лишь доставить свою ношу в ее спальню и проверить, все ли с ней было в порядке. Элжерон выглянул в коридор, слыша голоса горничных совсем неподалеку, но никого не заметил, и быстрым шагом отправился к боковой лестнице, которой чаще пользовалась прислуга. Поднявшись на третий этаж, он вздохнул с облегчением, слыша лишь абсолютную тишину, утопающую в ковровых дорожках коридоров, и, в конце концов, зашел в спальню, выделенную для юной баронессы.
Граф почувствовал жгучий холод и мгновенно продрог в этой комнате. Он бережно положил девушку на кровать и удивленно оглянулся. Из распахнутого настежь окна сквозил ледяной ветер, а у подоконника собрался небольшой сугроб, навеянный грубыми порывами вьюги. Несмотря на то, что была глубокая ночь, в комнате было достаточно светло из-за снега, коего навалило на улице с лихвой, и граф неплохо видел окружающую его обстановку. Он осторожно вытащил из-под Маргарет свою окровавленную ночную рубаху и надел ее обратно, шаря глазами в поисках одежды девушки. Она обнаружилась на полу рядом, но к удивлению Элжерона была полностью уничтожена, словно ее рвали на себе в тщетных попытках избавиться от удушающей тело ткани. Граф прислушался к Маргарет, отмечая, что она всего лишь глубоко и безмятежно спала, словно ничего не случилось несколькими минутами ранее. Он накрыл девушку одеялом, и все же закрыл окно заледеневшими от зимнего холода пальцами.
— Что за чертовщина здесь творится… — прошептал он, растерянно оглядывая комнату и виновницу произошедшего. Но все же оставаться в этой комнате было небезопасно.
Элжерон вышел в коридор, чтобы проскользнуть в гардеробную и сменить испорченную одежду. Убедившись, что новая темно-синяя пижама была абсолютно чистой, он прихватил еще одну свечу и, напустив себя сонный вид, спустился в холл.
Здесь творила суета и волнение, разлившееся по помещению удушающими Элжерона волнами, будоражащими чувства и забивающими голову. Он невольно поморщился и громко спросил:
— Почему вы все здесь собрались?
Графу показалось, что в холле была и вправду едва ли не вся прислуга: человек 30, не меньше. Они сновали вокруг Франчески, взбудораженно переговариваясь. От толпы отделилась Алиса, старшая горничная в летах, и подошла к Элжерону.
— Сэр, нас всех разбудил леденящий кровь вой! Словно стая волков проникла в замок и решила устроить песнопения! Неужто Вы ничего не слышали? — взволнованной скороговоркой проговорила она.
— Нет, я сплю крепко. Разойдитесь, — приказал он, пытаясь пробраться к Франческе.
— Похоже, с Вашим питомцем что-то случилось, — запричитала Алиса, заламывая руки.
— Я разберусь со своим питомцем, — вздохнул граф. — А теперь все, будьте любезны, отправляйтесь обратно спать, — велел он, окинув взглядом притихшую прислугу. Они переглянулись и нехотя, тихо перешептываясь, растеклись по проходам замка, возвращаясь в свои комнаты. Элжерон подождал, пока не останется в полном одиночестве, и упал на колени перед Франческой. — Мой бедный маленький паучок, — с сожалением произнес он, проводя ладонью по ее боку и останавливаясь в передней части головогруди, над глазами. Он медленно снял с нее морок бессознательности, приводя существо в себя. Франческа слабо пошевелилась и начала распрямлять скрюченные ноги.
— Элжерон… — жалобно проскрипела она, потянувшись к нему за помощью.
— Знаю, моя хорошая, тебе плохо, — утешающе произнес он, поглаживая второй рукой брюшко. — Сейчас я все сделаю, и тебе станет полегче, — добавил граф, убирая последствия оглушения. Через пару минут он ощутил, что силы вернулись к Франческе, и она осторожно перевернулась на ноги, с трудом поднимаясь. — Пойдем в спальню? — спросил Элжерон, вставая с пола. Паучиха, пошатываясь, отправилась к лестнице, и он последовал за ней. Добравшись, наконец, до его комнаты, Франческа неспешно залезла на кровать и бухнулась на нее, распрямляя ноги. Элжерон прихватил с кресла пестрый теплый плед с квадратным узором и заботливо укрыл паучиху.
— Можно мне остаться в ногах? — плаксиво спросила она.
— Можно, можно, — разрешил Элжерон, успокаивающе погладив ее бок. Он положил ладонь ей на глаза: — А теперь спи, — приказал он, погружая существо в глубокий исцеляющий сон, благодаря которому Франческа на утро будет в полном порядке.
Убедившись, что с его питомцем теперь все было хорошо, Элжерон взволнованно обошел по кругу свою спальню, ощущая крайнюю степень эмоционального возбуждения. Похоже, над Маргарет и вправду довлел некий недуг, который лекарям был неподвластен, но и сам граф не разбирался в этой сфере. Стоило более детально опросить баронессу о том, что происходило с ней во время до того, как на нее пало проклятие, и возможно ему удалось хотя бы найти источник, который его создал, и отправить Маргарет домой разбираться с этим человеком, ведь тот, кто проклятие создал, должен знать, как его снимать. Вот только ее мать, Филиппина, вряд ли позволит им провести спокойную беседу, постоянно перебивая и внося смуту в их диалог, разбивая цепочки мыслей и путая нити повествования.